Тщетная попытка все же не была напрасной. Они уже проходили мимо злополучного бревна, недалеко от которого был проход через заросли к поселковой дороге. Может быть, повезет, и они доедут на автобусе. Или, по крайней мере, можно спрятаться под крышей остановки и переждать ливень. К сожалению, Вера не знала точного расписания. Автобус ходил либо каждый час, либо каждые два часа.

Коридор густых зарослей вокруг тропинки надежно укрыл ребят от хлесткого ветра. А нависающие кроны деревьев приняли на себя удар первых капель, срывающихся с небес и стекающих вниз по пыльной листве, оставляя на ней грязные влажные дорожки.

«Как выйдем из леса, там остановка в метрах двухстах направо. Может, подождем автобус?» – неуверенно предложила Вера.

Серега, прищурившись, задумчиво глянул на девочку и кивнул. Мысль была дельная. Можно будет спрятать Веру под крышу и переждать, пока гроза не утихнет. А если автобус подъедет, так это совсем будет хорошо.

Да и заметно, как она уже уморилась. Еле бредет. В любом случае, им нужно передохнуть. Идти еще добрых три километра.

Собравшись с силами, Вера прибавила шагу, все еще надеясь успеть в укрытие, хотя капли уже вовсю тарабанили по листьям. «Ну это ничего, – бодрилась Вера. – Несколько капель не беда. Главное – не промокнуть насквозь».

Вот и выход на дорогу. Ребята ненадолго замешкались, наблюдая, как крупные дождинки тяжело падают в пушистую пыль, густо покрывающую обочину, превращаясь в причудливые черные кляксы.

Серега молча снял с плеч рюкзак и дождевик и, не слушая робких возражений Веры, все также молча накинул дождевик на ее худенькие плечи поверх пляжного полотенца. Накрыл ее голову капюшоном и завязал тесемки.

– Ну все. Теперь порядок. Можно двигаться дальше, – удовлетворенно улыбнулся он.

– А как же ты? – запротестовала Вера.

– Да я здоровый, как лось. Что мне будет! – уверенно отмел ее возражения Серега. – Все, пошли. Не будем терять времени.

И Серега с некоторой опаской ступил на дорогу, каждую секунду ожидая, что на его голову обрушится тропический ливень. Но дождь не спешил. Он лишь ронял нечастые крупные капли, расползаясь темными пятнами на его одежде и стекая вниз по лицу. Ненадолго задерживаясь на подбородке, прежде чем сорваться и продолжить дальше свой путь.

Тогда он решительно взял ее за руку и повлек за собой к автобусной остановке, что слегка выступала из окружающего ее кустарника метрах в двухстах-трехстах от ребят.

Гибкая, как виноградная лоза, девочка сидела на подоконнике и беспокойно болтала ногой. Она пристально вглядывалась в затуманенные стекла окна, за которыми едва ли можно было что-то различить, кроме бесконечных струй мощного летнего ливня, заливающего все и вся вокруг. В ее зеленых кошачьих глазах легко читалось сомнение и беспокойство. Она кого-то явно ждала, прислушиваясь к каждому шороху. Но в дверь все не стучали, и девочка, прижав нос к стеклу, снова напряженно вглядывалась в мутную пелену за окном.

На кухне кто-то бойко постукивал ножом, а в комнату вплывал ароматный запах мясного бульона. На плите неспешно поспевал ужин.

– Майя, ну чего ты там сидишь? Лучше на кухню иди. Чашку чая с печеньем выпей. Ужин еще нескоро, – позвал ее озабоченный голос.

Майя молча помотала головой, не желая покидать свой пост на подоконнике. Потом осознала, что из кухни ее не видно, и озвучила свою позицию вслух:

– Мам, я попозже. Я еще тут чуть-чуть посижу.

– Ну, сиди, сиди. А так хоть с матерью бы поговорила, – недовольно согласилась с ней мать и с тяжелым вздохом добавила. – Я ведь тоже переживаю за нее. Куда она могла запропаститься в такую дождину.

Девочка легко спрыгнула с подоконника и, виновато кусая губы, торопливо прошла на кухню.

– Ну чего ты, мам? Ну ты же знаешь, что с твоим сердцем нельзя волноваться, – обнимая мать, успокаивала ее Майя, – Ну куда она денется? Придет скоро. Наверное, просто дождь пережидают где-нибудь.

– Ну кто знал, что ее заберут в такую рань. Говорила я Степан Степанычу, что в отпуск пораньше мне надо уйти. Так бы мы на прошлой неделе приехали и навестили ее в больнице, – горько жаловалась мать – А теперь ищи ее, свищи!

– А чего ее искать? Наталья Сергеевна сказала ведь, что ее забрали друзья. Значит, скоро привезут ее домой, – не веря самой себе, продолжала утешать свою маму девочка.

– Майя! Ее забрали часов в 10 утра! Сейчас половина пятого! Ну как это понимать!? – не успокаивалась мама. – Скоро и Петр придет с работы. Что я ему скажу?

– Твой Петр сам виноват, что Вера убежала. Никогда не поверю, чтобы он переживал! – зло отрезала девочка. —Ты же сама так говорила.

– Ну, говорила. В сердцах много чего можно наговорить, – неохотно согласилась мама. —Но он же помирился с нами, когда это случилось, и бабку выгнал.

– Ой, выгнал! Скажешь тоже. Такую кикимору фиг выгонишь, если сама не захочет, – недоверчиво фыркнула Майя.

– Ну, может, и сама ушла. Я этот вопрос сильно не поднимала. Главное, что уехала восвояси, – философски заключила мама.

Опустившись на стул, девочка ненадолго замолчала. И потом спросила:

– Мам, а почему вы с дядей Петей поссорились?

– Долгая это история. Обижал он Катю, хоть вроде и говорил, что любит, – неопределенно пожевала губами мать. – Ну и ревновал само собой. Из дома не выпускал.

– Тиранил, что ли? – задумчиво глядя на мать, спросила Майя.

– Ну, можно сказать и тиранил. Но морально больше. Без рукоприкладства, —утвердительно покачивая головой, согласилась мать. – Я пыталась с ним поговорить, чтобы он сильно ее не зажимал. А он бабку эту проклятую слушал больше. Так и разругались вдребезги.

– Ведьма она… Натуральная ведьма! – грустно продолжила она. – Всю жизнь Катерине заела. И Верочку с самого рождения невзлюбила.

– Вот я и говорю. Кикимора болотная! – сочувственно поддакнула Майя.

Тут в дверь коротко постучали, и Майя, радостно встрепенувшись, побежала отпирать щеколду.

Однако радость ее была недолгой. На пороге, старательно стряхивая капли дождя с потрепанного черного зонта, стоял дядя Петя.

Мрачный тяжелый взгляд из-под кустистых бровей неодобрительно окинул девочку с ног до головы, а квадратный, выступающий вперед подбородок слегка кивнул в качестве приветствия.

– Здрасти, дядя Петя! – пискнула вмиг сникшая Майя. – А мы тут Веру ждем. А она все не идет.

Кустистые брови еще больше нахмурились, а взгляд сменился на недоверчивое недоумение.

– Как это не идет? А вы разве из больницы ее не забрали? Мать где? – отрывисто пробасил он, проходя на кухню.

– Здравствуй, Петр, – озабоченно закивала ему мать девочки.

– Здорово, Марина! А где Вера? – обратил он на нее вопрошающий взгляд.

– Мы приехали за ней к обеду, а ее уже забрали, – развела руками Марина.

– Кто ее мог забрать? У нее никого, кроме нас, нет, – непонимающе уставился на нее Петр.

– По словам старшей медсестры, это были ее друзья, – пожала плечами Марина. – А ты разве не ходил к Вере? Не предупредил, что мы приедем?

Петр дернул плечом и отвернулся.

– Не ходил, – коротко буркнул он. – Мне нечего ей сказать.

– Но она же твоя дочь, – изумилась Марина. – Как же так случилось, что ты не разу ее не навестил?

– Еще не факт, что моя, – холодно возразил он.

– О, пожалуйста. Не начинай эту шарманку, Петр, – раздраженно сказала Марина. – Мы не за этим сюда приехали.

– Ладно, было – не было. Все уже пройденный этап. Отболело уже давно, —неохотно согласился Петр. – По документам моя, значит, мне за нее и отвечать.

Петр однозначно лукавил перед своими гостями. Но еще в большей степени он обманывал самого себя. Это было очевидно, что он никогда не испытывал особого расположения к Вере – своей дочери. Но было запрятано где-то глубоко внутри его грубоватой души странное чувство жалости, к которому примешивалось саднящее чувство вины за смерть Кати. Мать девочки, которая любила ее, как волчица своего единственного ненаглядного щенка, погибла, когда Вере было одиннадцать. С тех пор девочка бродила как неприкаянная, не знающая, к кому прислониться и найти хоть какую-нибудь точку опоры. Именно поэтому, когда Вера потерялась, он крепко поскандалил с не скрывающей свое злорадство бабкой. Та откровенно надеялась, что Вера сбежала с концами и ей теперь будет меньше хлопот присматривать за нелюбимой внучкой. Бабка была так ошеломлена, что он стал заступаться и переживать за Веру, что в сердцах убежала в свою комнату. Весь вечер верещала, что ноги ее больше не будет в этом неблагодарном доме, что уезжает она навсегда к своим родным, которые давно ее заждались. А он пусть теперь сам, как хочет, так и смотрит за своей замухрышкой. Через пару дней она и отчалила восвояси.