Империя была любопытным, но потенциально опасным испытанием для духа совершенствования и систематизации, характерного для эпохи Просвещения. Она по умолчанию предполагала многообразие. Ее размеры обычно не позволяли центральнод власти осуществлять постоянный надзор за происходящим на местах. Попытка внедрить в империи просвещенную комбинацию государственного “благоустройства” и гомогенизации могла вызвать огромное сопротивление. Екатерина была слишком осторожна и практична, чтобы доводить Просвещение до крайности. У нее не было и правительственного аппарата, подходящего для таких масштабных преобразований, которые не ограничивались бы узкой фискально-военной сферой. Ее друг и союзник император Иосиф II Габсбург был более свободен и менее осмотрителен²².

Сегодня имя Екатерины II на Западе прежде всего ассоциируется с ее увлекательной сексуальной жизнью. Женщина на троне к 1760-м годам уже не шокировала Россию, поскольку после смерти Петра Великого и до восшествия Екатерины на престол империя почти все время пребывала в женских руках. Юную принцессу Софию Ангальт-Цербстскую при крещении в православие нарекли Екатериной – в честь Екатерины I, матери императрицы Елизаветы Федоровны и второй жены Петра I. В 1725 году придворная фракция, которая посадила Екатерину I на трон, столкнулась с беспрецедентными трудностями, пытаясь легитимизировать правление не только женщины, но дочери эстонского крестьянина, которая стала любовницей, ближайшей подругой, а затем и женой Петра. Государственные и церковные лидеры разработали для этого несколько стратегий: одна из них заключалась в том, чтобы повысить популярность существующего культа святой Екатерины Александрийской, великомученицы IV века. В российском обществе той эпохи обращение к прецеденту и особенно к Библии оказывало сильнейшее влияние на умы. Святую Екатерину почитали за мужественность, которую она проявила при мученичестве, что делало ее достойной быть правительницей. И ее, и – по аналогии – императрицу Екатерину I в церковной иерархии славили за “мужскую мудрость, заключенную в ее женском теле”. Как всегда, когда заходила речь о православии и ее легитимности, Екатерина II всячески поддерживала культ этой святой. В более светском смысле любовная жизнь прошлых императриц также создала для правительницы прекрасные прецеденты. Елизавета Петровна славилась своими любовниками, свою величайшую любовь, Кирилла Разумовского, она нашла в императорском хоре. Екатерина писала, что он был, вероятно, самым красивым из знакомых ей мужчин²³.

Свободный доступ ко всем красивейшим объектам сексуального желания был одной из привилегий власти почти во всех политических традициях. Никакой мужчина не мог помешать Екатерине пользоваться ею. Несомненно, и прежде многим разведенным пожилым женщинам понравилось бы выбирать из красивых молодых офицеров того, кто скрасит им одиночество и старость. Екатерина была воспитана в традиции, которая не предполагала множества сексуальных запретов. Грубо говоря, сексуальные повадки протестантского высшего класса в Германии во многом зависели от того, пребывала ли конкретная семья под влиянием пиетизма. Появившиеся в середине XVII века пиетисты призывали к возврату к чистой вере Лютера, к внутренней духовности, а также к трудолюбию, состраданию и благочестию. Они презирали “французскую” модель распущенности нравов и вызывающей роскоши. Воспитанная совершенно не склонной к пиетизму матерью в придворной культуре, сформированной по образцу Версаля Людовика XIV, юная принцесса в детстве и отрочестве видела немало недозволенных сексуальных связей. Двор императрицы Елизаветы Петровны в этом отношении был и того свободнее. Оказавшись замужем за совершенно непривлекательным и безучастным мужчиной, Екатерина была вынуждена искать сексуального удовлетворения – возможно, даже с целью произвести на свет наследника престола – в других местах. Пока она пребывала у власти, у нее никогда не было никакого подобия гарема. В основном она придерживалась серийной моногамии. Насколько можно судить, у нее было не более дюжины любовников. Большинство ее отношений заканчивалось, когда молодые любовники находили себе других женщин. Должно быть, это причиняло ей все большую боль и питало ее комплексы, но она всегда проявляла великодушие по отношению к бывшим любовникам. При встрече с каждым новым партнером ее переполняла любовь и воодушевление, и грустно сознавать, что ей приходилось переживать травму за травмой, когда их связь разрывалась²⁴.

В целом даже самые посредственные фавориты Екатерины II не причиняли особого вреда. Пока она несла на себе бремя управления империей, они дарили ей и сексуальное наслаждение, и близость, о которой она мечтала. Источником неловкости становились лишь отношения, которые она на склоне лет заводила с мужчинами, годившимися ей во внуки. Ее последний любовник, пустой и надменный Платон Зубов, беспримерно и назойливо вмешивался в государственные дела. Но к тому времени Екатерина провела на троне более тридцати лет, и ее хватка начала слабеть. Кроме того, “дядюшка” Потемкин уже умер и более не мог эмоционально поддерживать ее и ставить на место нахальных молодых фаворитов. Впрочем, даже Зубов был лишь бурей в очень маленьком стакане воды в сравнении с тем, какое влияние на османскую политику оказала любовь Сулеймана к Хюррем. Одержимость стареющего императора Сюань-цзуна из династии Тан прекрасной молодой наложницей Ян Юйхуань направило одну из величайших империй в истории на путь разрушения²⁵.

Пожалуй, правильнее и полезнее всего сравнить Екатерину с ее современником, французским королем Людовиком XV (1715–1774). Людовик имел немало любовниц, но это вряд ли можно считать чем-то из ряда вон выходящим в истории христианских монархий. Он держал неподалеку от Версальского дворца отдельную виллу, где ублажал множество молодых женщин, часть из которых были куртизанками, и его распутство, которое было гораздо хуже поведения Екатерины, стало причиной скандала. Не в силах ни получить отпущение грехов у своего духовника, ни взять под контроль свое вожделение, Людовик более не возлагал руки на больных золотухой, что способствовало десакрализации французской монархии[22]. В одном отношении Людовик был не столь удачливым, как Екатерина. Во Франции уже существовали желтая неофициальная пресса и гражданское общество, готовое читать ее скандальные истории. В России ничего подобного еще не было. Самой знаменитой и значимой любовницей короля была мадам де Помпадур. Умная, образованная и обаятельная, она была во многих отношениях достойным эквивалентом Потемкина, однако, будучи женщиной, не могла, подобно ему, публично участвовать в военных и государственных делах. Мужчин, которым она покровительствовала, обвиняли в заключении непопулярного союза с Австрией в 1755–1756 годах, а также в самых унизительных поражениях Франции на полях сражений Семилетней войны. Мало того, мадам де Помпадур была тесно связана с финансовой группой братьев Пари, которые сколотили состояние на снабжении французской армии, которая терпела неудачу за неудачей. Ее имя в умах французов ассоциировалось с коррупцией, разгромом, развратом и унижением. Григорий Потемкин и братья Орловы, напротив, сыграли ведущие роли в величайших военных триумфах Екатерины II²⁶.

В ноябре 1796 года Екатерина умерла, наследовал ей сын Павел I. Он правил до марта 1801 года, когда его свергли и убили в ходе переворота, поддержанного многими петербургскими аристократами и гвардейскими офицерами. До сих пор в этой главе мы рассматривали лишь лучших представителей династии Романовых. В некоторой степени аналогичный перекос в сторону успешных императоров наблюдается также в других главах. Нам полезно будет обратить внимание на Павла, который являет собой пример слабого правителя. Кроме того, заговоры и убийства были обычным делом в истории императорских монархий. Разумеется, переворот, который закончился свержением Павла, был по некоторым параметрам уникален, но вместе с тем в нем нашли отражение и общие для придворной политики черты²⁷.