Впрочем, у Акбара, который страдал от приступов меланхолии и неярко выраженной эпилепсии, была и более спокойная, интроспективная и задумчивая сторона. Он был беззаветно предан своей матери и многим другим старшим женщинам в гареме, любил своих детей, с которыми проводил необычно много для монарха времени. Внутренний мир Акбара находил отражение в его глубокой любви к живописи, которой он учился в детстве. В период его правления царские художественные мастерские значительно разрослись, а качество их работы повысилось. Они создали уникальный стиль, отчасти благодаря комбинированию персидских, индийских и европейских стилей и техник. Акбар по крайней мере раз в неделю посещал мастерские, запускал множество проектов и внимательно следил за их исполнением. Однажды он написал: “Многие не любят живопись, но такие люди мне неприятны. Мне мыслится, что живописец наделен особым даром почитать Бога, ибо живописец, изображая жизнь во всех ее проявлениях, не может не чувствовать, что ему не под силу наделить свою работу индивидуальностью, а потому он вспоминает о Боге, творце жизни, и знание его растет”⁸.

Акбара глубоко интересовали вопросы религии. Он всю жизнь искал Бога и порой сталкивался с духовными трудностями и сомнениями. Тимуриды по традиции были суннитами и поддерживали суфийский Накшбандийский тарикат. В суфизме накшбандийцы пользовались особым уважением. Они сочетали личное благочестие и добродетельность с уважением к общественному порядку, иерархии и обычаям. Но обожаемая мать падишаха исповедовала шиизм. Самого Акбара всегда больше интересовал суфийский мир внутренней духовности, а не суннитские улемы и религиозная доктрина. Он стал преданным последователем главы суфийского Чиштийского тариката Салима, который служил духовным советником падишаха и играл при дворе такую же роль, как королевский духовник в католическом мире. Старший сын Акбара, будущий падишах Джахангир, родился в доме Салима. Мавзолей Салима был включен в комплекс великолепного дворца, выстроенного Акбаром в его новом городе Фатехпур-Сикри. К 1577 году Акбар практиковал изнурительные упражнения и строгие ограничения последователя Чишти. В их число входили не только строгая диета, но и периодические многокилометровые босые паломничества “по обжигающим пескам Раджастана” к чиштийским святыням. Чиштийский тарикат был гораздо более аскетичным, таинственным и склонным к мистицизму, чем Накшбандийский. Их верования и практики во многом повторяли верования и практики некоторых индуистских духовных лидеров. Салим имел в последователях почти столько же индуистов, сколько мусульман⁹.

В 1577 году Акбар открыл при своем дворе в Фатехпур-Сикри молитвенный дом, где руководил дискуссиями между представителями разных ветвей исламского вероучения, а также между брахманами, христианскими монахами-иезуитами, зороастрийцами и джайнистами. История редко видела дебаты такой глубины при других императорских дворах. Джахангир вспоминает, что “отец часто дискутировал с мудрецами из всех религий и сект, особенно с брахманами и учеными мужами Индии… он столько времени проводил с мудрецами и учеными мужами, что никто при взгляде на него не мог сказать, что он не владел грамотой. Он так хорошо понимал все тонкости поэзии и прозы, что нельзя и представить, чтобы кто-то разбирался в них лучше”. Иезуитский монах отец Монсеррат, который присутствовал на этих дебатах, счел падишаха весьма эрудированным и осведомленным в вопросах веры. Со временем, однако, иезуиты, как и мусульмане, стали осуждать Акбара, который отвергал монотеистический догматизм в пользу эклектичной духовности, сочетающей в себе элементы всех великих религий¹⁰.

Личные скитания Акбара в поисках Бога оказали огромное влияние на религиозную политику и идеологию его режима. Могольская политика тоже адаптировалась к реалиям управления страной, подавляющее большинство населения которой составляли индуисты. При Акбаре Великие Моголы потеряли статус завоевателей и обосновались на индийской земле. Без компромисса с большинством и терпимости к местной религии им было не обойтись. В 1570-х годах был отменен целый ряд специальных налогов и ограничений для немусульманского населения. Со временем в своей религиозной политике Акбар зашел гораздо дальше обычной терпимости. В 1579 году падишах издал декрет, по которому сделал себя верховным судьей в вопросах исламской доктрины. Таким образом он занял положение, которое в суннитском исламе не занимал никто со времен аб-басидского халифа аль-Мамуна. С тех пор ислам претерпел большое влияние суфизма. Акбар и его старший советник Абу-л Фазл хотели, по сути, создать имперскую суфийскую секту и сделать Акбара ее святым. С помощью сложных ритуалов в эту секту в качестве последователей вводились ключевые придворные, присутствие которых на личном уровне удовлетворяло потребность Акбара в компаньонах и друзьях. Некоторые из императоров, о которых повествует эта книга, создавали подобные группы по сходным причинам, но в собственной династической и культурной парадигме. Задача имперского суфизма, однако, состояла в том, чтобы повысить священный статус и легитимность монархии в глазах ее подданных любых конфессий. Официальная политика Великих Моголов также перекликалась с некоторыми мессианскими и милленаристскими аспектами суфийского ислама. Эти тенденции набрали особенную силу в преддверии тысячелетия ислама в 1591 году. Падишаха называли муджтахидом, то есть просветленным религиозным лидером, который обновит веру и направит ислам в его второе тысячелетие.

Официальная идеология также вобрала в себя некоторые элементы иранской и индийской священной монархии, в которой правитель отождествлялся с солнцем, светом и фарром, то есть практически сверхчеловеческой харизмой, полученной прямо от Бога. Кроме того, важную роль в имперской идеологии играла астрология. В тот период широко была распространена вера в то, что на языке звезд Небеса рассказывают, что ждет человечество. Как мы видели, в это свято верил габсбургский император Рудольф II, современник Акбара. Этого не отрицал даже Филипп II, который отличался весьма традиционными взглядами. В мусульманском мире астрологию изучали даже более систематически, чем в христианском. Иранская астрологическая традиция особенно подчеркивала огромное значение событий, происходящих на Земле при соединении Сатурна и Юпитера. Именно в свете этих широко распространенных астрологических верований Акбара провозгласили “Повелителем соединения” и зачинателем новой эры в истории человечества. Подобными титулами придворные астрологи наделяли сефевидского шаха Исмаила и османских султанов Селима I и Сулеймана I¹¹.

Внук Акбара Шах-Джахан и особенно его правнук Аурангзеб смягчили идеологию священной монархии, которую насаждал Акбар, и вовсе отказались от некоторых ее элементов. В частности, это касалось случаев, когда она слишком сильно нарушала исламские нормы. Но память об Акбаре довлела над династией до самого ее краха и глубоко проникла даже в деревенский фольклор. Между тем более светские элементы режима Акбара сохранились до упадка Великих Моголов в начале XVIII века.

Самым очевидным примером этого была колоссальная территориальная экспансия под властью Акбара. В период его правления власть Моголов на Индо-Гангской равнине, которая представляла собой сердце империи, была консолидирована и укреплена. Были завоеваны богатые провинции Бенгалия и Гуджарат, а также стратегически важный Раджастан. Ключевую роль в расширении империи играла, разумеется, военная мощь. Могольская военная машина продемонстрировала впечатляющую адаптируемость и умение побеждать, хотя и вела войну на незнакомом ландшафте бенгальских джунглей, рек и болот. Для этого Моголам пришлось создать свой флот и освоить тактику и логистику десантных операций, что было совершенно в новинку и могольским солдатам, и их полководцам. К 1570-м годам могольская армия так разрослась и завоевала такую репутацию, что противники часто отказывались встречаться с ней на поле боя и либо скрывались в крепостях, либо предпочитали партизанскую войну.