Тем не менее, хотя в хорасанском восстании и были некоторые “туземные” иранские элементы, его главной опорой послужил арабский военный гарнизон, расквартированный в провинции. Настроить войска против режима Омейядов помогли в первую очередь призывы вернуться к более чистому, строгому и милленаристскому исламу пророка Мухаммеда. Ключевую роль в этом сыграло убеждение, что поистине исламский порядок может восстановить только режим, возглавляемый выходцем из семьи пророка, из рода хашимитов. Фундаментальные расхождения наследственной монархии Омейядов с примером и посылом пророка легко объяснялись тем, что Омейяды захватили лидерство в исламском мире, сместив законных халифов. Аббасиды, ведущие свой род от дяди Мухаммеда (а не потомки зятя пророка Алиды), усидели на троне благодаря политической ловкости и оппортунизму. Новая династия была многим обязана своему главному представителю в Хорасане – харизматичному Абу Муслиму, который воплощал в себе и объединял исламско-милленарист-ское и хорасанско-нативисткое крылья восстания. Придя к власти, основатель новой династии халиф аль-Мансур первым делом приказал убить Абу Муслима, поскольку его огромное личное влияние и общественная поддержка, которой он пользовался в Хорасане и Иране, представляли угрозу для власти халифа¹¹.

Аль-Мансур был не первым халифом из династии Аббасидов, но его старший брат Абу аль-Аббас умер в 754 году, проведя на троне всего четыре года, и не оставил взрослого сына, который мог бы его сменить. К счастью для Аббасидов, аль-Мансур был “гениальным политиком” и правил 21 год. Он родился в относительной безвестности и поднаторел в политической игре во время восстания против Омейядов. В эти годы он научился разбираться в людях и заключил союзы с целым рядом надежных военачальников и чиновников, которые отличились в ходе возвышения Аббасидов. Эта группа старых товарищей стала его ближним кругом советников. Как показал приказ об убийстве Абу Муслима, при необходимости аль-Мансур мог становиться безжалостным и беспощадным, но при этом не был ни жесток, ни деспотичен по природе своей. Его гнев внушал ужас, но был умышленным, даже театральным. Он славился своей прижимистостью и был исключительно компетентным и добросовестным администратором. Но затем случился излюбленный арабскими рассказчиками и знакомый нам по истории других династий поворот: на смену прозорливому, суровому и расчетливому основателю пришел обаятельный, мягкий, благочестивый и простодушный наследник: в этом случае – халиф аль-Махди, который, в отличие от отца, был также щедрым покровителем искусств. Правление Харуна ар-Рашида (786–809), сына аль-Махди, обычно считается апогеем развития империи Аббасидов¹².

Династия Аббасидов создала гораздо более величественную императорскую монархию, чем Омейяды. Один из специалистов по новому режиму отмечает, что “Аббасиды имели притязания на звание правителей универсальной монархии, построенной во многих отношениях по образу и подобию империи Сасанидов, но легитимизировали [свою власть] утверждениями, что наследуют власть пророка”. Полумесяц со звездой внутри, который по сей день остается символом ислама, украшал все дворцы в последние годы правления Сасанидов, и вскоре арабские завоеватели присвоили его себе. Со временем новые правители ввели “иранскую политическую традицию, привычную для многих военных сторонников Аббасидов, с ее пышным дворцовым церемониалом, использованием золота, шелка, духов и вина как роскошных символов аристократического статуса, а также с традицией наследственной передачи власти”. При возведении гигантских дворцов в Багдаде и его окрестностях Аббасиды вдохновлялись сохранившимися сасанидскими постройками. Например, в Ктесифоне, всего в нескольких километрах от Багдада, стоял грандиозный шахский дворец с огромной кирпичной аркой, которая до наступления Нового времени была самой крупной кирпичной аркой в мире. Для халифов она была источником вдохновения, но вместе с тем и подстегивала их чувство соперничества.

Иными словами, революция, спланированная отчасти ради избавления ислама от излишеств Омейядской монархии, привела к власти династию, на фоне которой монархический стиль ее предшественницы мог показаться блеклым. С некоторой натяжкой эволюцию исламской политики от Омейядов к Аббасидам можно сравнить с подобной эволюцией римской политики от принципата к доминату. Как и Август, ранние Омейяды маскировали реалии династической монархии за фасадом скромности и верности традициям, что в их случае предполагало исполнение как исламских, так и арабских племенных обычаев. Аббасиды представляли императорскую монархию во всем иранском великолепии. Вкупе с тем, что многие подданные считали законными наследниками халифата Алидов, великолепие, утонченность и все большая недоступность Аббасидов в их огромных дворцах становились потенциальной угрозой легитимности династии в глазах мусульман. Не для того пророк Мухаммед открыл человечеству исламскую истину, чтобы вернуть на землю сасанидские порядки¹³.

Основой власти Аббасидов в первые 60 лет существования династии была хорасанская армия, которая свергла Омейядов в гражданской войне в конце 740-х годов. Теперь она обосновалась в Ираке, называлась абна (что буквально переводится как “сыны”, то есть “сыны революционного войска”) и контролировала иракские ресурсы, служа аббасидским и собственным интересам. Ирак был богатейшей и ценнейшей провинцией халифата. Оставаясь легендарным Эдемским садом, он приносил в четыре раза больше доходов, чем Египет, и в пять раз больше, чем Сирия. Режим, получавший иракские ресурсы, мог господствовать везде, кроме недоступных горных районов Сирии. Правитель, который удерживал Ирак и Сирию, обычно мог подчинить и Египет – особенно ценный приз, поскольку его население было сосредоточено на небольшой площади по берегам Нила, а защита его южных и западных границ не представляла труда. Египет был богатой провинцией, но содержать и оборонять его было относительно дешево, поэтому необычно большую долю его доходов можно было отправлять в столицу империи. Кроме того, обладание Египтом приносило дополнительную выгоду, поскольку Аравия – а следовательно, и священные города Мекка и Медина – зависели от египетского зерна. Хотя священные города не имели военной и фискальной значимости, контроль над ними обеспечивал династии легитимность. Режим, управлявший Ираком, Сирией, Египтом и Аравией, все равно должен был мудро и сдержанно подходить к управлению Хорасаном, но реальная опасность для империи возникала тогда, когда ее центр ослабевал или сжимался в результате противоборства между фракциями, соперничества в армии или борьбы внутри династии. Как и почти во всех империях, чаще всего причиной проблем становилась борьба за престолонаследие. Если центр ослабевал, нарастали центробежные силы, характерные для всех империй до наступления Нового времени. В каждом регионе появлялись свои военные лидеры. Наместники провинций задействовали местные войска и связи, чтобы установить свою наследственную власть¹⁴.

Такова была специфика империи Аббасидов, унаследованной 21-летним халифом Харуном ар-Рашидом, когда в 786 году он сменил на троне своего брата. В силу роли, которую он сыграл в “Книге тысячи и одной ночи” на пике влияния и величия исламской империи, Харун стал самым знаменитым из Аббасидских правителей. Но среди халифов он не был ни самым одаренным, ни самым образованным, ни самым политически подкованным. Следуя уже устоявшейся традиции, халиф аль-Махди назначил своим непосредственным наследником своего старшего сына аль-Хади, а Харуна выбрал его преемником. Как обычно и случается, придя к власти, новый правитель отступил от воли отца и назвал наследником собственного сына. Но безвременная кончина аль-Хади, который царствовал всего лишь год, сохранила за Харуном право наследования. Пока на троне пребывал его брат, Харун имел все основания бояться за свою жизнь, и существуют достоверные свидетельства, что он готов был отказаться от своего права на престол в обмен на тихую жизнь в безопасности и роскоши. И его мать, грозная вдовствующая императрица Хайрузан, и его старший советник Яхья аль-Бармаки отличались более решительным характером: их благополучие зависело от него, поэтому они делали все возможное, чтобы не дать аль-Хади исполнить свой замысел.