Бывший разведчик даже не скрывал немецкого происхождения: и по-английски, и по-испански он говорит с жесточайшим акцентом. Только упомянул, когда капитан спустился в его каюту, что оказался на британском судне «не совсем по своей воле».
— Ясно, — кивнул «первый после Бога». — Знаете, что мы следуем на остров Тенерифе?
— Слышал, когда вы меня вытащили на палубу.
— И как будете разговаривать с пограничниками? Мы, конечно, засвидетельствуем, что подобрали вас в море, а те, если их попросить, могут вам помочь связаться с английскими представителями.
— А если не с английскими? Если с немецкими? И, если можно, не очень официальными…
— Откуда вы знаете испанский язык? — немного помявшись, перевёл капитан разговор немного в другое русло.
— Германское правительство посылало помогать генералу Франко бороться с коммунистами.
— О, так вы наш человек! Я тоже воевал против коммунистов! Пехотинец? Танкист? Лётчик?
Сейчас жизнь Шульце зависит именно от этого человека, и он снова рискнул.
— Разведчик. Работал против русских.
— У меня племянник погиб в России. В «Голубой дивизии», — нахмурился испанец. — А к англичанам как попали? На фронте? Или…
— Не то, и не другое, — понял намёк полковник. — На Восточном фронте потерял здоровье, ушёл в отставку и переселился в Испанию, чтобы подлечиться. А «лимонники» решили, что им интересно, что находится в моей голове. Выкрали среди бела дня прямо на улице. Поэтому я и не хочу снова встречаться с ними.
Несколько дополнительных вопросов: когда, где, с кем вместе воевал у Франко, и дон Хосе убедился в том, что немец не врёт.
— Понимаю… Я бы тоже после такого не хотел у них снова оказаться. Вот только на Канарах у них достаточно «своих» людей: очень боятся, что, либо Гитлер их захватит, либо Франко вступит в войну на стороне Оси. У нас же на Тенерифе огромный нефтеперерабатывающий завод, и они не хотят, чтобы производимым им топливом пользовались итальянцы и ваши соотечественники. Раньше германские подводные лодки часто на острова заходили, а потом англичане надавили, и им запретили появляться в водах близ Канарских островов. Хотя ходят разные слухи…
Капитан замолчал, пристально следя за реакцией спасённого.
— Я занимался Россией и за отношениями Испании и Германии практически не следил. Тем более, за тем, чем занимаются люди Дёница.
— В общем, есть на побережье одинокая вилла одного немецкого богача. И поговаривают, что он совсем не просто так её построил и закрыл доступ на полуостров, где она находится, всем местным жителям. Но эта вилла не на Тенерифе, куда мы идём, а на соседнем острове, Фуэртевентура.
— Только как мне добраться туда? Вы же видите, что у меня — ни одежды, ни денег, ни документов.
Капитан понимающе принялся кивать.
— Проще всего с одеждой. Найдём какую-нибудь подменную моряцкую робу. Документы? От себя отрываю, но ради того, чтобы помочь хорошему человеку, готов отдать вам и паспорт какого-то американца. Скажем так, доставшийся мне случайно. Он, правда, был лет на пятнадцать моложе вас, но вы что-нибудь придумаете. Может быть, уже у того самого Винтера. А вот с деньгами, извините, помочь почти не могу.
Минут через пятнадцать Хосе вернулся и протянул полковнику книжечку с гербом США на обложке. Станислав Яблонский. Поляк. Вот только на круглолицего блондина, изображённого на фотографии, Шульце с его тёмными волосами, мешками под глазами и впалыми щеками не очень-то походит. Ну, хоть что-то! А переклеить фотографию и подправить на десяток лет год рождения, чтобы разница в возрасте не очень-то бросалась в глаза, он сумеет: в своей работе ему подобными делами доводилось заниматься.
— А знаете, что, дон Станислав, — усмехнулся испанец. — Я сейчас прикинул и решил: я смогу сделать небольшой крюк в сто миль — морских миль — чтобы высадить вас у той самой виллы на Фуэртевентуре…
— А экипаж не проболтается о том, что вы оказали услугу какому-то немцу?
— В Испании очень трудно с работой, поэтому, если я прикажу, они будут молчать.
Оставшиеся полтора дня Шульце тоже не показывался на палубе. И не только из-за того, что не хотел мозолить глаза команде, но и потому, что очень плохо себя чувствовал. Мало того, что организм был измотан борьбой за жизнь в открытом океане, и он снова умудрился застудить почки, так ещё и нахлебался морской воды, нанеся по ним дополнительный удар. Одним словом, на шлюпку полковник еле-еле смог спуститься.
На вилле, которую дон Хосе называл «Каса Винтер», их тоже встретили неласково. Какие-то люди, вооружённые винтовками, принялись кричать, что это частная территория, и если шлюпка приблизится к берегу, то они будут стрелять. И один даже выстрелил, но не по ней, а немного в сторону.
— Я немец! Мне нужна ваша помощь! — поднявшись на ноги, закричал полковник, но в ответ снова прозвучал выстрел.
— Мы не сможем подойти ближе, — нервно заметил один из матросов. — Эти сумасшедшие действительно нас перестреляют.
— Не перестреляют. Возвращайтесь, я сам доплыву, — приказал оберст и прыгнул в волны.
Его, окончательно обессилевшего, выбросила на песок очередная волна и, обернувшись, он увидел, что из отошедшей на пару сотен метров шлюпки смотрят, чем всё закончится.
— Я немец. Мне нужна ваша помощь. Мне нужен герр Густав Винтер, — по-немецки прохрипел Шульце подошедшим к нему людям.
В себя он пришёл явно в подземелье. В комнатке без окон, очень похожей на тюремную камеру, как по размерам, так и по обстановке. С прочными массивными деревянными дверями и тускло светящейся лампочкой под потолком. Матросской одежды на нём уже не было, а сам он оказался накрыт грубым «казённым» одеялом.
С трудом поднялся и, мучаясь от боли в почках, едва сумел доковылять до угла, в котором стояло металлическое ведро, судя по запаху из него, и раньше использовавшееся в качестве параши. Опорожнившись, вернулся к грубой деревянной кровати и с жадностью припал к кувшину с водой. Ноги были отёчными, что, помимо тянущей боли в области поясницы, говорило о том, что почки снова «бастуют».
К нему пришли часа через два после того, как он очнулся. Сначала щёлкнул дверной замок, и в образовавшуюся щель заглянул какой-то человек. А ещё через четверть часа в сопровождении молчаливого охранника явился мужчина в массивных очках, с крупными мясистыми ушами и жёстким тонкогубым ртом.
— Мне доложили, что вы выбросились с какой-то лодки и, несмотря на сильную прибойную волну, приплыли на берег. При этом говорили по-немецки и называли моё имя. Что вам от меня нужно?
— Верно, так и было. А от вас, герр Винтер, мне нужна помощь, как от соотечественника.
— Кто вы?
— Отставной полковник Абвера Карл Иохим Шульце.
— Полковник Абвера? Шульце? А в документах, найденных при вас, указано, что вы американец по имени Станислав Яблонский.
— А вы, герр Винтер, не заметили, что я совершенно не похож на фотографию в этих документах? Документы не мои. А я — действительно полковник Абвера. Отставной. Вышел в отставку по состоянию здоровья менее года назад и переселился в Валенсию, где и был похищен агентами британской разведки.
Пришлось рассказать всю свою историю пребывания на Мальте и последовавших за этим событий. Умолчав лишь о том, какая именно информация нужна было от него «лимонникам».
— Как вы понимаете, мне теперь очень нежелательно встречаться с англичанами, которые не захотят, чтобы я оставался на свободе. Адмиралу Канарису тоже может навредить то, что я, выйдя в отставку и уехав из страны, оказался у британцев. Вот я и вынужден обратиться к вам за помощью.
— От лица германской разведки? — усмехнулся хозяин виллы.
— Нет, от себя лично, как частного лица, оказавшегося в трудной ситуации.
Фрагмент 15
29
Получая приказ о форсировании Западного Буга для охвата Бреста и Крепости, Пётр Михайлович Гаврилов не стал задавать вопрос, который уже слышал от многих красноармейцев. На совещании у командующего корпусом ситуацию пояснил член Военного Совета фронта, присутствовавший при постановке задач. Поэтому спокойно наблюдал, как слаженно работает приданная бригаде понтонно-мостовая рота, монтируя понтонный мост для переправы танков на захваченный на западном берегу реки плацдарм.