На этом фоне объявления Советскому Союзу войны польским «правительством в изгнании» выглядит сущей мелочью: паны и без того не воспринимались всерьёз, норовя при каждом удобном случае вставлять палки в колёса, а теперь ситуация даже упростилась. Теперь все эти отряды Армии Крайовой, действующие в Западной Белоруссии, однозначно воспринимаются как враги. Враги даже не внешние, а внутренние. Ну, а с внутренними врагами разбирается не Наркомат иностранных дел, а ведомство товарища Берии.
Кстати, именно такое отношение к польским «повстанцам» и было поводом для предыдущей ноты, оглашённой Арчибальдом Керром.
С чем Керри прибыл на этот раз? А послушаем его речи, и станет ясно.
— Господин Молотов, я прибыл для того, чтобы выразить решительный протест против очередных случаев нарушения советскими оккупационными властями на территории Польши правил обращения с военнопленными, которыми, по нашему мнению, являются военнослужащие Армий Крайовой, захваченные в плен Красной Армии.
Молотов спокойно выслушал перечисление изложенных в ноте фактов и фамилий, принял документ и объявил.
— От имени Советского правительства напоминаю господину послу, что, установив дипломатические, а затем и союзнические отношения с СССР, правительство Сикорского де-факто признало принадлежность западноукраинских и западнобелорусских земель Советскому Союзу. При этом отряды Армии Крайовой, действующие на территории Западной Белоруссии, состоят из лиц, получивших в 1939−40 годах советское гражданство. Поэтому Союз Советских Социалистических Республик рассматривает их не как иностранных военнослужащих, на которых распространяются положения Женевской конвенции, а как изменников Родины, создавших бандитские формирования.
Помимо того, советскими компетентными органами в ходе ликвидации бандитских формирований, созданных бывшими польскими, а ныне советскими гражданами, задержан ряд действующих военнослужащих британской армии, участвовавших в нападениях на части Красной Армии и советских мирных граждан. Мы расцениваем это как участие британских подданных и представителей британских войск в боевых действиях против Советского Союза на стороне гитлеровской Германии. Тем более, у нас имеются доказательства согласования действий отрядов Армии Крайовой с частями Вермахта. В связи с чем Советское правительство поручило мне передать вам ноту протеста.
— Британское правительство и правительство Польши в изгнании находятся в союзнических отношениях, и поэтому присутствие британских военных специалистов в отрядах Армии Крайовой не противоречит международному праву и не является признаком ведения боевых действий британских военных против советских войск, — гордо вскинул голову британец.
— То есть, если вдруг советские военнослужащие, официально направленные Советским правительством, вдруг окажутся в отрядах повстанцев, действующих против британских войск в Индии, Ираке, Палестине или, скажем в Северной Ирландии, то британским правительством это не будет рассматриваться как враждебные действия Советской стороны?
Посол пошёл бурыми пятнами и поспешил перейти ко второму вопросу.
— Британское правительство выражает решительный протест в связи с продолжением оккупации советскими войсками Прибалтийских республик, аннексию которых оно не признает никогда. И протестует против препятствий, чинимых советской стороной попыткам создания правительства Литвы на территории, освобождённой от германских войск.
Да, было такое, что группа литовских «политиков», сотрудничавших с нацистами, попыталась провозгласить в освобождённом Вильно своё независимое государство. Но, опять же, оперативно сработали чекисты, и вместо министерских кресел эти приспешники фашистов отправились на тюремные нары.
— В знак протеста против этого британское правительство отзывает меня в Лондон для консультаций до тех пор, пока не будет восстановлена независимость Латвии, Литвы и Эстонии.
Скатертью дорога, мистер Керр! Отзыв посла — это ещё даже не разрыв дипломатических отношений. И уж тем более — не объявление войны. А «градус» дипломатических отношений между двумя странами и без того уже опустился до точки замерзания.
Но вслух Вячеслав Михайлович произнёс не это, а протокольные слова о том, что Прибалтика входит в состав СССР, и это не обсуждается.
Фрагмент 7
13
Какие знакомые названия на карте! Лесная Левая, Лесная Правая, Хвояновский ров. А начштаба батальона старший лейтенант Акиншин талдычит про то, чтобы Юдин тщательно изучил район предстоящей операции. Упрямый, как татарин.
— Судя по фамилии, были у меня татары в предках, — смеётся на такое замечание Владимир Васильевич. — Нас же, Акиншиных, под Саратовом две деревни. Так при переписи двадцать шестого года одну деревню русскими записали, а другую татарами, хотя все родня друг другу.
— Ты пойми, Володя: все эти речки да хутора — условные обозначения на листе бумаги для тебя. А я от сих и до сих всё вот этими ножками протопал, — тычет в карту пальцем Виктор. — А то и вот на этом пузе прополз.
Старший лейтенант неплохо повоевал в прошлом, сорок втором году. Орден Красной Звезды на груди. И после госпиталя его в качестве поощрения «за проявленные мужество и героизм» перевели в гвардию. Но родом из степных мест, да и воевал на Украине, так что лес для него, пардон за каламбур, тёмный лес. Особенно — такой, как Беловежская пуща.
— И всё равно, Виктор, изучи карту. Я по собственному опыту знаю: карта позволяет представить картину полнее, шире.
На «ты» они только без посторонних, а «при людях» всё строго по уставу: «товарищ гвардии капитан, товарищ гвардии старший лейтенант», «вы».
— Да понимаю я. Воспоминания просто нахлынули…
Ох, тяжёлые воспоминания об оборонительных боях 49-й стрелковой дивизии, об отступлении на восток её вот этими лесами. И если основные силы дивизии, получившей за те бои наименование гвардейской, хотя бы отступали вместе, то ему, тогда ещё младшему политруку, заместившему взводного Игоря Ларионова, теперь тоже штабиста полкового уровня, пришлось проделать часть пути от Хвояновского рва до Лесной Левой в одиночку. Прячась под кустами и ночами обходя деревни, чтобы не нарваться на немцев или их прислужников.
Одно светлое пятно в тех воспоминаниях — Магда, ставшая его первой женщиной, женой, матерью его сына. А скоро станет и матерью второго ребёнка: убеждена она на том, что их семья со временем должна стать самой настоящей «семь я»: двое родителей и не меньше пяти детей. «Война эта — такая страшная, столько людей сгинуло и ещё сгинет. Детей после неё надо рожать столько, сколько получится», — пишет она ему в письмах из Москвы.
Единственное, что не одобряет у своей законной супруги бывший политработник, в силу обстоятельств ставший пехотным командиром, это её набожность, её упоминая о том, что она опять молилась о Викторе перед Святой Девой Марией, особо почитаемой поляками. Но с недавних пор Советское правительство перестало преследовать религию, и жена-католичка, не скрывающая религиозных убеждений, уже не «грех» для красного офицера и коммуниста. Да и, как выразился когда-то кто-то из «людей будущего», тогда ещё называвшихся «добровольцами», на войне нет неверующих.
Пожалуй, верно подмечено, поскольку Юдина и самого, порой, подмывает перекреститься, когда попадает в самую «мясорубку» боя. Потом одёргивает себя, стыдит, но с фактом ведь не поспоришь: действительно не раз подмывало.
Люди из будущего… Скрывали, скрывали, а всё равно правда о том, откуда они взялись, просочилась. Вон, англичане после того, как отозвали из СССР своего посла, ошарашили весь мир целым рядом официальных заявлений на эту тему, даже не отрицая того факта, что часть сведений получили от врага, германских нацистов. И сам Геббельс, ещё недавно брызгавший слюной на то, какую участь приготовили Германии союзники после её разгрома, немедленно поддержал требование британцев к Советскому Союзу передать всему миру «нечестно» полученные знания из грядущего. И призвал «весь цивилизованные мир» сплотиться в борьбе против «большевистских варваром, угрожающих самому существованию западной культуры».