Его провожали все, кроме Фриды.
Она единственная простилась с ним после завтрака и ушла в свою комнату, лишь наградив Ролло взглядом синих глаз, а теперь он стоял на носу корабля и смотрел мимо матери и отца на высокий холм, где обычно любила стоят ОНА, ожидая его возвращения.
Сегодня холм был пуст, только сосны качали своими лапами и сердце молодого мужчины сжалось от тоски. Ему показалось, всего на миг, что он что-то упустил из виду, потерял что-то очень ценное для себя.
Ладья отошла от берега. Ветер наполнил парус, когда Фрида наконец вышла из-за деревьев и посмотрела на удаляющееся судно. По белому, словно снег лицу катились слезы. Она так ждала, что перед отплытием Ролло скажет ей хотя бы одно ласковое слово. Ведь ей казалось, что он переменился, стал чуть лучше относится к ней.
— Хватит мечтать, — одернула себя молодая женщина, — Если Боги того захотят, то скоро я буду знать, что ношу его ребенка. Тогда наш уговор будет исполнен, если же нет… — и она отчего-то захотела, чтобы у них в этот раз с Ролло ничего не получилось. Чтобы он вернулся из плаванья и снова приходил к ней, проводил вместе все ночи, а она после, утомленная, засыпала, прижимаясь к его широкой спине или находясь к уютном кольце его рук. Фрида ведь в первую ночь подумала, что после всего он будет уходить от нее в свою комнату, и была удивлена, когда он уснул рядом… Утром Ролло сбежал, но вернувшись к ней на следующую ночь, снова остался. И она привыкла. Ей это понравилось.
А сейчас Фрида шагала к дому, наполненная невероятной тоской и болью. Она не знала, сколько Ролло будет отсутствовать, но боялась, что по его возвращении, между ними уже не будет прежних эмоций, да и каким-то внутренним чутьем, молодая женщина чувствовала, что у них все получилось.
— Я обещала дать ему свободу, — вспомнила она, вступая на порог дома, касаясь рукой дверной ручки.
— Фрида! А ты почему не провожала Ролло со всеми? — догнал ее голос Хольми.
Девушка обернулась к вождю. Улыбнулась сквозь слезы и ничего не ответив, прошла в дом.
Лорри не помнила, чтобы даже в детстве проводила столько времени в постели. Лихорадка мучила ее тело, но разум был чист, как и прежде. Знахарь, присланный Булатом, только разводил руками и давал пить отвары, снимающие жар, да вот только они не проходили.
— Я не знаю, что с ней, — сказал он молодому вождю, — Но она не больна, а откуда жар, я даже не понимаю.
А Лорри лежала на кровати. Ее то охватывал жар, то сотрясал озноб. Девушка мрачная и недовольная считала дни, проведенные в кровати. А за окнами приближалась зима.
— Все равно уйду, — мысленно сказала она себе, а на следующий день с неба пошел град, засыпавший двор перед домом белым покрывалом и Лорри зло заскрипела зубами от разочарования. Зима надвигалась с устрашающей быстротой, прогоняя осень так же неумолимо, как та в свое время, раньше срока вытеснила лето. Без малейшего шанса продлить тепло даже на неделю, даже на короткий солнечный день.
Булат часто приходил к Лорри и порой сидел с ней рядом. Сперва она была удивлена его посещениями, а потом привыкла. Иногда он приносил с собой оружие, и чтобы чем-то занять себя, кроме разговоров с больной, начинал точить тонкую сталь, а Лорри следила за движениями его рук, сгорая в непонятном огне.
Они много разговаривали. Булат был сведущ в военном деле и Лорри нравилось слушать его рассказы про походы. Но никогда, ни разу ни он ни она не заговорили о своем прошлом. Лорри просто не хотела, а сам Булат боялся, потому что этот разговор ни к чему хорошему бы не привел. Северянка нравилась ему и когда-нибудь, если между ними все сложится, он скажет ей, решил мужчина, но не сейчас. Правда может оттолкнуть…
Булат сам не понимал, почему каждый день приходил к девушке. Ему нравилось разговаривать с ней, нравилось смотреть, как она чуть наклоняет голову на бок, когда рассказывает что-то увлекательное, нравился ее энтузиазм и то, с каким рвением она обсуждала с ним совсем не женские вопросы, касаемо оружие или приемов борьбы. Да, такая жена ему бы подошла, поймал себя на мысли молодой вождь. С ней и в поход пойти и пережидать дома холодную зиму, и дать отпор врагу, если тот надумает совершить такую глупость и учинит набег на владения Булата.
Глядя в светлые глаза северянки, мужчина улыбался, а она сама того не замечая стала улыбаться в ответ. А когда в один из вечеров, Булат протянул к ней ладонь и коснулся пальцами удивительно нежной кожи, Лорри не возмутилась и только немного удивленно поддалась вперед и Булат поцеловал ее, подхватив на руки, чуть приподнимая с кровати. Его твердые губы были нежными и Лорри с удивлением поняла, что ей нравится этот мужчина. Когда за их спинами на мгновение приоткрылась и снова тихо закрылась дверь оба, опьяненные поцелуем, не заметили этого, поглощенный друг другом.
— Ты останешься до весны? — спросил он, когда они отстранились, разорвав объятия, и его слова больше походили на просьбу. Лорри перевела взгляд за окно, где в медленном танце кружил первый снег, а затем снова посмотрела на мужчину, которого только что целовала. В ее душе проснулась маленькая певчая птица и завела веселую трель, наполняя сердце радостью и вытесняя все плохое, что копилось там после смерти Торхельма.
— Видимо, да, — отозвалась она и тут же мысленно упрекнула себя.
— Ты дала клятву, Лорри, — сказало что-то внутри нее, — Это что получается, для тебя клятва, данная над телом мертвого отца пустой звук?
Девушка почувствовала, как по щекам разливается бледность, а затем жар, мучивший ее отступил так же неожиданно, как и начался.
— Я рад, — произнес Булат и улыбнулся девушке, не заметив смятения в ее глазах.
— Зачем ты поцеловал меня? — спросила Лорри прямо.
— Кажется, ты была не против, — ответил он.
— Так зачем? — настаивала девушка.
— Наверное, потому что мне показалось, это подходящий момент, чтобы показать тебе, что ты мне нравишься, — ответил Булат и замер, вглядываясь в лицо северянки, стараясь прочитать ее эмоции после своих слов. Щеки Лорри опалило нежным румянцем или это вернулся жар? Она ничего не ответила Булату, но то, как она улыбнулась, глядя на него и то, как засияли ее глаза, сказало ему больше чем все слова на свете…
… Выходя из комнаты Лорри, Булат столкнулся с Кудеяром. Друг стоял у стены, напротив двери и словно поджидал своего вождя. Булат прикрыл дверь и вопросительно посмотрел на Кудеяра.
— Что случилось? — спросил он.
— У тебя это серьезно? — зачем-то поинтересовался Кудеяр.
— Видимо да, — ответил Булат.
Его друг помрачнел.
— Она странная и я ей не доверяю, — сказал он тихо.
— С чего бы это? — брови молодого вождя взлетели вверх. Он впервые видел Кудеяра таким расстроенным. Поманив его за собой, он направился по узкому коридору в глубь дома, к большому залу, где можно было поговорить в спокойной обстановке, но кажется, Кудеяр не был настроен на такой разговор. Он схватил за плечо Булата и остановив его, сказал:
— Отпусти ее. Пусть уходит. Она несет в себе зло, возможно не сама Лорри, но то, что витает вокруг нее… Я это чувствую!
Булат обернулся к своему другу. Впервые между ними встала стена непонимания и это очень огорчило вождя.
— Скажи проще, мой друг, — произнес он, — Тебе она нравится так же, как и мне!
— Да, нравится, — не стал отпираться Кудеяр, — Но ты пойми, дело не в этом. Если у вас обоих все сложится благополучно я отступлю, я не буду мешать, хотя пока вы не пара, не могу обещать, что не попытаю удачи… Но я чувствую, что нам обоим надо отказаться от этой женщины. Ее надо отпустить!
— Я не могу, — вздохнул Булат, — Потому что она та единственная, кто затронул мое сердце…
Услышав такие слова своего вождя, Кудеяр отступил назад.
Хеге встретила на меня на тропе, на том самом месте, где мы виделись с ней в последний раз.
Старуха стояла удивительно ровно и как раньше не горбила спину. Лицо у нее выглядело удивительно одухотворенным, словно случилось что-то значительное и хорошее в ее жизни, хотя что могло произойти такого, чтобы одинокая старуха могла радоваться. Я помнила ее всегда угрюмой и холодное, бесчувственной, а теперь передо мной предстал совсем другой человек, полный эмоций… А точнее, предо мной просто предстал Человек. Та, кем была Хеге раньше, казалась мне не совсем живой, лишенной каких-то ни было чувств и их проявлений, хотя нет, злость она иногда испытывала.
