1613 год стал этапным в воссоздании российской монархии, открыл путь к возрождению российской государственности. Именно в личности царя как некоей сакральной фигуры, обладающей особыми правами, обязанностями, наконец, даром, виделась основа, фундамент государственной жизни. Абсолютная и непререкаемая власть монарха, обожествляемая церковью, несла в себе истинную ценность, подлинную правоту, незыблемость решений и действий. Так воспринимали и трактовали монархическую идею идеологи той далекой поры. На самом деле реальная картина жизни монархов, их роль в государственном управлении далеко отстояли от того идеала, какой провозглашался официально.

Истории царствований запечатлевались летописцами-современниками с разной степенью глубины и достоверности в зависимости от того, насколько доводилось им быть приближенными к коридорам власти, насколько они могли улавливать подлинный смысл происходящего. По тому, как они это воспроизводили, потомкам представлялась возможность судить о том, например, насколько далеко распространялась власть государя, каким он был в реальной жизни, в какой мере роль самодержца имела ключевое значение в судьбах государства и народа. Кое-что существенное, относимое к исторической правде, касающейся дома Романовых, не подлежит сомнению. Воплощенная в этом клане монархическая идея, по мнению непредвзятых исследователей, могла бы быть гораздо работоспособней, окажись изначально на московском троне другой человек. Но им оказался подросток с подорванным здоровьем — Михаил Романов. Наследственный недуг, последствия некогда перенесенной предками цинги, преследовал Романовых, сказываясь на состоянии их здоровья и продолжительности жизни. Из детей Алексея Михайловича, наследников по мужской линии, одни умирали в младенчестве, другие едва доживали до совершеннолетия. Исключение составил Петр, что заставило современников сомневаться в законном происхождении будущего императора.

Теперь уже кажется бессмысленным ответ на вопрос: почему выбор правящей династии оказался столь неудачным? Сохранились свидетельства тех лет, подробности того, чем руководствовались в 1613 году некоторые влиятельные бояре, избирая на русский трон шестнадцатилетнего Ми-хайла Романова. В основе их выбора лежала отнюдь не забота о будущем государства. Думали о своих вольностях, привилегиях, о том, как бы не утратить позиций во власти. Известна фраза из письма боярина Федора Шереметева, убеждавшего тогда князя Долгорукова не чинить препятствия избранию Михаила Романова: «Он молод и разумом еще не дошел и нам будет поваден».

Для других знатных бояр предостережением выступало недалекое историческое прошлое. Их память хранила свидетельства об ужасах и зверствах, сопровождавших царствование Ивана IV Грозного, и о том, какими последствиями это отразилось на положении знатных родов. Однако и те и другие бояре исходили из того, что идея монархии, воплощенная пусть даже в не очень сильной фигуре царя — единственно возможный путь к тому, чтобы оградить российскую общность от разлада, а государственность от окончательного разрушения. Именно в этот начальный период становления династии Романовых возрожденная русская государственность особенно нуждалась в деятельной, консолидирующей самодержавной воле монарха.

«Великое московское разорение», его последствия давали о себе знать повсеместно. Восстановление хозяйственной жизни сопровождалось множеством проблем. Около половины пахотных земель были заброшены, численность населения страны сократилась более чем на треть. Пытаясь поскорее наполнить опустевшую казну, власть вводила новые налоги, которые разоренные жители не могли уплатить. Многие из них бежали на Дон, за Волгу и еще дальше, за Урал, обживая необозримые пространства Сибири. Торговые связи как с регионами России, так и с иноземными державами восстанавливались с большим трудом — не только на окраинах, но и в центре страны бесчинствовали разбойники, расплодившиеся в период Смуты.

Неустойчивость власти, затяжные дискуссии в Боярской думе, лишавшие общество устойчивого централизованного управления, сказывались на положении дел как в Москве, так и в провинции. Власть не могла сосредоточиться на главном, определить приоритеты.

Настроить государственный организм, направить силы и ресурсы страны в сторону позитивного развития мешали непреодолимые обстоятельства. Под вопросом оставалась безопасность государства. Внешние угрозы усугублялись внутренним неустройством государственной жизни. Местничество, борьба именитых бояр за высоту положения у престола, противоречия в сословной иерархии усугубляли разлад в управлении. Путаная налоговая политика, расстройство денежного обращения, непомерный налоговый гнет, нещадная эксплуатация основной части населения — крестьянства, — несли в себе угрозу социального взрыва. Вмешательство в управленческий процесс влиятельных, но малокомпетентных сил уводило скудные ресурсы общества в сторону от продуманного подхода к насущным преобразованиям. Попытки нововведений, спонтанные, недоступные пониманию людской массы, наталкивались на противодействие, возбуждая в народе «бунташные» настроения.

Власти не хватало мудрости в том, чтобы выстраивать приоритеты, просчитывать последствия тех или иных действий. Невежество, усугубляемое церковными ограничениями и предписаниями, подавляло многое из того, что содержало в себе рациональное, разумное. Сословные барьеры, бремя отсталых традиций и предрассудков сказывались на характере управленческой деятельности, обрекали на неудачу многие начинания власти. Отчуждение, недоверие к ней давали о себе знать как в верхах, так и в народных низах. От самодержавной власти не исходило целеустремленного, волевого управляющего начала, побуждающего народ к деятельной жизни, единству, сплоченности. Оттого и дела в государстве шли все хуже и хуже.

В ту пору родовитые, именитые бояре считали себя едва ли не равными царю. Обладая практически полным суверенитетом в своих вотчинах, они дерзко, даже демонстративно ставили пределы царской власти, беря реванш за страх и унижения времен Ивана Грозного. Собственная корысть у них преобладала над заботой о государственной пользе. Высшие сословия не хотели служить нуждам государства, а простой народ, глядя на них, как мог, уклонялся от повинностей, уплаты податей. Государственность утопала в трясине неповиновения. Бремя проблем нарастало, тогда как состояние государственных финансов оставляло желать лучшего. Феодальная обособленность стеной стояла на пути монархической идеи — основы сильного централизованного государства. Там, где требовался диктат, вызываемый государственной необходимостью, власти уступали, не чувствуя под собой твердой опоры. В этом отношении царствование Михаила Федоровича оставило преемнику тяжелое наследие. С представителями высших сословий он, «царь наполовину», предпочитал не портить отношения, считая их равными себе по родословным, сословно-статейным признакам. Всякий раз самодержец шел на поводу у бояр, уступал им в любом конфликте, что, по мнению иностранных наблюдателей, означало лишь «тушить огонь маслом». Эгоизм индивидуальный, корпоративный, замешенный на стяжательстве, жажде наживы, пронизывал все слои общества. Законность и порядок трактовали «всяк на свой лад», особенно там, где дело касалось исполнения обязанностей перед государством.

Не менее тревожные явления давали о себе знать в церковной среде, в «остужении» к православной вере. Подвластные епархиальному управлению структуры во многом по-своему стали выполнять свой пастырский долг, что ставило под вопрос влияние духовенства на состояние религиозных чувств верующих. В грамоте, разосланной по городам, отмечалось, что народ «к церквам Божьим не ходит и умножилось в людях во всяких пьянство и всякое мятежное бесовское действо, глумление и скоморошество… в православных хрестьянах учинилось многое неистовство». «Ревнители благочестия» стали возвышать голос в пользу христианского воспитания и образования народа, искоренения из среды священнослужителей греховных пороков, стяжательства, отступления от исполнения церковных обрядов и служб. Постепенно формировались взгляды, настраивающие на необходимость решительного отмежевания от застойного прошлого, повсеместного наведения порядка и дисциплины. Государству, столкнувшемуся с обилием проблем, без решительных, мобилизационных усилий было уже нельзя продолжать жить и действовать по старинке. Это означало бы только одно — утрату всяческих перспектив на возрождение, на способность противостоять экспансии извне.