В 1668 году Ордин-Нащокин сам ездил в Митаву заключать торговые договоры с Пруссией и Швецией. В предыдущем году по его инициативе был заключен договор с армянской компанией, которая вела торговлю шелком с Персией. Договор кроме немалых таможенных доходов для казны открыл возможность увеличить наплыв иностранных купцов в Россию. Однако в ходе восстания Степана Разина товары компании были разграблены, и она свернула свои операции на Руси. Но Ордин-Нащокин не ослабил усилий, пытаясь завязать торговые отношения с бухарскими и хивинскими купцами. По его инициативе началась подготовка посольства в Индию для налаживания с ней торговых связей — богатства этой страны издавна привлекали русских купцов.

Расширение международных связей было невозможно без достоверных знаний о политической и экономической жизни зарубежных стран, без регулярного обмена корреспонденцией. Понимая это, Ордин-Нащокин принимал меры по налаживанию почтовой связи с Европой. Как уже говорилось, первые шаги в этом направлении были сделаны, еще когда он был воеводой в Ливонии. Позже благодаря его усилиям датчанин Леонтий Марселис получил право на организацию почтового сообщения, при том что почту должны были возить ямщики Ямского приказа. Первая почта была доставлена из Москвы в Ригу 17 сентября 1668 года, а 1 марта 1669 года заработала постоянная почтовая линия между Москвой и Вильно. Свои затраты Марселис окупал благодаря тому, что при поддержке Ордина-Нащокина добился монопольного положения. Иностранным купцам предписывалось посылать свою корреспонденцию на родину только через его контору.

Источником новостей из-за границы становились регулярные отчеты русских дипломатов и купцов о политической ситуации и повседневной жизни в странах, где они находились. Часть этих сведений публиковалась в первой русской газете «Куранты», которая переписывалась от руки в нескольких экземплярах для царя и его приближенных. Предварительно ее материалы просматривал Ордин-Нащокин. Сообщения были самыми разными: например, в 1668 году в газете было помещено письмо посла Потемкина из Франции: «Люди во Французском государстве человечны и ко всем наукам, к философским и рыцарским тщательны… Парис (Париж) великий и многолюдный, и богатый, и школ в нем безмерно много; студентов в Парисе бывает тысяч до тридцати и больше». «Из иных государств во Французскую землю в город Парис и в иные городы приезжают для науки философской и для учения ратного строя королевичи и великородные, из разных чинов люди…»

В 1673 году посол Виниус докладывал из Англии: «Правление английского королевства или как общим именем именуют Великой Британии, есть отчасти монархиально (единовластно), отчасти аристократично (правление первых людей), отчасти демократно (народоправительно). Монархиально есть потому, что имеют англичане короля, который имеет отчасти в правлении силу и повеление, только не самовластно. Аристократно и демократно есть потому: во время великих дел, начатия войны или учинения мира, или поборов каких денежных, король созывает парламент или сейм. Парламент делится на два дома: один называют вышним, собираются сенаторы и шляхта лучшая изо всей земли; в другом собираются старосты мирских людей всех городов и мест, и хотя что в вышнем доме приговорят, однако без позволения нижняго дома совершить то дело не возможно, потому что всякие поборы денежные зависят от меньшаго дома. И потому вышний дом может назваться аристократия, а нижний демократия. А без повеления тех двух домов король не может в великих делах никакого совершенства учинить»[52]. Хотя сообщения «Курантов» доходили лишь до узкого круга лиц, они играли важную роль в распространении на Руси информации о жизни других стран, о их государственном устройстве и культуре.

Возглавив Посольский приказ, Ордин-Нащокин не оставил давнюю свою мечту о создании русско-польского союза. После заключения Андрусовского перемирия русское правительство планировало созвать в июне 1668 года в Курляндии посольский съезд, куда предполагалось пригласить не только русских и польских, но и шведских представителей. Главной темой должны были стать вопросы торговли, а именно снятие вызванных войной наслоений, препятствующих свободному движению товаров и людей между странами. По мысли Ордина-Нащокина, такие посольские съезды должны были проводиться постоянно, чтобы оперативно решать возникающие проблемы. Другой задачей съезда в Курляндии была подготовка «вечного мира» с Речью Посполитой. Для посредничества в переговорах был приглашен бранденбургский курфюрст Фридрих Вильгельм I. Глава Посольского приказа предполагал, что съезду удастся, наконец, установить на востоке Европы прочный мир и сделать реальностью союз славянских государств против общих врагов — турок на юге и шведов на севере.

Однако в дело вмешались непредвиденные обстоятельства: король Ян Казимир, готовившийся к отречению от престола, не стал посылать делегатов в Курляндию, а пригласил русских послов в Варшаву. Узнав об этом, от участия в съезде отказались шведы. Тем временем у Алексея Михайловича снова ожили мечты о польской короне — пусть не для себя, а для сына (который вскоре умер в возрасте пятнадцати лет). Ордин-Нащокин решительно выступил против этих планов. Ему в подробностях была известна история прежних попыток призвать русского царя на польский престол. Он, как никто другой, предвидел последствия этой провокационной затеи, главной целью которой было выиграть время, избавить Польшу от войны, вести которую страна была не в состоянии. Нащокин был убежден в том, что сделать Польшу и польский престол подвластными русскому царю не удастся. Исходил он из знания уходивших в историю традиций, особенностей национального характера, остроты межрелигиозных противоречий, становившихся по своей сути причиной военных конфликтов. По его мнению, в интересах двух народов следовало заключить союз двух независимых славянских государств, что послужило бы достижению общих стратегических целей, способности совместно противостоять внешней агрессии со стороны Швеции и османской Турции.

Тем не менее старая политическая авантюра, несмотря на уроки прошлого и разумные предостережения, снова трансформировалась в программную цель государственного значения. Ссылаясь на давние договоренности, так и не получившие продолжения, Ордину-Нащокину было поручено напомнить полякам историю вопроса и внести в повестку дня вопрос о кандидатуре русского царя при рассмотрении вопроса о судьбе польского престола. Окружение Алексея Михайловича посчитало, что именно Нащокин должен отправиться в Варшаву на выборы короля, хотя знало, насколько иначе он видел будущность русско-польских отношений. Соображения о путях примирения с Речью Посполитой и вариантах территориального размежевания, которые Нащокин обосновывал в своем проекте, Алексей Михайлович в свое время решительно отверг: «Эту статью отложили и велели выкинуть, потому что непристойна… Собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного: только то не по нашей воле, а за грехи учиниться. Если же оба куска святого хлеба достанутся собаке — ох какое оправдание примет допустивший это? Будет ему воздаянием преисподней ад, прелютый огонь и немилосердные муки. Человече! Иды с миром царским средним путем, как начал, так и кончай, не уклоняйся ни направо; ни налево; Господь с тобой!»

За этой тирадой проступала суть религиозной непримиримости благочестивого царя, угрожающего «немилосердными муками», какие ожидали отступника. Ордину-Нащокину, отправлявшемуся в Варшаву, предписывалось, не затрагивая других вопросов, убедить польский сейм перевести в практическую плоскость предложение об участии русского царя в решении судьбы польского престола. Заслуживающие доверия источники предостерегали Нащокина: роль русских в этом конкурсе закончится для них публичным унижением. Их предложение потерпит фиаско, поскольку сопредельные государства: Франция, Бранденбург, Австрия — были явно предпочтительнее. Процедура рассмотрения кандидатур и последующего голосования открывала сенаторам возможность заработать на государствах-претендентах. Внимания к себе, денежных подношений-взяток требовал каждый из голосующих членов сейма, но результат голосования при этом не был гарантирован. Предположения Нащокина совпадали с мнениями его конфидентов. «Польскую корону перекупит тот, кто больше выложит денег», — писал он царю, опровергая ложные конъюнктурные рекомендации дьяков Посольского приказа, подыгрывавших честолюбивым настроениям царя. Тем временем перспектива голосования в польском сейме подавалась царским окружением как исключительно благоприятная по своему исходу.