Тот факт, что все это происходило в дни резкого обострения денежной реформы и блокады Берлина, придал событию привкус мирового кризиса и чрезвычайного положения. Таким образом, фактический акт основания западногерманского государства воспринимался как немцами, так и союзниками в контексте нового международного противостояния, а не в национальных категориях государственного устройства и конституционного права.

Если до этого момента все решения принимались союзниками и в основном правительством США, а немецких политиков лишь информировали об этих решениях и при необходимости консультировали, то теперь немцы все больше участвовали в принятии решений. Уже после образования Бизонии были созданы центральные администрации с германскими директорами, которые действовали как министры, но руководствовались в своей деятельности инструкциями военных губернаторов. Так называемый Экономический совет выполнял функции парламента Бизонии, в котором пропорционально были представлены все ландтаги. Это создало базовую парламентскую структуру и, вместе с директорами, теневое правительство – без прямого мандата от избирателей, но достаточно сильное, чтобы подготовить административную структуру и кадры для нового правительства.

Решающая цезура, однако, произошла в начале лета 1948 года, когда денежная реформа, блокада Берлина и начало консультаций по западногерманской конституции создали предпосылки для развития событий в последующие десятилетия: экономической конституции, западной интеграции и политического устройства.

Несомненно, денежная реформа июня 1948 года означала глубокий перелом. Огромный государственный долг Германского рейха – на конец войны 452 миллиарда, что в пять раз превышало национальный продукт – затруднял начало любой новой экономической политики. Для того чтобы привести в соответствие денежную массу и производство товаров, необходимо было радикальное сокращение денежной массы – непременное условие экономического прогресса на основе свободных рынков. С другой стороны, для СВАГ денежная реформа в советской зоне не была приоритетной, поскольку здесь не ставилась цель создания рыночной экономики. Вместо этого они неплохо справлялись с системой управления и продовольственными карточками. Так что американцы даже уже не стали спрашивать Советский Союз, согласен ли он с проведением денежной реформы54.

Как мы уже видели, экономические условия для быстрого восстановления экономики в западных зонах были не так плохи, как считалось долгое время: разрушение промышленного потенциала в результате бомбардировок и демонтажа было меньше, чем опасались, колоссальное увеличение производства вооружений в годы войны еще больше усилило индустриализацию, а необходимая квалифицированная рабочая сила была доступна, даже в изобилии, благодаря большому количеству беженцев. Кроме того, перспективы восстановления внутриевропейских экономических отношений и ликвидности компаний значительно улучшились после создания ОЕЭС и «Плана Маршалла». Но без стабильной валюты и финансово-политической ликвидации последствий войны подъем был невозможен.

Поэтому американцы рассчитывали на жесткий новый старт в финансовой политике, и подготовленная с осени 1947 года денежная реформа оказалась крайне жесткой: все излишки денег нацистской эпохи были в кратчайшие сроки уничтожены. Финансовые активы немцев потеряли 90 процентов своей стоимости – исторически почти уникальная акция экспроприации, в ходе которой немцам, наконец, пришлось оплатить издержки Второй мировой войны. Материальные активы, с другой стороны, не обесценились; собственность на товары, средства производства, недвижимость, а также земельная собственность остались практически нетронутыми. Те, кто не имел такого имущества и зависел от зарплаты и сбережений, сильно пострадали: от одной тысячи рейхсмарок осталось только 65 немецких марок. Одностороннее обесценивание финансовых активов и стабильность материальных ценностей чрезвычайно благоприятствовали владельцам домов и земли, коммерческим предприятиям и коммерсантам. Это должно было стимулировать экономическую и инвестиционную активность и возродить экономику к жизни.

Социальные аспекты, с другой стороны, имели второстепенное значение. Американцы отвергли предложения Германии о комплексном социальном выравнивании бремени в связи с денежной реформой, которое учитывало бы интересы не только тех, у кого были деньги и материальные ценности, но и тех, кто подвергся бомбардировкам, или беженцев. С властью оккупационной державы это было возможно – демократически избранное правительство, вероятно, было бы свергнуто за такие действия. По этой причине немецкие участники денежной реформы сразу же поспешили заявить, что «все существенные встречные предложения немецких экспертов» были отвергнуты оккупационными властями и что они несут «единоличную ответственность за принципы и методы денежной реформы в своих зонах»55.

Еще один важный шаг был сделан, когда на следующий день после смены валюты было объявлено об отмене государственного планирования и централизованного ценообразования на большую часть товаров. По своему эффекту эта мера была почти равна эффекту от денежной реформы. Но теперь не американцы, а Экономическое управление Бизонии и его директор, профессор экономики Людвиг Эрхард, задумали и постановили положить конец государственному контролю над ценами. С принятием так называемого Закона об основных принципах от 21 июня 1948 года фиксированные цены на все товары, за исключением продуктов питания, арендной платы и некоторых видов сырья, были отменены.

Эрхард опирался на Научно-консультативный совет при Экономическом совете. Здесь представителям плановых экономистов, близких к социал-демократам, противостояли более либерально настроенные последователи фрайбургской школы неолиберализма, в которую, кроме фрайбургских профессоров Вальтера Ойкена и Франца Бёма, входил также Альфред Мюллер-Армак, профессор экономики в Мюнстерском университете, ближайший советник Эрхарда. Все трое дистанцировались от национал-социализма и теперь выступали за концепцию, в которой политическая и экономическая свобода были тесно связаны. Идея заключалась в сочетании свободной капиталистической рыночной экономики с социально-политическим балансом групповых интересов, гарантированным сильным государством. «Социальная рыночная экономика» – этот термин впервые появился в 1949 году – должна была устранить традиции плановой экономики и проложить путь к свободной торговле и частному предпринимательству, одновременно предотвращая бесконтрольное утверждение экономической власти и защищая социально слабых. Концепция социальной рыночной экономики была не столько реакцией на контролируемую экономику послевоенных лет. Скорее, она возникла как «результат процесса социального обучения в конце великого кризиса начала 1930‑х годов» и уже была известна управленческим и промышленным элитам как альтернатива государственному экономическому контролю или радикальным рыночным концепциям56.

План Эрхарда получил поддержку американцев, в первую очередь Клея. В Экономическом совете он смог опереться на незначительное большинство буржуазных голосов, в то время как социал-демократы критиковали его планы, не придавая, однако, особого значения Экономическому совету, что, как оказалось, было ошибкой. Подход Эрхарда был рискованным, поскольку германская экономика за более чем десять лет привыкла к плановому управлению и контролю над ценами и была обременена бесчисленными ограничениями и запретами. Поэтому надежда на рыночные силы в этой ситуации казалась несколько нереалистичной. Но альтернативой было бы продолжение системы государственного планирования, продовольственных карточек и черного рынка; а в условиях мрачных послевоенных лет перспективы Эрхарда, по крайней мере, давали проблеск надежды.