Конфликт вокруг систем политического устройства в индустриальных обществах, который доминировал на европейской сцене с конца XIX века и приобрел всемирное значение после Октябрьской революции, теперь стал матрицей мировой истории на пятьдесят лет в соперничестве между демократическим капитализмом Запада и социалистическими диктатурами Востока. С падением национал-социалистической Германии одна радикальная альтернатива либеральной системе была побеждена, но в то же время полностью делегитимизирована. Однако другая альтернатива, советский коммунизм, будучи союзником Запада в победоносной войне против Германии и благодаря колоссальным потерям страны, значительно поднялся в политическом плане, хотя внутриполитические условия свидетельствовали о том, что СССР был диктатурой, сравнимой с нацистским режимом. Однако осознание этого факта пришло на Запад только в послевоенные годы, когда сотрудничество между США и Советским Союзом породило мировой политический и идеологический антагонизм, на который ссылался Трумэн. С этого момента «сдерживание» (containment) советской экспансии было в центре внешней политики США, и именно в этом контексте нужны были новые ответы на вопрос о будущем Германии.
«Мировой коммунизм подобен паразиту, который питается только больными тканями», – писал Джордж Ф. Кеннан, в то время посол США в Москве, в своем аналитическом отчете в феврале 1946 года. Коммунизм распространяется везде, где есть страдания и хаос. Если вы хотите противостоять этому, необходимо помочь преодолеть экономические трудности в европейских странах с помощью щедрой помощи – такова была суть предложения, с которым американский госсекретарь Маршалл обратился к европейским правительствам в своей ставшей знаменитой речи 5 июня 1947 года. Он предложил значительные американские кредиты «для восстановления уверенности европейских народов в экономическом будущем их собственных стран и Европы в целом». Промышленность и сельское хозяйство должны иметь возможность и желание продавать свою продукцию за валюту, ценность которой не подвергается сомнению».
В этом предложении обширной финансовой поддержки было три аспекта, которые придали американской помощи огромную политическую силу. Во-первых, Маршалл прямо заявил, что «прежде чем Соединенные Штаты смогут продолжать попытки облегчить ситуацию и помочь восстановлению Европы, между европейскими странами должно быть достигнуто определенное соглашение относительно требований ситуации и той доли, которую они сами должны взять на себя»51. Таким образом, экономическая и финансовая помощь не должна была предоставляться европейским странам по отдельности, а только при условии политико-экономической координации, особенно восстановления европейских экономических и торговых контактов. Во-вторых, это предложение помощи было адресовано всем европейским странам, то есть и тем, которые находились в советской сфере влияния, и самому Советскому Союзу. Итак, свободные рынки и отношения свободного экономического обмена были диаметрально противоположны идеям экономической политики Советского Союза, и было очевидно, что американцы также связывали цели регуляторной политики со своим предложением. Тем не менее предложение было достаточно заманчивым для Советского Союза, чтобы рассмотреть его, и поэтому советское руководство приняло приглашение на совместную конференцию по американской помощи, которую вскоре назвали «Планом Маршалла» в честь его создателя, а официально – «Программой восстановления Европы» (European Recovery Program, ERP).
В-третьих, однако, среди европейских стран, которым было адресовано предложение о помощи, была Германия, которая даже не существовала как государство. В этом заключалась стратегическая суть инициативы: оживить немецкую экономику, предоставив ей масштабную экономическую помощь, чтобы предотвратить сползание Германии к коммунизму – кошмару всех западных политиков – и стимулировать европейскую экономику, что было невозможно без сильного немецкого центра.
С основанием новой Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС) в июле – сентябре 1947 года в Париже были созданы условия для оказания помощи, предложенной в рамках «Плана Маршалла». Западная Германия, представленная военными губернаторами, также вступила в ОЕЭС и, таким образом, была интегрирована в формирующуюся западноевропейскую государственную систему еще до того, как стала государством – как экономика, а не как государство. Это обозначило состояние и перспективы страны в данной ситуации. Деньги, предусмотренные «Планом Маршалла», которые теперь начали поступать, были очень большими, но, возможно, не определяющими. Великобритания получила 3,2 миллиарда долларов, Франция – 2,7 миллиарда, Италия – 1,5 миллиарда. Западная Германия получила только 1,4 миллиарда и, в отличие от других стран-получателей, должна была вернуть эти деньги; доля финансирования по линии ERP в инвестициях в основной капитал здесь составляла менее 7 процентов в 1949 году. Однако как сигнал о готовности американцев поддержать европейскую экономику и как основа экономической и политической стабильности, «План Маршалла» был бесценен – «ключевое событие и для европейской истории, потому что он прочно связал западногерманскую экономику с Западной Европой»52.
Таким образом, «План Маршалла» стал для американцев важным инструментом завоевания в политическом плане западноевропейцев и не в последнюю очередь западных немцев для Запада; при этом работа по связям с общественностью в рамках ERP была не менее тщательно продумана, чем сама помощь. Бесчисленные брошюры, книги, плакаты и более двухсот короткометражных фильмов рассказывали о благотворном влиянии «Плана Маршалла». Товары, поставленные за счет средств ERP, были соответствующим образом маркированы – вполне успешно. В газете «Вельт» можно было прочитать об американских планах: «На горизонте свободной Европы становится виден проблеск надежды на экономическое восстановление с принятием Конгрессом США „Плана Маршалла“ 2 апреля 1948 года. Мы приветствуем дальновидное решение великого народа по ту сторону океана». Газета «Франкфуртер Рундшау» писала: «Никакая политическая пропаганда не может заставить нас видеть в американской помощи что-то иное, кроме единственного пути к нормализации жизни в Германии». В ходе опросов, проведенных в 1948 году, осведомленность о программе возросла до 76 процентов (в Берлине – 91 процент). 85 процентов опрошенных были убеждены, что этот план улучшит их жизнь53.
Таким образом, менее чем через три года после окончания войны Германия превратилась из поверженного врага, которого следовало наказать, в потенциального партнера. Всего двумя годами ранее западные державы хотели сократить экономическую составляющую страны до такой степени, чтобы она перестала представлять угрозу для своих соседей на десятилетия вперед; теперь же, с помощью американских денег, ее экономическое возрождение должно было произойти как можно быстрее, чтобы спасти Европу от коммунизма. Редко когда в новейшей истории Европы происходила более резкая смена политического курса.
Четвертый этап, от «Плана Маршалла» в июне 1947 года до денежной реформы в июне 1948 года, начался, когда советские представители на конференции по «Плану Маршалла» в Париже в конце июня 1947 года отвергли американскую помощь для себя и стран, находящихся в сфере их влияния. Это завершило раздел Европы, а значит, и Германии. В последующие месяцы единственное, что имело значение, – быстрая консолидация и стабилизация обоих лагерей, которые теперь сформировались в «блоки».
На конференции шести держав в Лондоне, которая началась в феврале 1948 года и на которой были представлены не только три западные оккупационные державы, но и страны Бенилюкса, были согласованы отдельные шаги по созданию западногерманского государства, Франция, сначала выступавшая против, в конце концов согласилась с решениями конференции в связи с эскалацией конфликта между Востоком и Западом. В итоге 7 июня 1948 года военным губернаторам было предложено созвать учредительное собрание западногерманского государства.
