К ноябрю предзимнюю разведку и эвакуацию завершили. Лешкин комендантский взвод, оставшийся в его отсутствие в распоряжении Орлова, времени тоже не терял. Солдаты расчистили подъездные пути и территорию вокруг будущего княжеского двора, вставили стекла в помещениях, помогли мастеру сложить печки внутри них, заготовили топливо и наладили колодезное водоснабжение. Мастерицы из Спасского помогли отремонтировать комнаты и покои, убрать их для новых хозяев. На крыше здания поставили мачту для государственного флага.

4 ноября, в День Народного единства свезли весь народ к зданию княжеской резиденции в Боголюбово, чтобы предложить для всеобщего обсуждения проект Орлова об учреждении Владимирского княжества.

Александр зачитал подготовленные им учредительные грамоты, напомнил, что за спинами бывших беженцев огромная страна, оставшаяся без призора, и попросил их высказаться по существу дела. Несколько человек выступили и одобрили предложение о создании собственного государства; они поняли, что новое княжество лишь недолго будет слабым, но скоро наберет силу, если всерьез займется объединением людей и земель. Еще двое ораторов стали спорить, но спорили они, скорее между собой и суть их разногласий была лишь в том, возможно ли нынче использование старых исторических терминов «князь», «княжество», «казна», «дружина» и им подобных. Ведь князь — это, между прочим, господин над народом! А нужны ли ему господа?..

Их разногласия исчерпались, когда Николай Харитонов сказал:

— Это вам, умникам, известно, что такие слова были обиходными в далекую-далекую старину. А вот наши потомки через сто лет будут думать, что так было всегда и у них мысли не возникнет критиковать уже устоявшиеся названия: просто привыкнут. Внесенное предложение считаю правильным и поддерживаю; давайте голосовать!

Голосовали руками и большинство согласилось учредить княжество; далее требовалось избрать князя. Александр внес на рассмотрение собрания свою кандидатуру, а также Хорькова, Галстяна, Рабиновича и Харитонова; спросил о других предложениях, но их не оказалось. Теперь голосовали иначе: каждый должен был написать на клочке бумаги фамилию предпочтительного кандидата и опустить ее в картонную коробку, послужившую избирательной урной. Орлов сразу набрал более половины голосов, и оспаривать его победу никто не решился.

Александр вошел на ступени Дворца культуры и громко спросил:

— Решено?.. не передумаете?

— Не-ет!.. — ответил хор голосов. — Правь, княже! — в толпе послышались смешки.

Священника, Библии и короны не было, поэтому Орлов приложил к сердцу правую руку, сжатую в кулаке и отчетливо произнес:

— Принимаю данную мне народом власть, титул Князя Владимирского и клянусь: жить и править для блага людей своих и защищать правду их до конца жизни моей, не щадя живота своего. А не способен буду власть нести — клянусь передать тому, на кого сам народ укажет. Клянусь, клянусь, клянусь!..

Собрание дружно зааплодировало. По логике предстояло еще принять государственный флаг, герб и гимн. Присутствующие намерились, было принять участие в их демократическом обсуждении, стали подавать голоса с изъявлением такого желания, но новый князь резко и зычно пресек их:

— То не ваше дело — сам решать буду!

И воцарилась тишина…

Только тут дошло до собравшихся, что они участвуют не в скоморошном балагане: ими принято судьбоносное решение и теперь уже не до шуток! Неожиданно для себя они заметили, что на лицах воинов княжеской дружины (бывших солдат роты охраны) совсем нет радостных улыбок, и те твердо настроены исполнять любую волю князя. По спинам пополз съеживающий холодок, будто донесшийся из сурового средневековья — люди собственной кожей ощутили непреложную силу верховной власти.

Из состояния ошеломления собрание вывел сам Александр, воскликнувший:

— Праздник ныне… айда гулять!

Он отступил в сторону и пригласил всех к пиршественному столу, показав рукой на вход в здание. Несмело, пряча друг от друга глаза, поселенцы стали подниматься по ступеням.

От угощений ломились столы — здесь было все, выращенное летом и сбереженное из старых запасов: соленья, варенья, жаренья, деликатесы, приготовленные умелыми кухарками. Само собой, хватало самогона, браги, пива и даже медовухи.

Все пришедшие не могли уместиться в бывшем кинозале, поэтому занимали места по очереди целыми сменами; никого тут не торопили — каждый мог отобедать вволю. В фойе здания вынесли столы со спиртным и закуской для особенных любителей зелья, а вскоре тут же устроили веселье с плясками и частушками: самодеятельные музыканты наяривали на гармонях, балалайках и бубнах.

Лешка сидел рядом с Александром, одетым уже в парадный княжеский камуфляж с эполетами и, хорошо поддав, кричал ему в ухо, преодолевая общий шум:

— Ну, Саня, ты ваще!.. От тебя же, как от «шизика» — не знаешь, чего ждать: то сопли жуешь со своей демократией, а то как дашь — волосы дыбом встают. Я балдею от такого кино!

Гуляли до утра, как в Новогоднюю ночь. Для желающих отдохнуть отвели весь второй этаж, раздав кучу одеял из эмчеэсовских складов — стелить их приходилось на полу, но народ не роптал. Пьяного, наплясавшегося вволю Хорькова уложили спать тут же; Рабиновича влюбленные в него девахи утащили в какую-то потайную комнату. Павел почти не пил, а Харитонов беседовал с работягами, степенно пропуская иногда рюмочку за процветание державы.

Наутро желающие позавтракали и поправили здоровье, что особенно понравилось мужчинам, а потом автобусами и грузовиками всех развезли по поселкам, до которых было рукой подать. Гости остались очень довольны.

Когда садились в транспорт, обращали внимание, что над княжескими хоромами уже развеваются два стяга с золотыми орлами: красный флаг нового государства и черный штандарт князя. Еще не очень укладывалось в голове людей, что все они шагнули в новую эпоху — княжеский период истории новой России, но совсем скоро уже никто и не представит себе, что могло быть как-то иначе.

Теперь все продукты, производимые в личных подворьях, оставались в распоряжении хозяев, а то, что выращивалось на отремонтированных бывших совхозных фермах, поступало в княжеские кладовые. Кроме этого, в пользу князя взималась десятина от личных хозяйств и та же десятина с урожая на полях, разбитых на семейные наделы — в виде оброка. Изъятое позволяло кормить военную дружину и прислугу, а также делать запасы для оказания помощи жителям других регионов. На княжеских полях и фермах, под началом назначенных Харитоновым руководителей работали жители поселков по очереди, исполняя барщину.

Исподволь возникла проблема наличия денег в качестве платежного средства, без которого высокая эффективность хозяйствования могла быть достигнута только путем жесткого внеэкономического принуждения, то есть закабаления работников. Превращение крестьян в крепостных рабов присуще феодальному строю, и как раз по этой причине: в отсутствие интенсивного денежного оборота отношения рабства и господства надолго остаются архаичными и лишь через многие века сметаются стихийными восстаниями крестьян. Обновить эти отношения, не доводя недовольства ими до значительного размера, и позволяет развитие товарно-денежных отношений, сводящих рабов и господ до положения равноправных экономических партнеров. Это позволяет прямо устремиться к капиталистическому рынку сначала сельхозпродуктов, а чуть позже и ремесленнических (промышленных) изделий.

Избыточный продукт на личных подворьях уже появился, но продать его как товар пока было невозможно: не было ни денег, ни продукции ремесел для обмена. Вопрос стал ребром, и решать его нужно было как можно скорее.

Сильно озадачились теперь руководители государства!.. Орлов, а вернее — князь Александр, как его величали теперь без ложной иронии, уже успел первыми указами назначить Хорькова канцлером, Галстяна воеводой, Рабиновича управляющим княжеским двором, Харитонова начальником всех работ. Других государственных должностей еще не придумали, но и для исполнения своих каждый из них сразу стал подбирать штат помощников из селян.