— Нет.

— Тогда кто?

— Лоренцо.

После разговора с Джулианом на днях я провел некоторое время, погрузившись в свои мысли и одержимый тем фактом, что моя тетя знала о том, что я несколько лет притворялся.

Я подумывал проигнорировать эту тему, но когда через несколько дней я появился у нее дома, чтобы сделать очередную стрижку, мне показалось, что это самое подходящее время для разговора.

Хотя сама идея приводит меня в ужас.

Тía (Тетя) помогает Нико устроиться в комнате для гостей, а затем ведет меня на кухню. Она предлагает мне несколько закусок и стакан agua fresca (свежей воды), а я сажусь на табурет. Мое сердце учащенно бьется, пока она готовит свои инструменты, и я почти не обращаю внимания на ее вопросы о работе.

Она перестает распылять спрей на мои волосы.

— Рафа?

— ¿Si? (Да?)

— Та же стрижка, что и в прошлый раз?

Я сглатываю комок в горле и качаю головой.

— Оставить длину?

— Сделай короче.

Ее глаза расширяются.

— ¿Qué? (Насколько?)

— Ну, настолько коротко, насколько ты можешь, но при этом достаточно длинно, чтобы я мог провести по ним пальцами. И никакой бритвы.

— Ты хочешь прическу как раньше? — она не уточняет, но мне это и не нужно.

— Да. Как раньше.

Она улыбается все время, пока стрижет меня. Несколько раз я вздрагиваю, когда локоны волос падают вокруг моих ног, но тетя уверяет меня, что конечный результат будет выглядеть потрясающе.

На короткий миг я подумал, что она лжет, но когда она направил меня в гостевую ванную, я убедился в обратном. Меня переполняют эмоции, когда я рассматриваю свою новую стрижку. Как и просил, я по-прежнему могу хорошенько встряхнуть волосы кончиками пальцев, но длина только подчеркивает мои черты, а не скрывает их.

Тетя сжимает мою руку.

— Ты выглядишь… замечательно.

Наши взгляды встречаются в зеркале. Ее непролитые слезы заставляют меня чувствовать себя в равной степени счастливым и виноватым, зная, что причиной их появления являюсь я.

— Por favor. No llores. (Пожалуйста. Не плачь)

Она сжимает брови.

— Обещаю, что это слезы счастья.

— Я не хочу никаких слез. Счастья или нет.

Она отворачивается, шмыгая носом.

— Я ничего не могу поделать. Ты просто такой…

— Красивый? — поддразниваю я.

— Feliz. (Счастливый)

Я крепко обнимаю ее.

— Perdón, Tía. Por todo. (Прости, тетя. За все)

— За что ты извиняешься?

— За все, — мой голос дрожит. — Я не понимал, что причиняю тебе боль…

Она гладит меня по щеке.

— Может, мне и было больно за тебя, но ты никогда не делал мне больно, mijo (сынок). Nunca en tu vida. (Никогда в своей жизни)

У меня самого глаза слезятся, но я смаргиваю слезы, не потому что мне неловко, а чтобы не дать тете разразиться собственными рыданиями. Tía (Тетя) называла меня своим сыном бесчисленное количество раз, но сегодня я позволил себе поверить в это. Смириться с тем, что в этой семье мне найдется место для моего истинного «я».

Больше никаких пряток. Больше никакой лжи. Больше не надо притворяться, что я кто-то другой, только потому, что мне кажется, что так я больше буду нравиться людям.

— ¿Tía? (Тетя?)

— ¿Si? (Да?)

— Мне нужно тебе кое-что рассказать.

— О том, что ты тайно встречаешься с Элли?

Я не могу удержаться от смеха.

— Нет, но об этом чуть позже.

— Хм. Que triste (Как грустно), — она вытирает глаза.

Я закатываю глаза.

— Это обо мне.

Она высовывает голову из ванной и зовет Нико, чтобы проверить его, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Что именно?

— Я хочу поговорить с тобой о том, что было раньше.

Она трясет головой так сильно, что несколько прядей ее волос разлетаются.

— Ты не обязан говорить со мной об этом.

— Я знаю, но все равно хочу.

Следующий час мы с тетей провели, сидя на полу в ее гостевой ванной, обмениваясь салфетками и историями, пока я изливал ей свою душу. Открыться Элли, Нико и Джулиану было приятно, но поговорить с тетей о своих трудностях…

Это было все, что мне было нужно, и даже больше.

В какой-то момент во время нашего разговора она обняла меня и с тех пор не отпускала. Она так давно не обнимала меня, и это моя вина. Я думал, что, держа ее на расстоянии, смогу защитить от боли, но, зная, что я страдаю, а она ничего не может с этим сделать, я сделал только хуже.

Она проводит пальцами по моим недавно подстриженным волосам.

— Ты всегда был одним из величайших подарков, которые преподносила мне жизнь.

Впервые я решаю поверить ей, а не искать сотню причин, чтобы отрицать это.

— Долгие годы я считала себя эгоисткой, потому что была счастлива, что ты есть в моей жизни, — признается она прерывающимся шепотом.

Моя грудь сжимается.

— Это не делает тебя эгоисткой.

— Делает, но я смирилась с этим. Мне просто жаль, что я не смогла избавить тебя от боли — как до смерти родителей, так и после.

— Я не чувствовал… — я останавливаю себя, чтобы не солгать. — Ты не могла ничего сделать, чтобы помочь мне пережить это.

— Я могла хоть что-то сделать. Я знала, что ты делал.

У меня щемит в груди.

— Я думал, что у меня лучше получается это скрывать.

Она гладит меня по щеке.

— Только потому, что мы с дядей позволили тебе в это поверить.

— Ты никогда ничего не говорила.

— Я бы хотела, — она опускает голову. — Может, если бы я придерживалась своего первоначального плана — отправить тебя к терапевту…

— Я не был к этому готов.

— Тем не менее, это была моя работа как твоей матери…

— Прекрати.

— Что?

— Чувствовать себя виноватой за прошлое, которое никто из нас не может изменить.

Ее глаза снова блестят, а на ресницах застыли слезы.

— Это тяжело.

Я крепко зажмуриваю глаза.

— Я знаю. Черт. Правда знаю.

Она снова заключает меня в объятия.

— Хорошо. Я обещаю прекратить, если ты тоже перестанешь.

— Договорились, — я обнимаю ее в ответ. — Я просто хочу отпустить все это и сосредоточиться на своем будущем.

— Тогда так мы и поступим.

Глава 54

Рафаэль

Я знал, что мое счастье не может длиться вечно. Последнюю неделю после возвращения на озеро Вистерия мы с Элли провели как в тумане, и было лишь вопросом времени, когда реальность настигнет меня.

Хотелось бы только, чтобы и мой сын не пострадал.

— Нико, — зову я его.

Он захлопывает дверь своей спальни и щелкает замком.

— Я не хочу уходить!

Я все равно дергаю за ручку двери.

— Но ты так старался ради этого.

Они с Элли два месяца подряд репетировали его песню для Клубничного фестиваля, и слышать, что он больше не хочет выступать из-за нее…

Это заставляет меня впасть в ярость.

Я знал, что Хиллари может сорваться, но не хотел говорить Нико об этом на случай, если она сдержит свое обещание. Он так надеялся на это, что отнимать у него эту надежду казалось несправедливым.

И посмотри, к чему это привело.

Я прислонился лбом к двери.

— Все, кто тебя любит, будут там.

— Мне все равно! Я бросаю!

— Что бросаешь?

— Музыку! Какой в ней смысл? — рыдания Нико слышны через дверь. У меня болит в груди от этого звука, и я жалею, что не могу избавить его от боли. Хотелось бы сделать хоть что-нибудь, кроме как стоять рядом, не в силах защитить его от единственного человека, которому всегда удается причинять ему боль.

Я не знаю, что, черт возьми, делать. Я тоже ее ненавижу, но она его мать. У нее есть законное право общаться с сыном и видеться с ним, даже если это происходит редко, и я ничего не могу с этим поделать.