— Ты ведь не можешь, правда?

— Нет, — я имела в виду то, что сказала той ночью. Я действительно хочу выйти замуж, но это не значит, что я не стала бы ждать, пока кто-то вроде него тоже не будет готов к этому. Если бы я знала, что человек особенный, кольцо — это всего лишь символ, который я хотела бы получить из-за связанных с ним обязательств, но для него не было бы конкретного срока.

Я бы подождала, если бы это сделало кого-то вроде него счастливым. В конце концов, для меня важнее всего партнерство, а не какой-то юридически обязывающий контракт.

От его следующих слов у меня сводит желудок.

— Скажи, что ты все-таки не хочешь детей.

— Я не могу, — после того как я выросла единственным ребенком, которому не хватало брата или сестры, я хочу как минимум двоих, а может, и троих детей, в зависимости от жизненных обстоятельств.

— Я сделал вазэктомию, когда узнал о состоянии Нико.

Мое сердце сжимается.

Он не отводит взгляд, пока говорит.

— Я люблю его, но не хотел рисковать тем, что у меня будет еще один ребенок, который однажды может столкнуться с ПР. Я не хотел перекладывать на него это бремя из эгоизма, поэтому позаботился об этом заранее.

— Это нормально.

— Правда?

— Конечно. Ты, как никто другой, знаешь, что всегда есть такой вариант как усыновление.

Его глаза сужаются, и я сразу понимаю, что он мне не верит.

Могу сказать, что он и не хочет верить.

— Так ты не хочешь иметь собственных детей? — спрашивает он.

— Ну, да, я думала об этом, но а кто не думал?

Мышцы вокруг его глаз смягчаются.

— Я так и знал.

Его покорный тон подстегивает мое разочарование.

— Зачем ты вообще задаешь мне все эти вопросы? Что ты пытаешься доказать?

— То, что прикосаться к тебе… — он сжимает мои щеки между ладонями. — Хотеть тебя… Это может ощущаться правильным, но мы не можем быть более неподходящими друг для друга.

Я не осознаю, насколько сильно ранят его слова, пока из-за них не сбивается мое дыхание.

Его грустная улыбка должна была смягчить то, что он скажет дальше, но она имеет обратный эффект, заставляя ужас, нарастающий в моем животе, усиливаться.

— Я не хочу снова жениться и заводить детей. Я это уже проходил и едва выжил в первый раз. Черт, я до сих пор расплачиваюсь за это каждый день и, вероятно, буду расплачиваться следующие девять с лишним лет, а все потому, что у меня есть ребенок от человека, который его не заслуживает, — к концу его голос дрожит.

— Рафаэль, — говорю я прерывающимся шепотом.

Он успокаивающе гладит меня по щеке, отчего боль в груди становится невыносимой.

— Однажды, когда ты найдешь того, кого искала, ему лучше сделать все возможное, чтобы удержать тебя, потому что ты заслуживаешь такой любви, о которой пишут песни, — из уголка моего глаза выскользнула слезинка, и он смахнул ее подушечкой большого пальца.

Он отстраняется, но не раньше, чем крадет цветок, который подарил мне, прямо из моих волос.

Мое сердце раскалывается прямо пополам, образуя тысячу трещин, пока он идет обратно к джипу, забирая с собой все мои обманчивые надежды на то, что мы будем вместе.

На следующее утро я просыпаюсь от того, что Нико подпрыгивает на моей кровати и кричит, чтобы я вставала, пока яхта не отчалила без меня. Я понятия не имею, о чем он говорит, пока не проверяю свой телефон и не читаю загадочное сообщение от Рафаэля.

Рафаэль: Небольшое изменение в наших планах. Мы поплывем с Оаху на Кауаи на лодке, а не на самолете.

Убедившись, я собираю чемоданы Нико и свой, а он продолжает рассказывать об этой огромной яхте и обо всех развлечениях, которые мы должны попробовать в течение следующего дня.

Только Рафаэль заплатил бы семидневный гонорар за яхту, которую планирует использовать в течение двадцати четырех часов. Я должна была бы счесть это несносным, но, опять же, если он хочет потратить миллионы, чтобы помочь своему ребенку совершить путешествие всей его жизни, я не могу винить его за это.

Не знаю, из-за чего резко изменились наши планы, но не собираюсь жаловаться на то, что проведу день на яхте, хотя меня немного тошнит, когда я думаю о банковской выписке Рафаэля и рыбацкой лодке с того дня.

Час спустя водитель высаживает нас у частной пристани. Нико уже в тридцати метрах перед нами, потому что хочет рассмотреть все лодки, прежде чем мы найдем свою.

— Ты приняла Драмин? — спрашивает Рафаэль, везя наш багаж.

— Нет? — из-за утреннего сумасшествия я совсем забыла о нем.

Рафаэль заглядывает в свою сумку и достает упаковку таблеток.

— Вот.

— Ты тоже носишь их с собой?

— Поскольку ты забыла выпить их перед прошлой поездкой на лодке, я подумал, что неплохо было бы носить его с собой на всякий случай.

— Как заботливо, — обычно я считаю подобное романтичным, но после вчерашнего разговора это меня злит.

Он смотрит на меня, нахмурившись.

— Ты все еще злишься из-за прошлой ночи.

— Нет. Я злюсь, что ты продолжаешь посылать мне неоднозначные сигналы, — говорю я с легким укором.

Его лицо морщится.

— Я просто пытаюсь быть милым.

— Ну, может, тебе стоит прекратить, потому что, с моей точки зрения, это выглядит так, будто у тебя есть ко мне интерес, хотя мы оба знаем, что ты ничего не будешь с ним делать, — мой голос срывается в конце, и мне хочется немедленно взять свои слова обратно. Я не хочу, чтобы он знал, как сильно его слова прошлой ночью задели меня. Как сильно они ранили. Такое ощущение, что я предаю себя и еще больше открываю свое сердце тому, кто этого не хочет.

Он отверг меня. Все просто. Чем скорее я приму свою новую реальность, тем лучше для нас обоих.

Я даже не знаю, почему так расстроена, особенно когда это лучший вариант для моей работы, но это так. Может быть, потому, что ради Рафаэля я была готова поставить на кон свое положение няни Нико, а он поставил меня на место, заставив почувствовать себя дурой.

Рафаэль бормочет себе под нос что-то по-испански, чего я не понимаю, и протягивает мне нераспечатанную бутылку клубнично-лимонной газированной воды из той же сумки.

— Вот.

Мое сердце слегка подпрыгивает, но я мысленно сжимаю кулак, чтобы подавить чувство надежды.

Если наш разговор и научил меня чему-то, так это тому, что Рафаэль может быть милым и заботливым, но только от меня зависит, буду ли я держать себя в руках и помнить, что это не может быть чем-то большим.

Я не протестую, бросаю в рот таблетку Драмина, делаю глоток воды и продолжаю нашу прогулку. Мы легко догоняем Нико, который так и остался стоять перед серой суперяхтой.

— Это она? — спрашивает Нико.

Рафаэль качает головой.

— Иди вперед.

Нико останавливается через несколько яхт, эта еще больше, чем предыдущие.

— А эта?

— Нет. Но мы почти пришли, — Рафаэль указывает на конец дока, где сейчас пришвартована яхта размером с круизный лайнер.

Я останавливаюсь на середине пути.

— Ты шутишь.

— Надеюсь, на этот раз размер тебя устроит, — его губы кривятся.

Этот ублюдок арендовал не просто яхту, чтобы отвезти нас с Оаху на Кауаи. Он арендовал целый корабль.

Нико бежит к ней, а я следую за ним и его отцом, мои шаги механические, а позвоночник напряжен.

Стеклопластиковые и металлические поручни сверкают на солнце, на время ослепляя меня, пока я не надеваю солнцезащитные очки. Небольшая команда машет нам с разных уровней, а несколько человек уже спрыгивают с яхты и забирают у нас багаж.

Я смотрю на Рафаэля, чьи глаза скрыты за парой черных очков Ray-Ban.

— Ты арендовал эту яхту, чтобы отвезти нас отсюда на Кауаи?

— Да.

— Не слишком ли это… слишком?

Он пожимает плечами.

— Для тебя это гораздо веселее, чем самолет.

В моей груди вдруг стало тесно.