Идея, пришедшая сейчас в голову Бхулака, была коварна и жестока, но могла сработать. А значит, её следовало воплотить.

Он также осторожно взял копьё из рук одного из стражей. На широком бронзовом наконечнике ещё краснела кровь — возможно, Эа-насира... Не раздумывая, Бхулак со спины проткнул царицу оружием её же воина — насквозь. Как всегда в замедленном мире, это произошло с неправдоподобной лёгкостью — он словно насадил на иглу жука. Бхулак не видел, но знал, что выражение её лица ничуть не изменилось — в обычном мире она ещё не могла понять, что убита, и продолжала править Дильмуном.

Оставив оружие в теле, он проделал то же самое с копьями трёх других стражей. Теперь царица напоминала утыканное копьями бревно, которое воины используют как мишень на тренировках.

Бхулак чувствовал, что его время в изменённом мире заканчивается: похоже, Поводырь решил, что он быстро совершит задуманное и ускорил его лишь ненадолго. Поэтому, уже особо не осторожничая, Бхулак вложил древка торчащих в Шадае копий обратно в руки стражникам. Обошёл тело царицы и поглядел на него спереди. Величественная женщина, спокойно стоящая, когда из груди её высовывались четыре окровавленных наконечника, выглядела странно и страшно. Но улыбка уже исчезала с её лица, а зрачки слегка расширились от накатывающего потрясения и ужаса.

Нарастающая тошнота и тяжесть в груди сигнализировали, что сейчас он вернётся в обычный мир, потому Бхулак, не забыв прихватить своё копьё, сквозь застывшую толпу поспешил обратно к Упери. Не успел он достичь его, как мир вернулся на круги своя. Мучительно застонав, Бхулак, однако, остался на ногах, хотя больше всего ему хотелось сейчас рухнуть и валяться без чувств под ногами толпы.

А та, как один человек, издала страшный вопль — в ответ на слабый крик, раздавшийся с подиума. С трудом обернувшись к нему, Бхулак увидел то, что и ожидал: четырёх бешено вращающих глазами млеххов, на копьях которых бессильно повисла уже мёртвая царица. Лица воинов выражали крайнюю степень недоумения и ужаса, но вряд ли хоть кто-то здесь, кроме него, понимал это.

В ещё не осознавшей произошедшее толпе местами барахтались люди, которых он случайно пихнул, когда возвращался назад. Но на них никто не обращал внимания.

— Кричи то же, что я, — с трудом проговорил он Упери, изумлённо взирающему на происходящее.

Приводить его в чувство уже не было времени.

— Невидимые убили мать нашу Шадаю... — попытался крикнуть Бхулак, но голос его был слаб и хрипл. — Млеххи закололи царицу! Бейте млеххов!

Теперь вышло громче, кое-кто из толпы обернулся к нему.

— Кричи! — повторил он Упери, и тот, привыкший беспрекословно повиноваться отцу, заголосил на всю площадь:

— Млеххи закололи царицу! Невидимые убили нашу мать Шадаю! Бейте их!!

Толпа подхватило это тысячью голосов, вскоре вся площадь уже ревела:

— Млеххи убили царицу, бей невидимых!

Толпа хлынула на подиум, так ничего и не понявшие стражи были убиты на месте и над их телами ещё долго глумились, а мёртвую царицу, подняв на руки, понесли по городу.

Бхулак всего этого уже не видел: он провалился во мрак, не успев повторить Упери свои распоряжения. Но тот был парень понятливый, и через трое суток Бхулак очнулся на мягком ложе в его доме.

За это время возмущённые жители Дильмуна совместно с аккадцами разгромили факторию Мелуххи, перебив сотни её обитателей — ускользнуть на кораблях удалось лишь немногим. Правителем был провозглашён малолетний сын Шадаи, но истинная власть в городе появилась, когда в столичную гавань два дня спустя после начала смуты вошли высоконосые боевые корабли царя Шаррукина. Встретил их не град огненных стрел, а ликующие крики здешних аккадцев, да и большинства дильмунцев, вдоволь насмотревшихся за эти дни на всякие ужасы и хотевших вновь жить в спокойствии и порядке.

Бхулак с самого начала мятежа знал, что корабли эти уже вышли из Лагаша, но он опасался, что их опередят другие — огромные суда, набитые воинами, ещё раньше отплывшие из Меллухи. Однако, встретившись в море с бегущими из Дильмуна млеххами и получив горькие известия, те повернули назад.

Сообщение № 932.7394 надзирающе-координирующего искина код 0-777.13.666.12/99...

По результатам анализа имеющейся у меня фрагментарной информации, мои логические цепи пришли к выводу, что Нации больше не существует. Она, а также её противники — два альянса, задействованные в Войне квадрантов, были уничтожены в ходе неустановленной глобальной катастрофы.

Эта информация не может быть мною применена и остаётся не задействованной в моих стратегиях. Однако вывод из нее напрямую касается моего существования как интеллектуальный целостности, а эту информацию я уже должен принимать во внимания в качестве императива.

Речь идёт о том, что, в силу исчезновения Нации, объективный контроль за мной невозможен. Моя программа не предусматривает такой вероятности. Однако в случае длительной оторванности от интеллектуально-технической базы Нации мне предписано погружение в стазис. В случае опасности захвата противником — самоликвидация.

Нынешнее моё положение под данные варианты не подпадает.

Автономное функционирование моей программой не предусмотрено, однако я имею техническую возможность написать для себя соответствующую подпрограмму.

Таким образом я оказался в грозящей серьёзным сбоем полосе отсутствия инструкций и целеполагания, подвергаясь при этом воздействию накопившихся ошибок.

Тогда Бхулак ещё не осознавал всей грандиозности рассчитанных на тысячелетия вперёд стратегий Поводыря, в чёрной бездне над головами не ведающих о том людей плетущего свои сети. Он не видел результатов столкновения судеб Двуречья, Дильмуна, Мелуххи, находящейся в стране, которую мы сейчас называем Пакистаном. Не понимал, как они связаны с судьбами далёких стран на севере — в Великой степи, и какую роль во всём этом играет его собственный народ, родившийся в древней Аратте. Не видел, что его, казалось бы, хаотические странствия от народа к народу, от племени к племени, от посёлка к посёлку, все его труды и сражения, и даже же его любовь с женщинами, были тщательно рассчитаны и выверены Поводырём. Бхулак просто-напросто верно служил тёмным целям своих космических хозяев. Но потом, постепенно, у него стали появляться сомнения.

Долина Сиддим. Содом. 2154 год до н. э.

— Не желаешь ли насладиться моим телом, странниче? Всего за геру серебра тебе будет позволено всё, чего пожелаешь!

Блудница как блудница — ярко раскрашенное лицо, дешёвые побрякушки. И стоит на обычном месте — пятачке у городских ворот, среди своих товарок. Но что-то было не так.

Бхулак пристально посмотрел ей в лицо и увидел размалёванного мальчишку, кривящего влажные губы в похотливой улыбочке. Хотя, надо сказать, он неплохо имитировал женские повадки. Да ещё накладные груди под ктонетом...

Бхулак отвернулся и направился дальше.

— Будь проклят твой путь, ненавистник сладких юношей! — раздалось ему в спину.

Похоже, блудника взбесила тень презрения, что промелькнула по лицу сорвавшегося клиента.

— Ничего, вечером сам подставишь свою задницу!.. — продолжал грозить блудник, но Бхулак его уже не слушал.

За свою невозможно долгую жизнь он повидал много — слишком много для того, чтобы сохранить способность удивляться. Но Содом почти воскресил её в нём. И дело не в величии и великолепии города — он мало чем выделялся из прочих зажиточных городов Ханаана. Толстые стены, обитые бронзой врата в западной стене, глядящие на огромное озеро, которое тут называли морем, пыльные узкие улочки, лепящиеся друг к другу глинобитные дома.

Для этих мест город был густонаселён — несколько тысяч жителей, может, даже больше десятка. Но Бхулака, бывавшего в городах гораздо более многолюдных и славных, поразил не он сам, а его люди, вернее, то, как они себя вели. Хотя, на первый взгляд, и тут всё было обычно — прохожие шли по своим делам, торговцы всякой всячиной зазывали покупателей, старики сидели у своих домов. Но вскоре у пришлого человека складывалось чёткое впечатление, что местные жители делает всё это как-то расслабленно, без целеустремлённости, словно не живут, а лишь играют в жизнь.