– А когда война?

– Завтра. Мальчуган помрачнел.

– Значит, я не смогу прийти, – печально сказал он.

Послы ничего не ответили. Они пожали по очереди Немечеку руку а угрюмый, диковатый Пастор, растрогавшись, пробурчал:

– А меня ты прости.

– Прощаю, – тихо промолвил белокурый мальчуган и, закашлявшись, откинулся на подушку.

Себенич поправил ее у него под головой.

– Ну, пошли, – сказал Пастор.

Знаменосец снова поднял белый флаг, и все трое вышли на кухню. Мать Немечека со слезами проговорила:

– Вы… вы такие славные, хорошие ребятки… так любите моего сыночка. За это… за это я дам вам по чашке шоколада…

Послы переглянулись. Шоколад – штука соблазнительная! Но Пастор все-таки выступил вперед и, не опустив, а на этот раз высоко подняв свою красивую темноволосую голову, гордо сказал:

– Шоколада за это не полагается. Марш!

И, четко печатая шаг, послы удалились.

В день сражения выдалась чудесная весенняя погода. С утра, правда, моросил дождь и на перемене мальчики уныло поглядывали в окна, думая, что он испортит все дело, но к полудню дождик вдруг перестал и небо прояснилось. Через час уже ласково сияло весеннее солнце, и мостовая совсем просохла. А когда мальчики расходились по домам, стало опять тепло и с будайских гор повеяло ароматной свежестью. Лучшей погоды для сражения нельзя было и желать. Кучи мокрого песка в фортах немного подсохли, а что он сырой, было даже кстати: бомбы получались прочнее.

В час поднялась страшная беготня. Все помчались домой, и без четверти два на пустыре уже, волнуясь, шумело войско. У некоторых от обеда даже остался ломоть хлеба в кармане, и они доедали его, отщипывая по кусочку. Но возбуждение было все же не так велико, как накануне. Тогда никто еще не знал, что будет. Появление послов рассеяло тревогу, которая сменилась суровым ожиданием. Теперь все знали, когда нагрянет враг и как будет протекать битва. Все загорелись воинственным пылом и жаждали скорей очутиться в гуще боя. Но за полчаса до сражения Бока внес изменение в план военных действий. Когда войско собралось, все с изумлением увидели, что перед фортами номер четыре и номер пять тянется длинная, глубокая канава. Более пугливые, решив, что это дело вражеских рук, обступили Боку:

– Ты видел эту канаву?

– Видел.

– Кто ее вырыл?

– Яно выкопал сегодня утром по моему распоряжению.

– Зачем?

– Потому что план сражения частично изменяется. Посмотрев в свои записи, Бока подозвал командиров двух первых батальонов:

– Видите этот ров?

– Видим.

– Знаете, что такое шанец?

Те представляли себе это довольно смутно.

– Шанец, – сказал Бока, – делается для того, чтобы расположившееся в нем войско было скрыто от неприятеля и могло начать бой в удобный для себя момент. План сражения изменяется: вам теперь не придется стоять у входа с улицы Пала. Я понял, что это неудачно придумано. Вы со своими двумя батальонами спрячетесь в этом рву. Когда неприятельский отряд войдет через калитку, форты сейчас же начнут бомбардировку. Неприятель не заметит рва у штабелей и направится прямо к фортам. Когда они будут от вас в пяти шагах, вы высовываетесь и начинаете бомбардировать их песком. А форты продолжают вести огонь. Тут вы выскакиваете из шанца и бросаетесь на врага. Но сразу к выходу его не гоните, а подождите, пока мы не управимся с другим отрядом. Гоните, только когда я прикажу трубить атаку. После того как мы запрем другой отряд в сторожку, гарнизон первых двух фортов перебежит в остальные, а армия улицы Марии поспешит к вам на подмогу. Значит, вы должны только задержать их. Понятно?

– Конечно.

– Тут я прикажу трубить атаку. К тому времени нас будет вдвое больше, чем их, потому что у них половина войска будет уже сидеть в сторожке. Но по правилам во время атаки превосходство в численности допускается; только в одиночном бою нельзя вдвоем нападать на одного.

Пока Бока объяснял все это, Яно подошел ко рву и несколькими ударами мотыги подровнял края. Потом вывалил в него тачку песка.

Между тем гарнизон фортов сновал на штабелях, усердно трудясь. Форты были устроены так, что из-за поленьев виднелись только головы, которые то исчезали, наклоняясь, то вновь показывались. Там изготовлялись песочные бомбы. На верхнем уступе каждого форта развевалось маленькое ало-зеленое знамя; только на угловом, третьем по счету, знамени не было. Это знамя в свое время унес Ферн Ач. Но его не стали заменять другим, а решили отбить у неприятеля.

Мы помним, что это испытавшее много превратностей знамя оказалось в конце концов у Гереба. Похищенное Фери Ачем, оно сначала было спрятано в Ботаническом саду, в развалинах замка. Оттуда его унес Немечек, чьи маленькие следы были обнаружены на песке. Но в тот памятный вечер, когда мальчуган, свалившись с дерева, вдруг очутился среди краснорубашечников, Пасторы вырвали знамя у него из рук, и оно снова вернулось к томагавкам, в тайный арсенал врага. Напоследок его оттуда выкрал Гереб, чтобы заслужить благодарность мальчишек с улицы Пала. Но Бока тогда же сказал ему, что выкраденное знамя им не нужно: они хотят вернуть его в честном бою.

Поэтому накануне, как только послы краснорубашечников удалились с пустыря, другое посольство – посольство мальчишек с улицы Пала – отправилось с этим знаменем в Ботанический сад.

Когда они туда прибыли, происходил как раз большой военный совет. Послов было трое: Вейс, Чонакош и во главе их Челе. У него был белый флаг, а красно-зеленое знамя, завернутое в газетную бумагу, нес Вейс.

На деревянном мостике им заступили дорогу часовые:

– Стой! Кто идет?

Челе, не отвечая, достал из-под полы белый флаг и молча поднял его над головой. Часовые, не зная, что полагается делать в таких случаях, обернулись к острову и закричали:

– Гейя, гоп! Здесь чужие пришли!

На крик к мосту вышел Фери Ач. Ему хорошо было известно, что означает белый флаг, и он пропустил пришельцев на остров.

– Посольство?

– Да.

– Что вам нужно?

Челе выступил вперед:

– Мы принесли обратно знамя, которое вы у нас похитили. Оно вернулось к нам, но не так, как мы хотим. Возьмите его завтра в бой, и мы постараемся отбить его. А не сумеем – пускай остается у вас. Вот что велел вам передать мой генерал!

Челе подал знак Вейсу. Тот с глубокой серьезностью развернул бумагу, вынул из нее знамя и, прежде чем отдать, поцеловал его.

– Начальник арсенала Себенич! – крикнул Ач.

– Нет его! – прозвучало в ответ из густого кустарника.

– Он ведь только что был у нас с посольством, – сказал Челе.

– Верно, я и забыл, – ответил Фери Ач. – Тогда – его заместитель!

В одном месте кусты раздвинулись, и перед главнокомандующим предстал маленький, юркий Вендауэр.

– Прими у послов знамя, – сказал Фери Ач, – и спрячь в арсенал.

Затем обратился к посольству:

– Во время сражения знамя будет у Себенича. Так и передайте.

Челе хотел было снова поднять белый флаг в знак того, что посольство отбывает, но командир краснорубашечников спросил:

– Знамя вам, наверно, Гереб принес?

Послы молчали.

– Гереб? Да? – переспросил Ач.

– На это я отвечать не уполномочен! – щелкнув каблуками, отчеканил Челе. – Смирно! Ша-гом марш! – скомандовал он своим подчиненным и покинул краснорубашечников.

Недаром про Челе говорили, что он – франт, недаром отличался он изяществом! Надо отдать ему справедливость – это было сделано молодцевато, по-военному. Никого не выдал врагу, даже изменника.

А Фери Ач почувствовал себя пристыженным. Вендауэр со знаменем в руках стоял и таращился вслед уходящим.

– Чего рот разинул?! – накинулся на него главнокомандующий. – Неси знамя на место, живо!

Вендауэр побрел исполнять приказание, думая: «А молодцы все-таки эти ребята с улицы Пала! Второй раз утерли нос грозному Фери!»

Вот как знамя вернулось к краснорубашечникам. Потому-то его и не было на форте номер три.