Часовые уже сидели верхом на заборе: один – на ограждавшем пустырь с улицы Марии, другой – на том, который выходил на улицу Пала. Из хлопотливой сутолоки, кипевшей между штабелями, вдруг вынырнул Гереб. Он подбежал к Боке и, остановившись перед ним, сдвинул каблуки:

– Господин генерал! Позвольте доложить: у меня просьба.

– Какая?

– Господин генерал, вы назначили меня сегодня в крепостную артиллерию на форт номер три, потому что он угловой и там опаснее всего. И еще потому, что на нем нету знамени, которое я вам уже принес один раз.

– Так. Чего же ты хочешь?

– Прошу перевести меня в еще более опасное место. Я уже поменялся с Барабашем, который назначен в шанец. Он хороший бомбометчик, от него будет польза в форте. А я хочу сражаться в открытую, из шанца, в первом ряду. Пожалуйста, разрешите.

Бока оглядел его с ног до головы:

– А ты все-таки молодец, Гереб!

– Значит, можно?

– Можно.

Гереб отдал честь, но остался стоять перед генералом.

– Ну, что еще? – спросил тот.

– Я хочу только сказать, – не без смущения ответил артиллерист, – что очень обрадовался, когда ты сказал: «Молодец, Гереб». Но мне очень больно, что ты говоришь: «Все-таки молодец».

– Я тут ни при чем, – улыбнулся Бока. – Это уж ты сам себя вини. А сейчас – нечего нюни распускать. Кругом марш! Занять свое место!

И Гереб твердым шагом удалился. Радостно спрыгнул он в ров и сразу занялся изготовлением бомб из сырого песка. А из шанца высунулась чумазая физиономия Барабаша.

– Ты ему разрешил? – крикнул он Боке.

– Разрешил, – откликнулся генерал.

Словом, ему не очень-то доверяли, этому Геребу. Так всегда бывает с теми, кто хоть раз обманул. Им не верят, даже когда они говорят правду. Но слово генерала рассеяло последние сомнения. Барабаш вскарабкался на угловой форт, и снизу было видно, как он, взяв под козырек, доложил начальнику гарнизона о своем прибытии. В следующее мгновение обе вихрастые головы уже исчезли за парапетом. Оба взялись за работу: вместе со всеми стали складывать бомбы в пирамиды.

Так прошло несколько минут. Мальчикам они показались целой вечностью. Нетерпение возросло до того, что послышались восклицания:

– А может, они раздумали?

– Струсили!

– Тут какой-то подвох!

– Они не придут!

В начале третьего адъютант объехал боевые позиции и передал приказ стать «смирно», прекратив всякую суету, так как генерал желает в последний раз произвести смотр войскам. Когда он, завершая свой объезд, объявил об этом на левом фланге, на правом уже появился Бока – молчаливый и строгий. Сначала он сделал смотр армии улицы Марии. Там все было в порядке. Два батальона застыли по обе стороны больших ворот. Командиры вышли из рядов.

– Так, хорошо, – сказал Бока. – Задачу свою знаете?

– Да. Мы притворимся, что убегаем.

– А потом… в тыл им!

– Есть, господин генерал!

Затем Бока осмотрел сторожку. Открыл дверь, вставил в замочную скважину большой ржавый ключ и повернул его, пробуя, действует ли замок. Потом проверил готовность первых трех фортов. Гарнизон, из двух человек в каждом, налицо. Песочные бомбы, сложенные пирамидами, – под рукой. В форте номер три бомб втрое больше, чем в остальных. Этот форт был главным. Тут уж не двое, а трое бомбардиров встали навытяжку при появлении генерала. В фортах четвертом, пятом и шестом лежали запасные бомбы.

– Этих бомб не трогайте, – сказал Бока. – Они понадобятся, когда по моему приказу сюда перейдут артиллеристы из других фортов.

– Есть, господин генерал!

В форте пятом напряжение достигло такой степени, что один не в меру усердный артиллерист, увидев генерала, даже воскликнул:

– Стой! Кто идет?!

Другой толкнул его в бок. А Бока прикрикнул:

– Ты что, генерала своего не узнаешь? Осел! И добавил:

– Такого расстрелять не жалко!

Растерянный артиллерист до смерти перепугался, не сообразив впопыхах, что подобная казнь не очень вероятна. Да и Бока не заметил, что на сей раз он, хоть и редко это с ним бывало, сморозил глупость.

Он пошел дальше, к шанцу. В глубоком рву на корточках сидели два батальона. С ними был и блаженно улыбавшийся Гереб. Бока взошел на бруствер.

– Ребята! – воскликнул он, воодушевляясь. – От вас зависит исход сражения! Сумеете задержать неприятеля до тех пор, пока армия улицы Марии сделает свое дело, – битва выиграна! Запомните это хорошенько!

Громкие крики раздались в ответ. Забавно было видеть, как скорчившиеся во рву фигурки вопят от восторга и размахивают своими фуражками.

– Тише! – крикнул генерал и вышел на середину пустыря. Там его уже поджидал Колнаи с трубой.

– Адъютант!

– Слушаю!

– Надо занять место, откуда видно все поле боя. Полководцы всегда наблюдают за ходом сражения с вершины холма. А мы взберемся на сторожку.

Через минуту они уже стояли на крыше сторожки. Труба Колнаи сверкала на солнце, придавая адъютанту чрезвычайно воинственный вид. Бомбардиры в фортах даже показывали на него друг другу:

– Гляди, гляди…

А Бока извлек из кармана театральный бинокль, уже появлявшийся однажды на сцену – в Ботаническом саду. С ремешком бинокля через плечо, он был ни дать ни взять сам великий Наполеон. Во всяком случае, полководец, черт возьми!

И они стали ждать.

Историк должен придерживаться точной хронологии. Поэтому мы отмечаем, что ровно через шесть минут на улице Пала зазвучала труба, – но чужая. Заслышав этот звук, батальоны встрепенулись.

– Идут! – пробежало по рядам. Бока слегка побледнел.

– Сейчас, – сказал он Колнаи, – сейчас решится судьба нашей державы.

Спустя несколько мгновений оба часовых, спрыгнув с забора, помчались к сторожке, на крыше которой стоял генерал. Остановившись внизу, они отдали ему честь:

– Неприятель приближается!

– По местам! – приказал Бока, и часовые убежали: один спрыгнул в ров, другой присоединился к армии улицы Марии. Приложив бинокль к глазам, Бока тихо сказал Колнаи:

– Подыми трубу и держи наготове.

Колнаи повиновался. Бока быстро отнял бинокль от глаз. По лицу его разлился румянец.

– Труби! – с одушевлением воскликнул он.

И труба запела. Краснорубашечники остановились перед обоими входами. Серебряные острия их копий сверкали на солнце. В своих красных фуражках и рубашках они походили на красных дьяволят. Их горнисты тоже затрубили атаку, и воздух наполнился призывными трубными звуками. Колнаи трубил не переставая.

– Тата… тра… трара… – неслось с крыши сторожки. Бока с биноклем в руках искал Фери Ача.

– Вон он!.. – вдруг воскликнул генерал. – Идет с отрядом, который наступает с улицы Пала… Там и Себенич… знамя наше несет… Да, жарко придется армии улицы Пала!

Отрядом, подошедшим с улицы Марии, командовал старший Пастор. Над отрядом развевалось алое знамя. Все три трубы пели не умолкая. Но краснорубашечники, сомкнув ряды, неподвижно стояли у ворот.

– Они что-то замышляют, – промолвил Бока.

– Пускай замышляют! – воскликнул адъютант, на мгновение перестав трубить. Но в следующую секунду уже снова дул изо всей мочи.

– Тата… тра… трара…

Внезапно трубы краснорубашечников смолкли. Их отряд, стоявший на улице Марии, разразился оглушительными боевыми кликами:

– Гейя, гоп! Гейя, гоп!

И ринулся в ворота. Защитники мгновение помедлили, словно собираясь принять бой, но потом сломя голову бросились наутек, как и предусматривалось планом.

– Браво! – воскликнул Бока и поспешно обернулся к улице Пала.

Однако отряд Ача и не думал входить на пустырь, а стоял на улице, перед открытой калиткой, словно прирос к месту.

– Что это они? – промолвил Бока с тревогой.

– Какая-нибудь, хитрость, – дрогнувшим голосом отозвался Колнаи.

Они снова посмотрели налево. Наши бежали, и краснорубашечники гнались за ними.

Тут Бока, до той поры серьезно и не без испуга наблюдавший за неподвижным отрядом Ача, вдруг выкинул такое, чего не делал ни разу в жизни: подбросил вверх фуражку, испустил дикий вопль и принялся плясать, как сумасшедший, на ветхой кровле, которая чуть под ним не проломилась.