Скидываю в чемодан шорты, платье и пару рубашек. На первое время этого должно хватить.

— Далеко собралась? — с иронией спрашивает он.

— Я ухожу, Максим, — отзываюсь и на мгновение зажмуриваюсь, не веря своим словам. Неужели я действительно это сказала?

— Это шутка такая?

«Ага. Клоуна нашел!» Не озвучиваю, лишь качаю головой в отрицательном жесте.

Максим делает глубокий вдох и громко выдыхает, издавая рык. Вижу, как погружает свои пальцы в волосы, ероша их.

— Вера, что за детский сад? Я должен уговаривать тебя остаться?

Я продолжаю молча утрамбовывать вещи в чемодан и силясь его закрыть.

— Да оставь ты этот чемодан в покое, — с нажимом говорит он, в два шага оказавшись возле меня. Выхватывает у меня ручку и швыряет его в сторону. Замок не выдерживает, и все вещи разлетаются по полу.

Внутри меня закипает злость. Я сжимаю кулаки и, переполненная эмоциями, выкрикиваю:

— Ты вообще что ли обнаглел? Что за выходки? Я все равно уйду! И ты мне не помешаешь!

Цепляясь взглядами, ведем немую борьбу. В его глазах бушует ярость. Они становятся темнее ночи. Очевидно, что он взбешен.

Нервный озноб сковывает мое тело.

Смотрю в страхе на любимого мужчину и осознаю, что не узнаю его. Где тот Максим, что был рядом, когда мы ютились в однушке на окраине города? Когда жили от зарплаты до зарплаты, когда с бизнесом не ладилось. Когда дела пошли в гору благодаря появлению надежных инвесторов. Тогда мы были неразлучны, едины, нуждались друг в друге.

В какой момент он начал меняться?

— Вер, не дури. У меня и так голова раскалывается. Я не в настроении, поэтому давай-ка ты попробуешь сама справиться с эмоциями и приготовишь нам завтрак. А лучше снимешь халат и сделаешь шаг к примирению.

— Пусть тебя твои шлюхи ублажают, — фыркаю с возмущением. Хочу приблизиться к чемодану, где рядом раскиданы вещи, но сильные мужские руки внезапно останавливают меня, прижимая спиной к стене.

Максим нависает надо мной, расставив обе руки по обе стороны от моей головы, и громко дышит.

— Вер, не нарывайся — с ухмылкой предостерегает он, склоняясь к моему лицу в надежде завладеть моим ртом. Он мажет губами по щеке, когда я уворачиваюсь.

Его прикосновения вызывают во мне целую бурю противоречивых эмоций, которые я стараюсь подавить с усилием. Участившийся пульс, прерывистое и частое дыхание и формирующееся волнение внизу живота. Всё это идёт вразрез с холодной логикой моего разума. Я испытываю к нему чувства. Да, я его люблю. Но себя я ценю больше. Я не смогу простить его!

— У тебя был с ними секс? Сколько раз? Понравилось? — дерзко интересуюсь, слегка приподняв подбородок.

Острый взгляд темных глаз внимательно изучает мое лицо. Он вглядывается в мои глаза, затем переводит взгляд на губы. Без внимания не остается и вырез халата на груди.

— Мне с тобой нравится, — невозмутимо заявляет он.

От такой наглости у меня перехватывает дыхание, и волна негодования захлестывает с головой. Щеки пылают, в глазах темнеет, и передо мной разворачивается сцена: голова мужа резко откидывается в сторону, а воздух комнаты разрезает резкий звук пощечины.

В испуге от собственной смелости я отшатываюсь. Непроизвольно втягиваю голову в плечи, будто опасаясь ответной реакции. Подбородок предательски дрожит, и мне приходится прикусить щеку изнутри, чтобы сдержать слёзы. Жалобное нытье рвётся из груди, но я успеваю заглушить его дрожащей ладонью.

Максим стоит напротив, поглаживает место удара и сверлит меня цепким взглядом.

— Больше не смей так делать никогда, Вера, — с нажимом сухо произносит он.

Трель телефона раздается из спальни. Максим нехотя поворачивает голову в том направлении и не говоря ни слова, направляется к источнику звука. Судя по коротким и односложным ответам, он берёт трубку.

Спустя некоторое время Максим выходит из спальни полностью одетый. Проходит мимо меня, когда я нахожусь рядом с чемоданом и убираю разбросанную одежду. Окидывает меня серьёзным взглядом и произносит:

— Мне нужно отлучиться. Приведи себя в порядок и прекрати так себя вести. Вернусь, поговорим.

Наклоняется, целует меня в макушку и уходит, держа в руках ключи от машины.

Как только закрывается входная дверь, я не выдерживаю и начинаю громко плакать, не обращая внимания на усиливающуюся боль внутри. Провожу так некоторое время, коря себя и проклиная судьбу. Вытираю слезы краем халата и, шмыгая носом звоню сестре с просьбой приютить меня на время. Ни минуты больше не останусь в этом доме.

— Что случилось? — спрашивает сестра, с удивлением переводя взгляд с моего заплаканного лица на чемодан в моих руках. — Ты плачешь⁈ — скорее констатирует она, чем спрашивает. — Проходи, проходи, не стой у двери, — бормочет сестра, суетливо забирая у меня чемодан.

Пошатываясь, я прохожу вглубь квартиры. Пронизывающий озноб и тянущая боль заполняют меня изнутри. Таня возится на кухне, расставляя посуду на стол, и что-то говорит. Я же чувствую себя как в тумане. Ничего не хочется делать. Ссора с мужем сегодня исчерпала все мои силы. Я как будто неживая.

— Садись, Верунчик, — мягко говорит сестра, поглаживая меня по плечу и направляя к кухонному дивану.

Я покорно опускаюсь на сиденье и протягиваю руку за салфетками, чтобы стереть вновь выступившие слезы.

Таня — моя старшая сестра, к которой я всегда приходила в детстве за утешением. Мне становилось легче, когда я устраивалась головой на её коленях, а она копошась в моих волосах, перебирала их по прядям.

— Ну, рассказывай и не реви, — говорит сестра, собираясь наливать чай в кружки.

Я наблюдаю за её манипуляциями. И, глубоко вздохнув, произношу:

— Я ушла от мужа.

Замечаю, как рука Тани зависает в воздухе и, молча покосившись на меня, отставляет чайник в сторону.

— Тааак! Здесь требуется артиллерия посильнее, — произносит она, доставая из бара бутылку нашего любимого просекко. Разливает по бокалам и протягивает мне, предварительно закинув пару кубиков льда.

— За любовь, что ли! — произносит она с некой иронией, что заставляет меня улыбнуться. Впервые за последние дни.

«Ага. Самое время пить за неё». Не озвучиваю. Лишь обреченно хмыкаю.

Я делаю внушительный глоток игристого вина, чувствуя, как пузырьки щекочут нос и вызывают желание почесать его. Алкоголь постепенно распространяется по телу, согревая изнутри и снимая накопившееся напряжение.

— Что там у вас произошло?

— Произошло то, что мой муж предатель, — бормочу я, отводя взгляд, ощущая очередной укол в сердце. Мне не хочется вдаваться в подробности, опасаясь услышать «А я говорила». Стыдно, что не замечала и была слепа. — Вот так вот, Танюха.

— Ну вот! Что сделал то твой благоверный? — интересуется сестра, внимательно всматриваясь в мое лицо.

Я вздыхаю, понимая, что от неё ничего не скрыть. Таня знает меня слишком хорошо. Мы близки настолько, что видели друг друга во всех возможных ситуациях. Иногда она даже раздражает меня своей проницательностью. Но сегодня я рада, что у меня есть человек, который способен прочитать меня как открытую книгу.

— Представляешь, я его застукала в клубе! — я едва сдерживаю крик, размахивая руками в такт своим словам. — Он вроде как в командировке, а тут… был с какой-то девицей, которая сидела на нем и облизывала его! Моего мужа, черт возьми! — ярость накатывает волнами, смешиваясь с горькой обидой.

Таня внимательно и задумчиво слушает меня. Затем она мягко прикасается к моей руке, нежно поглаживая её, пытаясь меня успокоить.

— Вот ведь Воронцов! Какой мерзавец! А на первый взгляд приличный человек! — язвит Таня, покачивая головой. — Да они все такие, Вер! Твой Воронцов учуял запах денег и свободы. В мире бизнеса границы стираются быстро.

— Да как он мог? — я всхлипываю, обхватив себя руками, будто пытаясь защититься от удара. — С ним мы столько лет прожили, преодолели столько трудностей. Квартиру купили, ремонт сделали, бизнес развивали, будь он неладен! Я ему всю жизнь посвятила…