– Ты особенно не переживай, – сказала она. – Во-первых, никакая она не потаскушка. Девственница. А во-вторых, Глафира эта умрет первыми родами. И года не пройдет.

– А ребенок? – ахнула Феодосия.

– И девочка тоже.

– А Агата, дурища здоровая, этого не знает? – закричала Феодосия.

– Она Сандрика очень любит, а про тех, кого любим, мы наперед не знаем – мне ли тебя учить? Помнишь, я болела, а ты не знала, выживу ли.

– Ладно, – сказала Феодосия, вытирая подолом обильные слезы. – Пойду разбужу Сандрика. Скажу, что я согласна. Сколько им в жизни радоваться осталось? Жалко терять время до рассвета.

Агата с самого утра сидела за ткацким станком. Она ткала искуснее всех женщин в городе. Поэтому, когда отец внезапно умер, приняла обет соткать на его урну красивый покров. Вот и сидела, не разгибаясь, уже много дней. После обеда разболелась голова, и мать велела выйти на улицу освежиться. Траур трауром, а подышать свежим воздухом надо, пока сама не заболела. Агата была своевольна и мало кого слушалась, но мать ее, что ни говори, была не из тех, с кем охота спорить.

Девушка накинула покрывало и пошла неторопливо в рощу, где было нежарко и журчали ручьи. По ночам она спала мало – тихий плач Феодосии проникал в ее сон, и она, чтобы не мешать матери поплакать, лежала неподвижно, задремывая и снова просыпаясь. Головная боль совсем измучила, она прилегла на траву, и птички убаюкали ее. Проснулась Агата через несколько часов. Голова болела меньше, но во рту было сухо. Рядом с ней на поваленной сосне сидел незнакомый мужчина.

– Кто ты? – спросила она.

– Меня зовут Агафон, – ответил незнакомец. – А вот ты, такая молодая и красивая, отчего гуляешь одна – без мужа, брата или хотя бы подружки?

– Чего мне бояться? – сказала Агата. – Со мной ничего не случится… – Она провела языком по сухим губам.

– Хочешь пить? – спросил Агафон. – У меня с собой кувшинчик. Всегда ношу у пояса. Сейчас принесу тебе из ручья.

– Спасибо, – улыбнулась Агата и снова закрыла глаза.

Агафон разбудил ее.

– Я не воды принес, – сказал он. – Такую красивую девушку не поят водой. Сбегал в лавку и принес тебе кувшинчик молодого вина. Выпей, головная боль сразу пройдет.

Агата взяла кувшинчик, сделала глоток и посмотрела на доброго человека повнимательней.

– Пойдем, – сказала она. – Заглянем в храм. У меня там важное дело, а потом выпьем вместе, а может, я тебя и приласкаю.

Они вышли из рощи и направились к храму. По дороге она шепнула женщине, сидевшей у порога своего дома:

– Найди Андроника – он мне нужен.

И они пошли дальше. Немолодая женщина поспешно вскочила и бросилась бежать.

– Тебе трудно идти, – сказал Агафон, – я поддержу тебя.

Он обнял ее за талию, и они медленно пошли в гору. На дороге послышался стук копыт. Всадник догнал их и спешился.

– Андроник, – сказала Агата негромко, – этот человек – разбойник из Коринфа. Отведи его к судье. Он хотел опоить меня сонным зельем и забрать на свой корабль, что ждет в бухте Итея. Повозка его за рынком, в переулке. У меня голова болела, – оправдываясь, объяснила она.

Андроник, здоровенный верзила, в секунду снял ремешок, подпоясывавший его хитон, заломил ошалевшему Агафону руки за спину и связал накрепко.

– Да кто ты такой? – заорал Агафон. – Что у вас – ни порядка, ни закона, ни богов? Эта шлюха нагло врет. Какой еще судья?! Она выдумала все до последнего слова. Сама хотела заманить меня к себе на ложе, да мне недосуг. Жена ждет!

– Я начальник стражи, – ответил Андроник. – Ты здесь подожди. – И он в момент связал ноги разбойника его же поясом. – Я отведу сестру в храм и вернусь за тобой. А судье не вздумай сказать, что сивилла шлюха. Не советую… За святотатство головой поплатишься без промедления. Говори лучше как есть.

Он вскочил на коня, одной рукой поднял девушку, посадил перед собой и гиком послал коня в галоп.

У ворот храма Андроник спустил сестру на землю, велел кланяться Дафне и поскакал обратно. Привратник почтительно отворил двери, и Агата вошла в святилище.

Через десять минут они сидели на скамеечках у столика, Дафна поила ее отваром липы с ромашкой и то целовала, то бранила.

– Сегодня переночуешь у меня, – сказала она строго. – Ты уже месяц на треножник не садилась. Я все одна да одна.

– Мне показалось, я больше не вижу будущего, – ответила задумчиво Агата. – Как папа умер, Аполлон как будто удалился. Только сегодня в роще я ясно увидела, что этот мерзавец хочет продать меня на рынке в Коринфе. Там на корабле уже есть две украденные девушки и мальчик… надо сказать судье.

– Испугалась? – жалостливо спросила Дафна.

– Да нет, – засмеялась Агата. – Это он думал, что будет торговать на рынке в Коринфе. А я видела, что он в это время будет в цепях в каменоломне в Дельфах. Чего же мне бояться?

Первый посетитель был тучен, гугнив и откровенно глуп. Даже Агате трудно было понять, что за причина погнала его в Дельфы за предсказанием. Морщась, напрягая воображение и цепляясь за бессвязные слова, она рассердилась и чуть не выгнала его вон. Но вдруг дело разъяснилось. Он хотел знать, вернется ли его брат с войны и как отец поделит между ними свое имущество.

– Твой брат погибнет в бою… скоро… сегодня, – сказала она. – Отец все оставит тебе. Но ты должен будешь дать достойное приданое сестрам, когда они войдут в возраст. Кажется, младшую ты обманешь. Фу! Какой гадкий! Пошел с глаз моих долой! И зря радуешься – вот тебе еще одно бесплатное предсказание: ты умрешь от холеры, весь в дерьме, и никто, даже твои сыновья, не скажет о тебе доброго слова.

Толстяк попятился в ужасе и выскочил из храма, не поклонившись.

Агата встала с треножника, прошлась по храму, остановилась против статуи Аполлона.

– Голова болит, – пожаловалась ему.

Потерла виски, выпила немного настойки болиголова, что стояла в кувшинчике на столике, и услышала покашливание привратника. Она обернулась.

– Пришел важный господин, – сказал привратник. – Слуги его пригнали белого быка в дар храму, а сивилле – драгоценную накидку. – Он протянул открытый ларец, в котором переливалась золотом и пурпуром тонкая ткань.

Агата кивнула, села на треножник и жестом велела ввести посетителя.

В зал вошли двое. Она не сразу рассмотрела их – солнце снаружи сияло ослепительно. Они неторопливо прошли внутрь. Высокий старик – благородная осанка, красивая седая голова, серебряная, ухоженная курчавая бородка, умные черные глаза. И человек лет тридцати. Сын, вероятно. Они почтительно поклонились. Старик сказал:

– Я благодарен Дельфийскому оракулу. Несколько лет назад предсказательница дала моей жене мудрый совет. – Он замолчал, выжидая, что скажет сивилла.

– Благородный Одиссей! – воскликнула Агата, оживляясь. – Ты вернулся! Я рада. И не забыл нашу маленькую услугу. Позволь мне привести старшую сивиллу. Она недомогает, но будет счастлива увидеть твое лицо.

Агата метнулась в ойкос. Дафна дремала на ложе. Была слаба, кашляла, ее донимали боли в груди. Агата наклонилась, слегка потеребила больную за плечо и зашептала:

– Вставай, Дафна, вставай! Одиссей пришел – ты не можешь упустить такое.

Дафна ахнула, улыбнулась и не без труда поднялась. Сполоснула лицо из кадушки у двери, не стала завязывать сандалии. Агата только накинула на ее растрепанную голову покрывало. Дафна вышла первая, босая и величественная, как Афина. Агата следом. Царь Итаки и его наследник снова поклонились.

– Я рада тебе, мудрый Одиссей! – сказала Дафна. – О чем царь хочет спросить нас?

– Я пришел просто поблагодарить, как мне и велели, – сказал Одиссей, слегка улыбаясь.

– О нет, мой господин, – ответила Агата. – Мы не так хитроумны, как ты, но все же сивиллы. Мы знаем: ты хочешь спросить. Ты узнаешь все, что пожелаешь…

– Моя жена, – сказал Одиссей, – моя безупречно верная жена… она изменяла мне? Я не осужу ее, если и так. Я сам лишил ее защиты и опеки, уехав на долгие годы. Сын мой был ребенком и не мог противостоять чужеземцам. Но мне хотелось бы знать.