И вновь велено ехать в сторону Центра. Едем себе мирно. И тут на наших глазах случился натуральный автомобильный разврат. Легковушка и автобус, наплевав на других участников движения, интимно прижались друг к другу боками. И замерли они в такой позиции до приезда ГИБДД. А тут, как назло, вызов дали: семнадцатилетняя девушка вены себе порезала. Нам бы надо прямо ехать, а никак, двое возлюбленных мешают. Ну и пришлось нам крюк большой делать, время терять.

В прихожей нас встретили молодые родители девушки.

– Слушайте, мы уже не знаем, что и делать! – сказала мама. – Она всю руку себе изрезала! Выходит из своей комнаты, вся рука в крови и говорит так спокойно: «Мам, пап, а я вены порезала!». Ну ладно, мы оба дома были, а если она без нас что-нибудь сотворит? Ведь мы же не можем за ней круглосуточно надзирать! Говорит, что поругалась с Ромой, с ее молодым человеком.

– Да пусть и поругалась, так что теперь, жизни себя лишать, что ли? Ведь она же нормальной, адекватной девчонкой была, безо всяких закидонов. И чего у нее в голове перемкнуло, непонятно… – подключился к разговору отец.

Миловидная, темноволосая девушка с забинтованной рукой, посмотрела на нас тревожно и испуганно.

– Здравствуйте, Ева! Давайте-ка мы с вами пообщаемся! Скажите, пожалуйста, что случилось?

– Да просто мы с моим парнем расстались. Он бросил меня! Как тряпку какую-то бросил! – расплакалась она.

– Все, все, успокойся, моя хорошая. Уж прости за банальщину, но на нем жизнь не заканчивается. Просто этот парень оказался бракованным и взамен его найдется другой, более надежный и качественный.

– Нет, не найдется! Я больше жить не хочу! Я вообще ничего не хочу! – со слезами в голосе, воскликнула Ева.

– Так, давай-ка лучше руку твою посмотрим.

Сняли бинт. На всем левом предплечье и нижней трети плеча – множество аккуратных, поверхностных порезов. Нет, они не опасны, там даже шить нечего, но вот шрамы от них останутся навсегда. Эх девочка, девочка… Испортила ты себе не только руку, но и всю жизнь последующую.

– Доктор, везите ее в больницу! Везите, везите обязательно! – категорично потребовала мама.

– Мама, мама, ну не надо! – слезно попросила Ева. – Ну, пожалуйста!

– Так, все, я сказала, давай, одевайся без разговоров, не забывай телефон и ноутбук! – осталась непреклонной мама. – Сумку я тебе уже собрала!

– К сожалению, ничего этого брать нельзя. И сразу сережки сними, пожалуйста. Если есть цепочка, то и ее тоже. Там любые ценности запрещены.

Услышав это, Ева окончательно разрыдалась.

– Ну, все, все, Евочка, давай собирайся, – как можно мягче попросил я.

Жалко мне было девчонку. Искренне, по-человечески жалко. Но отговаривать от госпитализации я все-таки не стал. Ведь не забери мы ее в стационар, она могла бы уже по-настоящему лишить себя жизни. И тогда был бы мне прямой путь на скамью подсудимых за оставление в опасности.

Вот на этом и закончилась моя смена. С переработкой, разумеется. И была она не просто большой, а неприлично большой: аж почти два часа.

В позднем автобусе народу немного. Лица большинства людей усталые, но без утренней суровости, все мирно и спокойно.

А дома, после ужина, заварил я чаек из мелиссы, зверобоя и розмарина. Нервное напряжение ушло, на душе потеплело и захорошело. И вечер наш получился замечательным. Впрочем, как и всегда.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

С утра пораньше беда у меня случилась. Потеря невосполнимая. А как вышло-то? Нужно мне было по пути на работу мусор выбросить. Перчатки не надел, а в той же руке понес, что и пакет с мусором. Ну и надеюсь, поняли вы дальнейший ход событий? Правильно, вместе с мусором и перчатки полетели. Одна-то из них на поверхности осталась, я ее сразу достал, а вот другая за контейнер улетела. Но ведь не станешь же двигать его, рискуя попасть в поле зрения знакомых. В общем, так и распрощался я с новенькой, кожаной перчаткой.

Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ну и за каким лешим, спрашивается? Пресными, бесполезными и бестолковыми они стали. В этот раз после доклада старшего врача выступил главный фельдшер Андрей Ильич. Рассказал он нам про порядок обращения с медицинскими отходами. И было его повествование чрезвычайно увлекательным и интригующим. Аж скулы сводило от неподдельного интереса. Хотел я, было, просить его на «бис» выступить, но побоялся, что коллеги поймут меня неправильно и физиономию начистят.

Вышли подымить мы с фельдшером Николай Николаичем.

– Слыхал, Иваныч, как Тамара Петровна-то попала? – спросил меня Николай Николаич.

– Что, опять, что ли?! – изумился я. И было отчего. Петровна – это дезинфектор наша, дама семидесяти с чем-то лет, регулярно попадающая в приключения. Финансовые. Потому как кредиты она очень любит. В смысле брать и тратить. А вот отдавать как-то не очень. Видать, как только представит, что выплачивать придется, да еще и с процентами, так с души воротит. Вот она и не платит. Принципиально.

– А то! Но в этот раз веселей получилось. Занесло ее в салон красоты.

– И каким же ветром?

– А вот слушай. Купилась она на какую-то программу по омоложению. Надули ей в уши, что безо всякой пластики, а только особой косметикой, скинет она с себя лет триста. Гарантированно, разумеется. Удовольствие, конечно, не из дешевых, но вы, говорят, будущая девушка, не переживайте. Вы, говорят, распишитесь вот здесь и ни о чем не думайте. Ну, она и расписалась. На свою крашеную голову. В общем, повесила она на себя кредит, почти на восемьдесят тысяч.

– Ну так, наверное, можно через суд его расторгнуть?

– Можно-то можно, да ведь в суд еще и обратиться надо. Чего ты без адвоката сделаешь-то? А эти господа, сам понимаешь, бесплатно могут только послать подальше.

– Да-а-а, ну Петровна и затейница! Значит, все по новой начинается: войны с коллекторами, пирожки в долг…

– Ну, ей не привыкать!

После 08:00 большинство бригад разогнали по вызовам. Остались только мы да педиатрическая бригада. Тихо стало, только телевизор что-то бубнит ненавязчиво.

– Господи, в кого же нас превратили? – грустно сказала врач-педиатр Зинаида Александровна. – Ведь это же уму непостижимо, чтобы педиатрическую бригаду гоняли на все подряд! Я тут не поленилась, посчитала за прошлую смену, получилось пятьдесят шесть процентов непрофильных вызовов. Ведь больше половины, ну куда это годится-то? Да ладно бы просто непрофильные, я готова смириться, но зачем нам пьянь-то давать? И спорить бесполезно, как об стенку горох. Нет, раньше такого никогда не бывало.

– Да, Зинаида Александровна, согласен с вами полностью. У нас такая же картина. Но ведь все исходит от главного. И пока он свою политику не изменит, все будет оставаться по-прежнему. А он ее точно не изменит, он же упертый до крайности. Ни за что не свернет и неправоту свою не признает.

– Да хоть бы Надежда Юрьевна вмешалась, что ли? Вон на других-то скорых начмед – царь и бог!

– Нет, этого мы точно не дождемся. Наша Надежда Юрьевна ему полностью подчинена. Она даже пискнуть против не посмеет, а только в рот ему заглядывает.

Вот и первый вызовок прилетел. Поедем на психоз к агрессивной больной двадцати трех лет. Ладно, сейчас на месте разберемся, если что, полицию вызовем.

На домофон не ответили, пустили из другой квартиры. А толку-то? За нужной дверью тишина, никто не открывает.

Громко щелкнув замком, вышла пожилая соседка и недовольно спросила:

– Вы к кому приехали-то? К этим шаболдам, что ли?

– И кого же вы называете этим чудесным словом?

– Ну, кого? Вальку со Светкой, конечно! Мама с дочкой, две алкашки и <жрицы любви>! На кой черт им скорая-то потребовалась? Обе здоровые, как кобылы! Всю ночь сегодня гуливанили, а с утра пораньше умотали куда-то.

Все понятно. Вот он, классический ложный вызов. И, само собой разумеется, что его автора никто искать не будет.