– У вас точно были. Но от кого вы научились, если не от Винни?
(Так-так! Босс, осторожнее, он почуял подвох!)
– Доктор, сколько вам лет?
– А? Тридцать семь.
– Значит, мои занятия йогой начались за сорок лет до вашего рождения. Но тогда у меня не было на нее достаточно времени, – объяснила Джоан, – а потом не хватило здоровья. Не думала, что освою все заново с такой легкостью, но миссис Бранка, похоже, занималась йогой куда серьезнее, чем я в юности.
(Пускай проверит, милая.) (Босс, не слишком завирайтесь.) (Детка, я умел врать не краснея, когда твоя бабка еще пешком под стол ходила. Стереть, заменить – «твоя прабабка».)
– Ладно… я отмечу это в медицинском заключении, если придумаю, как описать. Вот ваш пеньюар, Джоан.
– Спасибо. – Вместо того что позволить надеть на себя пеньюар, Джоан просто взяла его в руки. – Доктор, с вами рассчитается мистер Саломон. Но мне хотелось бы добавить и кое-что от себя.
Доктор Гарсия помотал головой:
– Врач не должен принимать ничего сверх гонорара… а мой, уверяю вас, достаточно высок.
– Я настаиваю. – Джоан уронила пеньюар на пол. – Винни, милая, отвернись.
Она обняла растерявшегося врача и подняла лицо для поцелуя.
Тот немного помешкал, но спустя секунду тоже обнял ее и поцеловал. Джоан тихо выдохнула, разомкнула губы и крепче прижалась к доктору.
(Не лишитесь чувств! Нельзя упускать момент!) (Юнис, отстань, я занята!)
Доктор Гарсия отстранился, перевел дыхание и строго взглянул на Джоан. Затем поднял с полу пеньюар и надел на нее.
– Спасибо, доктор. – Джоан с улыбкой отвернулась.
– Гм. Думаю, теперь ничто не мешает мне написать, что вы в прекрасной физической форме. А теперь вам пора к мистеру Саломону.
– Скажите, что я буду через минуту.
Джоан дождалась, когда дверь закроется, бросилась в объятия Винни и захихикала:
– Винни, ты не подглядывала? Надеюсь, что да.
– Я отвернулась. Но в зеркале все было видно. Ух!
– Ух! Так вот оно как. Милая, теперь я уже не чувствую себя абсолютной девственницей.
– Как он? Хорош?
– Не знаю, сравнить-то не с кем. Славный Джейк лишь чмокает меня по-отечески. По-настоящему я целуюсь только с тобой, но ты девушка, к тому же ниже меня ростом. Доктор – первый мужчина, с которым я поцеловалась как надо. Едва не растаяла и не утащила его на ковер. А ты с ним целовалась?
– С ним? Джоан, милая, если бы я рассказала об этом другим, мне бы никто не поверил. Доктор Гарсия даже по попке не шлепнет, только и знает, что ворчать.
– А меня он разок шлепнул. Кажется. Я плохо помню.
– Я видела. Глазам своим не поверила. Джоан, вы ведь в шутку попросили меня раздеться?
– Вовсе нет. Раз я могу, почему ты не можешь?
– Вы пациентка, а я медсестра и должна быть роботом.
– Но ты же не робот.
– Ну… в любом случае у меня бы не вышло повторить это упражнение. Оно слишком трудное.
– Я сказала, что через две недели у тебя получится. Напомнить доктору, чтобы пришел посмотреть?
– Джоан, не издевайтесь! – Рыженькая медсестра задумалась. – Вы и правда считаете, что через две недели я смогу?
– Уверена. Только делать надо без одежды. Даже трико помешает. Так что если будешь краснеть и трусить, мне лучше ни о чем нашему дорогому доктору не напоминать…
– Ох… со стороны поцелуй выглядел очень горячим. Но Полу такое не понравится…
– Что не понравится? Что ты покажешь доктору идеальное владение телом? Или поцелуй? Или то, к чему может привести поцелуй? И как Пол узнает, если ты сама ему не расскажешь?
(Босс, хватит растлевать молодежь!) (Чепуха. Юнис, Пол в любом случае либо не хочет на ней жениться, либо не может, потому что уже женат. Она не его собственность. Да и ты сама говорила, что секс – не спортивные состязания, а удовольствие.)
– Доктор все равно не захочет со мной целоваться. Он даже не замечает, что я женщина.
– Не верь. Ты – женщина, а он не дурак. Поцелует как миленький, если я намекну, что именно так положено благодарить за великолепный акробатический этюд. У тебя две недели на раздумья. А мне пора к моему дорогому Джейку.
13
– …имеющим дело к данному досточтимому суду выйти вперед!
– С позволения суда, хотя истицы готовы приступить к слушаниям, они хотели бы со всем уважением обратить внимание суда, что начальные условия не выполнены. Разбирается вопрос о дееспособности Иоганна Себастьяна Смита, деда четырех истиц, но нам неизвестно, присутствует ли он на заседании.
– К порядку! Прекратите шум немедленно. Или я прикажу очистить зал! Представитель истиц, вы утверждаете, что мисс Смит – та молодая особа, на которую я указываю, – не Иоганн Себастьян Бах Смит?
– Представитель истиц ничего не утверждает, ваша честь. Я лишь отмечаю, что у нас нет документальных подтверждений того, что лицо, на которое указывает ваша честь, – Иоганн Себастьян Бах Смит. Следовательно, вопрос его дееспособности не может рассматриваться, пока его личность не подтверждена должным образом.
– Представитель истиц пытается учить судью законам?
– Ни в коем случае!
– А мне показалось, пытается. Хочу напомнить представителю истиц, что сегодняшнее дело рассматривается в рамках права справедливости, а не общего права и процедуры устанавливает сам суд.
– Конечно, ваша честь. Приношу извинения за расплывчатые формулировки.
– Вы были на одну шестую дюйма от неуважения к суду. Следите, чтобы это не повторилось.
– Да, ваша честь.
– …поскольку меня утомило поведение половины зрителей и по меньшей мере девяноста процентов репортеров, приказываю приставу очистить зал суда. Ивлин, вызовите ваших людей и выставьте этот сброд за дверь. Если ненароком разобьете камеру-другую, не беда… Истицы, адвокаты, опекун и его подопечная – уточню, предполагаемая подопечная, – пройдите в судейские покои, пока не расчистят этот бардак.
– Джейк, как забавно! Если я не я, то я разорена и свободна как птица! Тебе придется взять меня замуж, чтобы мне не пришлось жить на пособие.
– Иоганн, прекрати! Дело серьезное!
– Джейк, не вижу ничего ужасного. Если я не я, значит я умер. Увидеть лица моих ненаглядных внученек, когда им зачитают завещание и они узнают, что получили сущие гроши, да еще и обладаемые налогом, – да ради этого и на мели остаться не жалко. Джейк, любой богач отдал бы все, чтобы услышать, как зачитывают его завещание, – и у меня есть шанс.
– Гм. Согласно их версии, Юнис тоже должна присутствовать при оглашении завещания. Помнишь параграф о «всех людях, не названных поименно, бывших у меня на службе на момент моей смерти»?
– Не слишком. Но тебе виднее, ты же завещание составлял.
– Такой параграф есть. Если ты не Иоганн, значит ты Юнис. Третьего не дано.
(А вот и нет! Мы и Иоганн, и Юнис!) (Юнис, как все это весело!) (Согласна, босс!)
Покои судьи Маккэмпбелла оказались удобной гостиной. Впустив всех, он осмотрелся:
– Гм… Джейк, Нед, мисс Смит, Алек, миссис Сьюард, миссис Фрабиш… вы, полагаю, миссис Крэмптон?.. и миссис Лопес. Паркинсон, а вы здесь каким боком?
– Amicus curiae[5], ваша честь.
– Вы не друг этого суда. Выметайтесь.
– Но…
– Сами выйдете или вас вышвырнуть?
Паркинсон предпочел выйти сам. Когда дверь за ним закрылась, судья сказал:
– Сперлинг, включите эту штуковину, чтобы я мог записывать, когда захочу, и выйдите. Алек, вы, кажется, хотите возразить?
– Что? Ни в коем случае, ваша честь.
– Хорошо. Пришла пора развеять туман над этим дурацким делом. Кому противотуманное средство? – Судья открыл бар. – Алек? Джин с тоником, как всегда?
– Благодарю, ваша честь.
– А что для дам? Миссис Сьюард? Спиртного? Или кофе? Эта машина и чай может приготовить, если я вспомню, какую кнопку нажать. А ваша сестра и кузины? Мисс Смит? Я помню, что вы обычно заказывали в Гибралтарском клубе. Ваши вкусы не изменились?