— Не угадали, Михаил Игоревич, автобус сломался, пришлось добираться на своих двух, — протянула Настя. — Видите, как модно я выгляжу? Это всё мода городских асфальтов.

— Ладно, — складывая перед собой руки, бормочет Хуанитос. — Хорошо, Журавлева, твоя взяла. Изволь полюбопытствовать, домашнее задание выполнила? — усмехаясь спрашивал преподаватель.

— Домашнее задание? — в голосе Насти было слышно, как она прибывала в шоке. Как и я сейчас. Можно было в принципе предположить, что ничего не делала, тем более домашнюю работу. По логике она вообще на философию собиралась.

Я звучно ударила ладонью по своему лбу, привлекая внимание Михаила Игоревича и Насти.

— Даже подруга твоя и та помнит, — протянул тот, посмотрев на меня, потом снова вернул взгляд на Настю. — Про здоровый образ жизни, Журавлева.

— Вы посмотрите на меня, какой здоровый образ жизни? Мне только про ХОЖ писать, — язвительно говорила Настя.

Хуевый образ жизни. Но видно по лицу Хуанитоса, он не знает как это переводится.

— ХОЖ, что это? — любопытствует тот.

— Не доросли вы ещё до такого, Михаил Игоревич, чтобы знать об этом.

Мне кажется или Настя, бежав на учёбу растеряла страх и мозги? Она же говорит с учителем, кем бы он ей там не являлся. Бесстрашная девчонка.

— Ну хорошо, Журавлева, тогда вы захлопотали две двойки, — протянул неожиданно тот, удивив тем самым присутствующих. По взгляду вижу, что Журавлева сейчас слезу пустит, уже и губы дрожат. — За домашнюю работу и за тест, конечно же. Присаживайтесь, — проговаривает тот, ухмыляясь.

— Но у меня ещё есть время написать тест, — пытается отговорить его.

— С вашими-то познаниями, студентка, вряд ли за полчаса успеете.

Подруга, нервно сжимает кулаки и направляется к кафедре.

Этот Невский, просто хмырь какой-то.

* * *

POV Настя.

Хуевский слушать меня не стал, даже публично унизил. Впервые я не смогла постоять за себя. Чувствуя на себе взгляды одногруппников мне становилось не по себе. Какой же он чёрт, этот Хуанитос. Ненавижу его. Чтобы у него импотенция раньше времени началась!

Ира скорбно поглядывала в мою сторону, при этом сохраняла молчание. Когда зазвенел звонок, Андреева что-то быстро начиркала на своем листе с тестами, и передала в руки Вальки Морозовой, которой Хуанитос дал распоряжение, собрать все листочки.

— Ты как? — грустно спрашивает Ирка, будто это ей поставили две двойки.

— Это ты как? Выглядишь так, будто убила кого-то, — отшучиваюсь я, беря её за руку, которою она положила мне на плечо. Преподаватель ещё не ушел. Он собирал свои вещи.

— Этот Невский и в самом деле скользкий тип, — протягивала шепотом Ирина, чтобы тот не услышал. — Пожалуюсь на него тёте Заре, — говорила подруга, злясь почему-то больше меня.

— Не нужно, Ирка, я сама попробую разобраться… — отговаривала подругу.

— Уверена? — любопытствует девушка, глядя в глаза.

— Когда это я была не уверена? — выдаю я, улыбаясь. Не буду ныть из-за каких-то там оценок, которые были поставленные сгоряча, точнее я даже не видела, чтобы он что-то писал в журнале. Специально, наверное, меня злит. Да, он просто получает удовольствие от публичных насмешек в мою сторону. — Лучше Ирка, пойдем отстираем куртку и сгоняем в столовку, — говорю энергично, провожая взглядом Невского, который напоследок смотрит в нашу сторону, а точнее на мою улыбку. Хрен ему, а не слезы! Это я его доведу, до инфаркта, а не он меня! Дядя Хуанитос, блин.

Наверное, только у меня за неделю могло случится всякое: два опоздания на пару английского, который сейчас преподает не добродушная Ангелина Петровна, а горячий мужик, похожий на чистокровного испанца. Такой же сексуальный и притягательный. Но мне совершенно не до красоты Хуанитоса, ибо у меня есть проблемы куда важнее, и они естественно связаны с ним. Например, две двойки, который он поставил (не поставил) с горячки, потом ещё это его появление в моем доме. Наша тётя Зара встречается с братом Хуевского (вот беда), и теперь мы не просто студентка и преподаватель, а племянница и дядя. Дядя Хуанитос. За что мне такое наказание? Брат же из армии вернулся, вот я сижу напротив него, и наблюдаю затем, как Даниил вырисовывает на пенке кофе латте-арт, изображая большое сердце, внутри которого пару штук ещё точно таких же, только поменьше. Он поднимает на меня голубые глаза и с милой улыбкой, протягивает кружку.

— Выпей сестренка, и взбодрись, — говорит старший брат, заражая своею улыбкой. Уголки губ сами дергаются верх, глядя на брата. Несмотря на то, что мы частенько ссорились и друг друга по сто раз пытались сдать, всё равно между нами была сильная связь. Он хоть и был глуповатым, но всё равно взрослым и ответственным. Даниил можно сказать нянчился со мной, больше, чем нянчилась со мной мать. В трудные моменты всегда поддерживал и подсказывал. Тяжело вздохнув, я посмотрела ещё раз на рисунок. У него талант. Помню всегда что-то рисовал, да так красиво, что я думала, мол это не его рук дела. В художественную студию никогда не ходил.

После окончания школы, тот тоже подрабатывал бариста. Так что эта работа у него не первая.

— А то, как с креста сняли. Забей ты на этого мужика. Хочешь я с ним поговорю по-мужски? — я, отпивая немного кофе, чуть ли не давлюсь им.

— Нет, не нужно! — резко отвечаю брату, вспоминая последний случай, когда я обратилась к нему за помощью. Шестнадцать лет. В руке бутылочка шампанского. Волосы ещё длинные, растрепанные. Тушь размазанная, глаза заплаканные. Конец одиннадцатого класса. Ваня на выпускном растрезвонил всему классу, что переспал со мной. А я плакала. Долго плакала. Позвонила пьяная брату, тогда первый раз ещё напилась. Позвонила и сказала, что он был прав. Иван Мышкин — мудак, как и говорил Даниил. Брат, несмотря на то что был на том конце города, приехал. Было много крови. Глаза потемневшие, а голова братца, будто на мгновенье отключилась. Пришлось вызывать скорую и полицию. Заявления на Даниила Ваня писать отказался. Тётя долго кричала на брата, но он не рассказал ей обо мне. Ничего не рассказал.

От таких воспоминаний, меня передергивает и бросает в холодный пот. Нет, нельзя брату выходить из себя. Под маской дурачья скрывается настоящий зверь. Иногда и я его побаиваюсь, но стараюсь этого не показывать, потому что люблю. Так сильно, что, если бы его кто обидел сильно, я бы убила того человека. О своей любви я не часто говорю, но думаю он сам всё видит.

— Даня, я сама разберусь, — произношу, сквозь напряженную улыбку. Он тяжело вздыхает.

— Смотри сама, если что ты знаешь, что я за тебя любого порву…

Такие моменты я обожала. Просто говорить с братом, на трезвую голову.

— Знаю, — шепчу я, после он наблюдает, затем как я сжимаю в руке кружку. — Очень вкусно, — выдаю с улыбкой. — За твой счёт всё вкусно, — протягиваю с издевкой.

— Что? Ах ты халявщица, а ну отдавай кофе, — бормочет возмущенно брат, после чего я начинаю смеяться.

— Ещё чего, не будь такой жадиной…

* * *

Минут десять братец пытался отобрать с моих рук кофе, но наша борьба закончилась на том, что я выпила всё до дна. Пока мы там отвоевывали трофей, который застыл. И мне пришлось опустошить кружку, выпив всё залпом. Видели бы вы лицо Даниила, он чуть не пустил скупую мужскую слезу.

— Проглотина, — пробормотал расстроено брат, думая о том, что ему придется платить за меня.

— И в кого ты такой жадный? — удовлетворенно пропела я.

— Два экспресса, пожалуйста, — позади послышался голос, от которого меня неприятно передернуло. — Даниил? — узнав своего родственника, удивленно переспросил мужчина. Я обернулась к нему, и заметила, как тот перевел взгляд уже на меня. Рядом с ним стояла та самая тростинка, на которую дунешь, и она улетит. Девушка с длинными ногами-спичками, как-то не совсем добродушно покосилась на меня. Васильковые глаза брюнетки прожигали меня. — И ты здесь, Журавлева? — изумился и моему присутствию.