Только не спрашивайте сейчас, хули у меня мешки под глазами, которыми можно укутаться сладкой ночью, пуская слюнки, будто кусок колбасы после двухдневной диеты увидела. И от чего из моего рта несёт так, словно там голубь сдох, и разлагался все это время. И почему сейчас я пью таблеточку от головной боли, будто я вчера бухала. Нет, чтобы я и бухала. Это не про меня. Интеллигентно пила вино игристое, под настроение говнистое — это да. Хотя нет, настроение у меня вчера было зашибенное. Дастиш фантастиш, так сказать.

Мой братец в военной форме, сейчас солдатиком лежал на моей кроватке, и что-то нечленораздельное бурчал себе под нос, кажется: «Товарищ майор, разрешите доложить». Но это не точно, мне ведь могло было и послышаться. Хватаясь за больную головушку, я осмотрела комнату и ужаснулась от предстоящей мне работы, словно в комнату заезжал танк и брал всех в плен. Валялись пустые и полупустые бутылки, окурки и разбросанный по всей комнате пепел, будто был ураган. Боюсь, что после Данииловской демобилизации, можно будет открывать свой наркопритон или бордель. А что, будущая карьеристка есть, и она лежит на моей кровати. Помада по всему лицу размазана, тушь осыпалась, подводка растеклась, платье разорвано. Анджела во всей своей красе открывала обзор на свое прозрачное белье. Лучше бы мои глаза не видели этого. Надеюсь, у этих двух сегодня не было горячей, жаркой, сводящей до нервного срыва ночки, в которой можно показать все свои навыки профессионального и страстного дрыганья. Я спала на полу, может поэтому ничего не видела. И надеюсь, что не слышала. Из соседней комнаты послышались шаги, откидывая одеяло в сторону, я поднимаю пятую точку и заскрипев дверью, выглядываю из нее. По комнате ходят пацаны. Их трое. И все в трусах. Хорошо, что не без, а то моя детская психика не выдержала бы этого.

Господа подданные городовые шлёпали гласно по комнате, от чего стоял в ушах звон. Имейте совесть, голова и так разбаливается. Потише.

Билли, Вилли и Дилли — так я прозвала тройку парней в разноцветных трусах: красных, синих и зеленых. Мне напомнили племянников Скруджа Макдака, и видимо, их покровителем был мой братец, который сейчас сопел в подушку, прижимая к себе полуголую деваху в прозрачных труселях.

— О, это же сеструха нашего Журавля! — увидев меня, возгласил парень, чья рожа соответствовала с его красным нижним бельем. Скорее всего у него была такая реакция на алкоголь, морда распухла, а глаза его залитые. Дружки его на полусогнутых стоят, ещё чуть-чуть и они начнут смотреть мультики про пушистых белочек.

— Салам алейкум, — показавшись из-за двери, подняла руку верх, нисколечко не смутившись их внешнего вида. Что я там не видела? С самого детства Даниил по дому разгуливал в одних трусах, я уже привыкла. Да и чего там выпендриваться, вон, значит, как по пляжу в плавках пацаны щеголяют, так ничего, как в трусах мужики лунной походкой ходят, так бабы сразу пищать начинают. Я просто не смотрю туда, делая вид, будто они одеты в пуховики.

— Слушай, а где у вас тут водички можно попить, сушит, что пиздец просто, — жалуется на последствия своего похмела Дилли или Вилли или Билли. Хуй его знает, кто он там?

— Понимаю, парни, — вникая в глобальные проблемы алкашей, киваю головой и указываю на кухню. — По коридору справа, там раковина, посуда наверху, — поясняю я. — Только ничего не побейте, ради бога, наша тётушка не переживет этого, сервиз она привезла из Чехии. Она нас с Даниилом в отбивную превратит, без молотка отобьёт мне голову, а вот братцу может и чего открутить — протянула я, закрывая рот, зевая. Чёрт, сейчас на пару идти, а я никак не могу очухаться.

— Не беспокойся, Журавлиха, уж чего, но мы ребята аккуратные, как-никак в армии служили вместе с твоим братухой, — выдал тот. Журавлиха? Это уже что-то новенькое. Раньше люди меня просто Журавлём кликали. Да, имея старшего брата и бухая с его друзьями можно и не такого наслышаться.

— Вспомню, как вчера бутылку виски разбили у порога, и даже чей-то Айфон, не сильно-то я и доверяю вам, — выпалила я.

— Тогда с координацией было хреново, — пояснил уже лысый паренек. Его цвет синий, и не только трусов-парашютов, но и лица. Мне кажется, или эта тройка подбирали нижнее белье под цвет своих физиономий. Третий, кажется, сейчас содержимое оставит на ковре, позеленел бедолага.

— Голова кружится, — протянул тошнотик, затем прикрыл ладонью рот, и того под руку подхватил спасатель Малибу, который увел в уборную. Парень, который наблюдал за происходящим, заткнулся. Наверное, уже и сам сомневаться начал.

— И такое бывает, — пожала плечами я, совершенно не удивляясь происходящему. — Короче, если что-то ещё разобьёте, пеняйте на себя, ибо я приду и всех на британский флаг порву и повешу в центре города, — выпалила я, посмотрев на время. — Твою мать, опаздываю! — возглашаю я, забегая в зал, где на диване лежат два тела, одна из которых снизу, стонет, как на кастинге в порностудии, а на ней лежит пацан с длинными волосами, с волосатой грудью и с огромными губами, которыми он касается шеи бедняжки, которая чуть ли не просит того остановится. Кажется, насчёт притона я не промазала. — Тысячу извинений, господа! — выдаю я, закрывая глаза, и прохожу дальше, чуть ли не спотыкаюсь об одежду, валяющуюся на полу. — Я ничего не вижу, ничего не слышу… — бормочу я, когда баба затихает. — Продолжайте, я за тряпками своими зашла, — подхватывая свитер и тёмные лосины, выбегаю из зала, закрывая дверь.

— Ты мой мобильный не видела? — обратился ко мне один из племянников Скруджа Макдака, собираясь открывать дверь.

— Стой-стой-стой, — останавливаю его, хватая за руку. — Там брачный период у людей, не мешай спариваться. Через полчаса забирай свой мобильник и с дуновением ветра пиздуйте домой, в обед приедет тетя, — проговариваю, после чего отпускаю его руку и залетаю ванную комнату, где, умывшись, переодеваюсь и бросаю одежду посреди комнаты, нет времени убираться. Сегодня первой парой поставили этот ёбанный английский, не то, чтобы я расистка, просто в школе я по своей тупости, когда во втором классе предоставляли выбор иностранного языка, я выбрала «Hande hoch». Даже не знаю нахуя. Даниил, к примеру изучал «English beach», и ему нормально, не пришлось изучать другой иностранный язык. Кто же тогда знал, что на Журфаке нужен английский. Пришлось побегать по репетиторам. К счастью, я не совсем тупая, и кое-как, с трудом, с натяжкой я выучила его, не досконально конечно, но «троечник» меня вполне устраивал, я никогда не гналась за хорошими отметками. Тетя, конечно, от этого в восторге не была, но бедной женщине пришлось смириться. Отец забил на нас с Даниилом большой и толстый болт, пропадая в офисе. Офисный планктон. После развода с матерью, которая проснулась в холодном поту, средь ночи, поняла, что совершила ошибку, выйдя замуж за Романа Журавлёва, и поебать, что ошибке, Настеньке на то время было четырнадцать годиков, а Даниилу восемнадцать. Отец свое горе лечил с помощью труда, а не как многие с помощью стакана с содержанием сорока пяти градуса. Его мы с братом вовсе не виним, нам больше всего смешно оттого, что в социальных сетях, так называемая мамаша выкладывала фотографии со своим бойфрендом, который явно младше её на десять лет. Нимфоманка. Она гуляла ещё и во время брака. Как говорила тётя Зара: «Толку от неё не будет». Женщина, которой было всего ничего, была единственным человеком, который когда-либо любила нас. Вот нас она и приютила, когда ей было всего каких-то двадцать восемь. Из-за проблем по женской части, она не могла иметь детей, поэтому самого нашего рождения она лелеяла нас и сдувала пылинки, но наказывала жёстко и без жалостливо. Бить — никогда не била, но вот запугивать любила, угрожая, что отдаст меня в интернат, а брата выгонит на улицу, чего не случилось. В ярости она могла сказать, что угодно, но потом приходила первой мириться, хотя косячили мы жестоко. В семнадцать я в первые пришла пьяной, и тогда весь дом слышал крики. Жили мы на девятом этаже, но это не мешало слухам распространяться по всему дому. Со временем мой брат стал «алкашом», а я малолетней «наркоманкой». Такие вот пироги с котятами.