Наконец, около пяти вечера, дежурство закончилось. Мы протерли вокруг бассейна нашлепанные посетителями следы, заперли само здание и пошли к бараку.

– Серый Брат, – пропищала я, – а когда меня будут посвящать в ахиати?

– Вечером, – сказал он. – Попозжи. Когда тимно.

«Когда тимно» оказалось временем около девяти вечера, после более чем скудного ужина из все той же картошки и помидоров. Именно тогда братья и сестры всех цветов радуги замельтешили туда-сюда по бараку, прихорашиваясь на свой манер: кто расчесывался, кто красился, кто просто умылся и отмыл шлепанцы от грязи (к числу последних относился Серый Брат). Неля велела мне, как будущей ахиати, тоже одеться как можно красивее. Я кивнула и достала из рюкзака бесформенное синее платье, которое было мне велико на три размера: я прихватила его вчера на рынке в Калуге. Рукава свисали почти до колен, вырез доходил до пупа, но я поддела вниз футболку. Несколько рядов длинных бус, серьги с обтрепанными перьями какой-то птицы (на калужском рынке нашелся магазин эзотерики) – теперь я выглядела даже бОльшим сектантом, чем окружающая меня братия.

Тут, нарушая сонную тишь, со стороны основных корпусов донеслись громкие аккорды, судя по хрипу, из не очень хороших колонок. Следом хор неразборчивых голосов что-то проскандировал.

Я поспешила восторженно распахнуть глаза и воскликнула:

– Господи, это что, все в мою честь?!

– Конечно, нэт, – срезал меня Серый Брат, но Катя так же восторженно отозвалась:

– И в твою тоже, Ирочка! Пошли скорее, нас зовут!

Мы длинной вереницей выползли из своих задов в цивилизацию основной территории. Вдоль аллей кто-то расставил зеленые лампы, вокруг которых усиленно вилась мошкара. Непонятно откуда шли струйки сладковатого дыма; по мгновенно промелькнувшей в голове ассоциации с церковью я поняла, что это какие-то благовония типа сандала или ладана. Музыка тоже, к сожалению, становилась все громче: неизвестный певец активно щипал одну струну и выл басом.

Тут я чуть не упала, потому что Серый Брат наступил мне на балахон. Выругаться пришлось внутренне, а наружне я только слабо пискнула. Серый Брат подпихнул меня пониже спины и пробормотал:

– Сэстра, нам туда.

Мы пошли на свет, зеленеющий за деревьями. Оказалось, что основная движуха происходила между главным корпусом и большой столовой. Здесь музыка орала так, что аж в ушах чесалось, а крыса, до того ехавшая у меня на плече, нырнула за пазуху и, вцепившись коготками, повисла на платье изнутри.

Кроме музыки, света и дымищи от благовоний, здесь обнаружилось порядочное количество народу: наверное, человек сто. Судя по одежде, половина из них была не сектантами, а просто сочувствующими или постояльцами отеля. Зато другая половина щеголяла балахонами и висюлями в волосах. На фоне крыльца столовой стоял одухотворенный Ратибор с микрофоном, а за его спиной – четверо мордоворотов с совершенно земным желанием кому-нибудь вточить в маленьких глазках. Правильно, при таком столпотворении не стоит забывать об охране…

– Милые собратья, дорогие члены Ордена Вероятности! – загремел Ратиборов голос почти что с небес (колонки стояли на верхних ступеньках). – Сегодня у нас радостный день посвящения призванных Матерью-Вероятностью аху и ахиати! Вот они!

Серый Брат, снова шлепком пониже спины, придал мне ускорения в нужную сторону, и я, озираясь, влетела в край длинного ряда девушек и парней, стоящих, как на школьной линейке, перед Ратибором. До того я думала, что весь этот народ готовится к выступлению: мне и в голову не могло прийти, что набор новых последователей в секту поставлен на такой поток.

Нас, новеньких, было человек двадцать, не меньше, и все, кроме меня, выглядели весьма небедными. Я опытным глазом следователя по кражам выхватила несколько дорогущих наручных часов, огромных айфонов и даже значков известных фирм на балахонах у некоторых. Девица непосредственно рядом со мной радовала прекрасно нарисованными бровями, аккуратно увеличенными губами и сложным многоцветным мелированием.

– Привет, – прошептала она. – Я Оля.

– Я Ирочка.

– Скажи, пожалуйста, у меня тушь не очень размазалась? Из меня просто такие эмоции пошли, когда я сюда приехала…

– Нет-нет, все хорошо.

– А ты сколько вносила?

– А?

– Ну, пожертвование за посвящение в ахиати. Сто двадцать тысяч или сто пятьдесят?

– Сто двадцать, – прошептала я, уважительно косясь на Ратибора. Действительно, надо быть в чем-то необыкновенным человеком, чтобы так обдирать людей.

– Я тоже сто двадцать – успела со скидкой… Ой, у меня все тело колотит – чувствуешь, какие здесь вибрации?

Я просто кивнула, поскольку устала перекрикивать эти самые «вибрации», то есть постоянный рев колонок.

Мы еще немного постояли, переминаясь с ноги на ногу и впитывая балахонами вечернюю сырость. А потом музыка вдруг резко оборвалась. Сквозь звон в натруженных ушах я услышала голос Ратибора:

– Мать-Вероятность, прими новых детей! Марина Михайловна Соловьева посвящается в ахиати под именем Белая Сестра: та, кто предчувствует события! – он вразвалочку подошел к девушке в начале нашего ряда, обдал ее дымом из импровизированного кадила – чашки на цепочке, которая качалась у него в руке, – а пальцы другой руки сложил знаком «окей». Я поспешно повторила его жест, и совершенно правильно, поскольку весь народ принялся делать то же самое.

Немолодая женщина с уксусным лицом, видимо, помощница Ратибора, выдала новообращенной кучу книжек и брошюр, а также красиво запакованную коробку с подарками, скорее всего, купленными на ее же взносы.

Дальше был какой-то парень, которого Ратибор назвал «Александр Анатольевич Фуксов, Красный Брат: тот, кто находит места», дальше – снова кто-то белый… потом опять красный, синий…

Мои пальцы успели уже устать от знака «окей», а Иштар неистово возилась за пазухой, из-за чего балахон на груди ходил странными волнами. Оля, к которой все ближе подходила очередь, волновалась все больше, и ей явно хотелось поговорить.

– А ты кем хочешь быть? Белой, Красной, Синей, Желтой? Я даже не знаю. То есть сначала я не хотела быть Желтой, а потом подумала, что читать отводные молитвы – это ведь тоже важная миссия. Конечно, я буду той, кем скажет Мать-Вероятность, это Она видит в нас таланты…

– Значит, Желтые читают молитвы? – прошептала я. – А Серые что делают? Мой куратор – Серый Брат, вот он стоит…

– Прости, пожалуйста, я не знаю. Нам рассказывали про другие цвета, серого не было.

На этом интересная беседа прервалась, поскольку до Оли наконец-то дотопал Ратибор. Уже немного охрипшим голосом он по-быстрому объявил ее «Зеленой Сестрой, той, что поддерживает гармонию». Оля от волнения опять попыталась заплакать и чуть не уронила блестящую серебристой фольгой коробку, которую сунула ей уксусная дамочка.

А Ратибор добрался и до меня. Кадило его было уже на последнем издыхании, так что мне достался лишь небольшой хвостик дыма. Я, поднырнув, поймала его лицом и постаралась изобразить восторг. Ратибор показал отбеленные зубы в формальной улыбке и объявил:

– Ирина Анатольевна Солнцева, Синяя Сестра: та, кто воздействует на события!

Вокруг взметнулась сотня «океев». Я вытаращила глаза и пропищала: «Правда? Синяя?! Я не ожидала! Спасибо!», но Ратибор уже отошел, а уксусная дамочка, брезгливо глянув, сунула мне только книги, брошюрки и тонкий пакетик, в котором оказался балахон из чего-то вроде синей марли, по виду одноразовый. Я накинула его поверх платья.

Дальше всем новообращенным велели найти в брошюрках отводную молитву номер десять, и следующие пятнадцать минут, под знакомое уже бормотание из колонок «право..-лево, право…лево» мы выкрикивали бессмысленные сочетания букв и степени двойки и топтались на месте. От этого топтания я быстро натерла себе ногу босоножкой, а с моего плеча упала крыса. Поспешно подхватив ее с асфальта, пока не удрала, я попятилась из рядов молящихся в аллею, где стояли мои коллеги по бараку.