Наверняка, Дэймос жаждет возмездия за гибель своих родителей, и он его получит. У меня было много времени для того, чтобы смириться со своей участью.

Раньше никогда не был склонен к самопожертвованию, но теперь казалось, что наказание, каким бы оно ни было, сможет примирить мою душу с тем, что я совершил. Даст покой, которого мне столько лет не хватало.

Когда до вершины башни оставалось лишь несколько ступеней, сжал ключ в руке. Ни разу с того дня не поднимался в покои Тайры, много лет оттягивая этот момент.

Возраст давал о себе знать, дыхание сбилось, а на лбу выступила испарина. Разжав ладонь, заметил, что бороздки ключа отпечатались на ней замысловатым узором.

Отдышавшись, вставил ключ в замочную скважину до упора и дважды повернул. Дверь поддалась, хоть и со скрипом, и распахнулась, впуская в покои погибшей по моей вине любимой жены.

Здесь ничего не изменилось за столько лет. Узнав о ее смерти, я приказал закрыть эти двери и хранил ключ сам, чтобы оставить здесь все таким, каким было при жизни Тайры.

Все предметы покрылись слоем пыли, но были такими же, как и прежде. Пара туфелек на полу. Бумаги на рабочем столе. Флаконы с эликсирами и ингредиентами для них. Раскрытая на середине, недочитанная книга. Перо в давно засохшей чернильнице.

Стоявшие в пыльной вазе, почерневшие цветы рассыпались от неосторожного прикосновения. Не желая больше ничего разрушать, осторожно сдул пыль с бумаг на ее столе, надеясь найти что-то, что объясняло бы ее смерть, оправдало меня или сняло с моих плеч груз вины, что я терпеливо нес все эти годы.

И на верхнем из пожелтевших бумажных листов я действительно обнаружил несколько строк, написанных дрожащей рукой:

«Любовь – это дар, который нужно беречь, не упуская ни единой секунды вместе, а боль и разочарование от его потери – страшнее смерти».

И всё. Никаких объяснений и оправданий. Тайра ушла, потому что не видела дальнейшего смыла в жизни без сына и любимого человека рядом. Я не сумел стать для нее этим человеком. А теперь мне некого было винить в своих несчастьях, кроме себя самого.

За окнами светились на другом берегу Инглота огоньки вивианского замка. Тайра выбрала себе эти покои для того, чтобы каждый день видеть эту картину, а у меня каждое напоминание о Елеазаре вызывало лишь злость и раздражение.

Не так давно вивианцы начали восстанавливать разрушенный мост. Вероятно, чтобы Дэймос Вива смог торжественно вернуться домой победителем, захватившим мой трон. Пусть так. Теперь все это уже не важно.

На лестнице раздались шаги, и я в последний раз окинул взглядом комнату. Вдохнул запах Тайры, который, кажется, все-еще витал в воздухе. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, как все обернется?

На круглом стеклянном столике блеснул в лунном луче камень от королевской броши, оставленной мной в доказательство гибели человека, который сейчас поднимался по этим ступеням.

Шаги стали громче и отчетливей. Через мгновение в раскрытые двери вошел тот, кого я сразу же без труда узнал.

И он не был Дэймосом Вива.

Но в том, что он был сыном одного самонадеянного и чересчур амбициозного короля Эмирата оказалась права.

– Аламур? – Спросил я, не сумев скрыть удивления.

– Здравствуй, отец, – произнес вошедший уверенно и желчно. – Только теперь мое имя – Таламур. И с этого дня я – король Терра Арссе.

Стасилия Рейн Ана Вива

Терра Вива. Дорога Глиндал-Нарог-Паллас

♫ Yehezkel Raz- Autumn wind

Осознала, что каким-то немыслимым образом, все еще жива, лежа на холодном полу в кабинете совещаний гербертовского дома в Глиндале.

Села. Осмотрелась вокруг. Комната оказалась пуста. За окнами уже рассвело. Болело горло, а шейные позвонки хрустели при резких поворотах, но дожидаться, пока Виктор вернется, чтобы добить меня, не стала.

Неужели брат действительно меня убил, а неизвестный артефакт, что все еще болтался на шее, подарил спасение? Интересно, исчезла у Виктора сила при моей временной гибели или нет?

Не решилась убеждаться в этом лично. Нужно было бежать. И быстро, пока новость о моем чудесном воскрешении не стала достоянием гласности.

Осторожно выскользнула из кабинета в такой же пустой коридор. Громкий голос Виктора гремел где-то на верхних этажах усадьбы, поэтому я пробежала в сторону кухни и, незаметно ухватив с одного из столов немного съестного прямо в подол нарядного платья, покинула дом через вход для слуг.

Улица встретила промозглой сыростью, и я быстро замерзла в легком и неподходящем для такой погоды наряде. Но переодеваться и возвращаться за плащом не стала.

Перепрыгивая лужи и грязь, направилась за къярдом, потому что без Валаара побег был бы невозможен и лишен смысла. Конюшни охраняли несколько стражей, поэтому, порвав один из рукавов своего наряда, я забралась внутрь через окно.

Все стойла оказались заняты породистыми скакунами гостей из столицы. Пришлось тихонько позвать:

– Валаар!

И къярд отозвался, так же тихо фыркнув в одном из денников. Он был расседлан и стреножен, поэтому пришлось немного повозиться.

Еще какое-то время потратила на поиск седельных сумок и, поскольку своих найти не сумела, пришлось довольствоваться чужими. Сложила в них ворованные с кухни припасы, жалея, что моя удобная походная сумка, вместе с теплой одеждой и необходимыми для побега вещами остались в усадьбе Гербертов.

Хотя после того, как Виктор с легкой руки отправил мистера Герберта под стражу, вопрос о том, чья это усадьба, становился спорным. Наверняка брат назначит кого-то исполнять обязанности наместника, но кем бы он ни был, мне это никак не поможет. Если кто и мог спасти меня сейчас – это я сама.

Завершив необходимые приготовления, по-мужски взгромоздилась в седло, отчего платье неподобающе задралось, оголив острые колени. По коже тут же пробежали мурашки от холода. Однако, комфорт – последнее, о чем следовало думать в этот момент.

Валаар, взяв необходимый разгон, эффектно выбил дверь конюшен, с глухим треском обрушившуюся на стражников, едва успевших с криками разбежаться в разные стороны.

Мы стремглав неслись по сонным улочкам небольшого приморского городка. Но, оказалось, что сбежать – только полбеды. Теперь нужно было еще куда-то и как-то ехать.

На выезде из Глиндала пришлось обменять половину еды на потрепанный дорожный плащ. Тем не менее, он оказался чистым, а я была не в том положении, чтобы привередничать.

И, удостоверившись, что смерть от холода и голода мне не грозит, направила къярда в сторону Нарог Палласа.

Но что мне было теперь делать в вивианской столице? Жаловаться матери и Ксандру на Виктора? И к чему это приведет? Пока брат король – он всегда прав. Он найдет нужные слова, даже для того, чтобы оправдать в глазах подданных мое убийство.

Как он сказал? Я «опозорила его в глазах представителей другого королевства»? Вот, так, наверное, он и заявит, вернувшись домой, хотя на самом деле просто не сдержал злость, что накопилась за все годы нашей жизни бок о бок.

Мы всегда расходились во мнениях, по любым вопросам. От самых мелких, до серьезных. От того, что вкуснее готовит дворцовый повар, до необходимости союза с Лимерией. Но все это он мог бы мне простить и быть более снисходительным, если бы не один важный нюанс.

Главная причина наших разногласий крылась в ином: я всегда поддерживала Блэйда. С самого детства, интуитивно, не задумываясь о причинах, всегда была на его стороне.

Наша с Блэйдом разница в возрасте была несущественной. Он именовался младшим лишь формально, и мы росли вместе. Играли в одни и те же игры, дружили с одними и теми же детьми дворцовой прислуги, вместе защищались от нападок Виктора. Между нами никогда не было соперничества, а была дружба, союз – крепкий и нерушимый.