Обняв Саманту, Аркантус оторвал ее от пола и понес в спальню. Он откинул хвостом одеяло, уложил ее на кровать и забрался вслед за ней. Через секунду она снова была в его объятиях. Он притянул ее к себе и укрыл одеялом. Его хвост надежно обвился вокруг ее талии, когда он провел рукой по ее волосам и вниз по позвоночнику.

Прижавшись к его груди, Саманта вдохнула аромат. Мягкие, пряные ноты сандалового дерева успокоили ее. Хотя она знала Аркантуса недолго, ей казалось, что именно здесь, в его объятиях, окруженная его запахом, она и должна была быть. Как будто это был… дом.

— Почему я, Аркантус? — спросила она.

Она уже задавала этот вопрос, но все еще не могла осознать, почему он выбрал ее, когда мог заполучить почти любую женщину, которую хотел? Почему она, когда она была повреждена, сломлена, когда она была робкой и слабой? Любая другая былы бы лучшим выбором. Любая.

— Я уже говорил тебе, маленькая земляночка. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты моя. Ты моя пара.

Что-то в том, как он произнес эти последние слова, заставило Саманту задуматься. Она откинулась назад и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что мое тело, мои инстинкты и моя… моя душа признают в тебе нечто большее, чем в ком-либо другом, кого я когда-либо знал. Признают как свою пару. Как единственную, кто может дополнить меня, кто может восполнить то, чего мне не хватает.

Губы Саманты приоткрылись, сердце подпрыгнуло, и что-то затрепетало в животе, распространяя тепло. Ее затопила радость, какой она никогда не испытывала.

Но по пятам за этой радостью подкрался старый друг — сомнение.

Он просто реагировал на инстинктивный порыв. Если бы не это, он никогда бы не обратил на нее внимания. Она была бы недостойна его внимания, и разве не этого она надеялась достичь? Быть незамеченной всеми, быть невидимой, быть уверенной, что она никого не обременит своей неадекватностью?

Глаза Аркантуса сузились. Он откинул ее волосы назад и положил ладонь на ее щеку.

— Я вижу, что ты делаешь это с собой, Саманта. Ты позволила себе быть счастливой лишь на мгновение, а теперь ты разрушаешь это. Поговори со мной.

— Ты… — она на мгновение закрыла глаза и изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал ровно, когда продолжила. — Ты не выбирал меня.

Его брови приподнялись, а уголки рта изогнулись в подобии улыбки.

— Нет? Нет, полагаю, я не выбирал тебя, маленькая земляночка. Я чувствую, что у меня не было особого выбора в этом вопросе. Мое тело отреагировало на тебя немедленно, сказав, что я должен обладать тобой. Но когда мы впервые заговорили, это было в те первые минуты, которые мы провели вместе, я понял, что это было больше, чем просто потребность заполучить тебя. Я хотел обладать тобой. Влечение, которое я чувствую… оно мощное, да. Но в моем распоряжении есть значительная сила воли, если я решу ее использовать, и такие инстинкты можно игнорировать. Вероятно, все было бы гораздо проще, если бы я не обращал на внимания на свои инстинкты. Я бы никогда не стал мишенью Синдиката. Мне не пришлось бы с боем выбираться из твоего дома. Я бы не думал о тебе ежесекундно, — Аркантус провел большим пальцем по ее скуле. — Но я ни на мгновение не жалею, что последовал этим инстинктам, Саманта. Я бы с радостью прорвался сквозь тысячи жилых комплексов, чтобы ты была рядом. Я не могу представить, как пусто было бы мне без тебя, теперь, когда я знаю, чего мне не хватало.

Саманта уставилась на него, ее зрение затуманилось из-за слез, хлынувших, когда она моргнула. Ее нижняя губа задрожала от силы эмоций, бушевавших внутри, они были слишком сильны, чтобы это вынести, слишком сильны, чтобы сдерживать, но она не могла говорить из-за комка в горле. Итак, она сделала все, что могла — бросилась к Арку, прижалась лицом к его шее и прильнула к нему.

С таким же успехом Аркантус мог сказать «Я люблю тебя», в его словах был тот же вес, что и в подобном заявлении, та же страсть. И Саманта тоже любила его. Она не могла представить жизнь без него.

О, я могу представить… Пустынно, холодно, одиноко.

Аркантус принес в ее жизнь больше смеха, чем кто-либо или что-либо другое, дал ей безопасность, дружбу и, хотя ей предстоял долгий путь, ее первый вкус уверенности в себе.

Арк обнял ее.

— Вот на такую реакцию я и рассчитывал, когда говорил, что ты моя пара.

Саманта рассмеялась, она услышала высокомерную усмешку в его голосе. Ее слезы увлажнили его кожу, но он, казалось, не возражал.

— Как же так? Мы… двух разных видов.

— Не имеет значения, мой цветок. Особенно учитывая третинскую сторону моего происхождения.

— Что ты имеешь в виду?

Аркантус откинулся назад и подпер голову рукой, чтобы смотреть на нее сверху вниз.

— Это зависит от того, насколько углубленный урок биологии и истории ты желаешь.

Она подняла руку и провела пальцами по его лицу, прослеживая отметины кхал вокруг левого глаза и на щеке. Он закрыл глаза, будто ее прикосновение приносило блаженство.

— Я хочу знать все, Аркантус, — сказала она. — Я хочу знать все о тебе, твоем прошлом, твоем народе. Хорошее и плохое. Все.

— Я полагаю, мы должны делать это шаг за шагом, не так ли? — сказал он с мягкой улыбкой, открывая глаза. — Третины — раса… ну, они называют себя межгалактическими завоевателями, но их настоящее стремление, похоже, заключается в скрещивании со всеми разумными видами во вселенной. У них чрезвычайно адаптивная репродуктивная система, которая позволяет оплодотворять более или менее все, с чем они решат спариться. Они особенно любят сеять гибридные расы, и есть случаи, когда они фактически уничтожали целые виды, создавая новые.

Глаза Саманты округлились, и она опустила руку к животу.

Улыбка Арка стала шире, обнажив дьявольские клыки, когда его глаза опустились, чтобы проследить за ее рукой.

— Хотя я нахожу мысль о том, что ты носишь мое потомство, весьма приятной, тебе не стоит беспокоиться. Я учел меры предосторожности. — Он опустил руку, чтобы накрыть ее ладонь, металл ладони был теплым и крепким. — Полностью обратимые меры.

Она никогда бы не подумала о возможности межвидового размножения, если бы он не сказал. Казалось разумным, что они не могут размножаться друг с другом. Но теперь, когда тема была поднята, она не могла не думать об этом.

Джеймс не хотел иметь ничего общего с детьми, за что она была невероятно благодарна, и заставлял ее делать противозачаточные инъекции. Как только она ушла от него, то прекратила лечение. С чего бы ей беспокоиться? Она не ожидала, что будет с кем-то еще, не хотела быть ни с кем, особенно в интимной плане.

Мысль о том, чтобы завести детей от Аркантуса… Это было очень мило и наполнило ее теплом и радостью.

Как выглядели бы их дети? Были бы у них рожки, хвосты и отметины на коже, как у их отца? Они были бы… очаровательны.

Но какой матерью была бы она? Мать Саманты умерла, когда она была младенцем, и хотя ее бабушка делала все, что могла, возраст и пошатнувшееся здоровье сильно ограничивали возможности. Отец Сэм так и не женился. У нее никогда не было по-настоящему сильного материнского образца для подражания, у которого можно было бы учиться.

Тем не менее, Сэм сделает все возможное, чтобы стать лучшей мамой, какой только может… Когда придет время.

Я была бы хорошей мамой… Я буду хорошей мамой.

Хриплый смешок Аркантуса вернул ее в настоящее.

— Вижу, тебе нравится эта идея, мой цветок.

Саманта покраснела и застенчиво улыбнулась.

— Да… Но не сейчас.

— Нет, пока нет. Не будем забегать вперед, хорошо? Может пройти какое-то время, прежде чем я захочу поделиться тобой.

Она протянула руку и убрала волосы с его лица, заправив их за длинное заостренное ухо.

— Я… тоже не хочу делить тебя.

Его кхал ярко засветился, когда он наклонил голову вперед и поцеловал ее с большей нежностью, чем она когда-либо знала. Его поцелуи всегда были обжигающими, голодными, возбуждающими, но этот был другим — это был жест, говорящий, что он здесь ради нее, что он всегда будет здесь ради нее.