Марьяна ложится на кровать и тащит меня к себе. Она уже сняла лифчик и теперь лежит, раздвинув ноги, обутые в туфли. У нее очень красивая, хотя и мягковатая грудь. Крупные темные соски призывно смотрят на меня. Я застываю, и она с недоумением смотрит. «Минет», – хрипло выдавливаю я из себя. «Мм, сладенький, хочешь, чтобы Марьяночка сначала пососала, да?» Она опускается передо мной на колени, тянется к тумбочке, берет мирамистин, обрабатывает прохладной струей член, открывает рот и брызгает в него антисептик, потом она берет полувставший член в рот. «Без резиночки доплата, сладкий», – мурлычет она. «Хорошо», – отвечаю я. Я не вижу большой разницы, а деньги за эту услугу все равно для меня не большие. Мне просто нужно разрядиться. Если бы я мог заниматься онанизмом все время, я бы не тратил время на эти поездки. Но я заметил, что от постоянного онанизма портится настроение и в зале плохо идут веса. А зал мне нужен, потому что без физической активности я начинаю нервничать. Странно, почему соитие нельзя заменить мастурбацией, ведь биологически процесс эякуляции совершенно одинаковый. Марьяна обрабатывает мой член, двигает бедрами и ласкает руками мои ноги и ягодицы. Я кончаю ей в рот, она отворачивается, встает, берет салфетку, сплевывает сперму. Я натягиваю трусы, джинсы, футболку. Опять замечаю, что немного пахну потом. Достаю деньги, кладу пять тысяч на тумбочку, пока Марьяна прыскает себе в рот мирамистин. «Все, ты уже уходишь? Часик не закончился, времечко у нас еще есть», – говорит она. «Я ухожу», – отвечаю я. Марьяна провожает меня и запирает дверь.

Я иду к метро и еду домой. Внутри пустота, и это, пожалуй, приятное ощущение. Интересно, а что чувствуют другие после секса? В вагоне полно народу, сейчас как раз час пик. Я выбираю себе точку, в которой нет лиц, и всматриваюсь в нее, держась за поручень. Дома открываю холодильник, достаю приготовленную еду – говяжий стейк с рисом, наскоро делаю салат из помидоров, огурцов и болгарского перца. Ем, потом мою тарелку и иду в комнату смотреть телевизор. Вечер переходит в ночь, и я засыпаю перед экраном, не раздеваясь. Просыпаюсь среди ночи от звука телевизора. Рассказывают про гиен. Оказывается, у доминантной самки гиены огромный клитор, символизирующий член самца. Я стаскиваю с себя одежду и выключаю экран.

Утром принимаю душ, завтракаю яичницей и творогом со сметаной. Мне сегодня не нужно никуда идти. Я впадаю в ступор. Около часа я сижу на кухне и смотрю в окно. Я проснулся довольно поздно, на часах 8:30. Я не знаю, чем мне заняться. В зал сегодня идти не надо, тренировка только завтра. Телу нужен отдых, иначе возможна перетренированность.

Встаю, иду в прихожую, достаю из внутреннего кармана куртки бумажник. В нем визитка, которую мне дал инструктор. Я даже не посмотрел на нее толком. Теперь разглядываю. Сделана дешево. Черная бумага, на ней белым: «Павел. Начальник охраны». Номер сотового ниже. Больше никакой информации нет.

Оборотная сторона белая. Возвращаюсь на кухню, беру со стола телефон. Подумав, решаю позвонить вечером. Если это ночной клуб, Павел наверняка сейчас спит. Мне нечем заняться, но как раз закончилась еда.

Вчера было мясо, сегодня нужно готовить рыбу. Иду на рынок. Он находится недалеко, в двух остановках автобуса. Иду пешком. Для повышения обмена крови и для лучшего снабжения мышц кислородом рекомендуется больше ходить. На рынке пахнет сырой картошкой, беляшами, мясом и специями. Медленно иду между рядами, не обращая внимания на продавцов, наперебой предлагающих: «Молодой человек, клубнички возьмите», «Картошечка рассыпчатая», «Зелень свежая». Я подхожу к прилавку с рыбой. На льду лежит красная, кажется, семга. Она наиболее полезная и жирная. Показываю на тушку рукой. «Целую возьмете?» Киваю. Продавщица взвешивает и называет цену. Достаю купюру пять тысяч; не считая, уминаю сдачу в бумажнике.

Смотрю телевизор, ем, сплю с 14:00 до 15:20, потом вновь ем. В 19:00 часов решаюсь набрать Павла. После четвертого гудка мне отвечает раздраженный низковатый голос:

– Слушаю!

– Добрый вечер. Меня зовут Николай. Ваш телефон мне дал инструктор по стрельбе, я у него занимаюсь в тире. Виктор Семенович.

– Да. – Все так же раздраженно.

– У вас есть сейчас минута?

– Да, говорите, ну!

– Я по поводу работы в охране.

– Вес, рост, возраст, предыдущее место работы, опыт, – выговаривает он скороговоркой.

– Сто пять, двадцать восемь, работал в офисе, в охране не работал.

– Рост! – Он почти кричит.

– Сто восемьдесят пять.

– Приходите сегодня к девяти вечера. Диктую адрес. Территория Армы, клуб «Девять баллов».

– Спасибо, буду.

Он вешает трубку, и я не успеваю попрощаться. Я смотрю в интернете расположение клуба. Одеваюсь и выхожу из дома. Одет я как обычно – кроссовки, джинсы, футболка, толстовка с капюшоном и кожаная куртка. Очень надеюсь, на это собеседование не нужно приходить в костюме.

Я выхожу на Курской, поднимаюсь по эскалатору и иду по длинному подземному переходу вокзала. Здесь своя жизнь. В глаза бросается невероятная грязь стен, многократно выкрашенных зеленой краской с наплывами. Движение людей по переходу довольно плотное. Уезжающие и приезжающие смешиваются с теми, кто просто идет по делам, как я. Сворачиваю в следующий переход. Раздается музыка, женщина поет «Ой мороз, мороз», вульгарно растягивая гласные. Ей лет сорок. В сером долгополом пальто, левый рукав которого испачкан чем-то белым, в валенках на резиновом ходу. Испитое лицо, в руках – баян с пожелтевшими клавишами, в ногах – пластиковый пакет с накиданной мелочью. Рядом стоит мальчик лет семи. Он одет в красную болоньевую куртку, из дыр которой торчит грязный синтепон, в спортивные штаны с тремя полосками и старые кроссовки. В руках он мнет незрелый мандарин. Мальчик пытается очистить его, но детские ноготки только портят шкурку. Женщина, похоже, не замечает его, увлеченная пением: «Я верну-у-усь домо-о-ой на зака-а-ате дня-а-а. Обниму-у-у жену-у-у, напою-у-у коня-а». Баян звучит фальшиво, но ее это не смущает. Слушателей нет, люди проходят мимо, не оборачиваясь и не задерживаясь. Только один пьяный стоит, раскачивается в такт музыке и подвывает. Он периодически поправляет на плече старую черную сумку с надписью «спорт». Иду мимо ларьков, в которых продают нижнее белье, помаду, чебуреки, обувь, прессу. У выхода из перехода стоят три бомжа. Двое – роются в тележке из супермаркета, третий пристает к прохожим и просит мелочь. Люди отшатываются от него. Сточный желоб перехода закидан всевозможным мусором, пол заплеван. Наконец я выхожу в город. Вдоль стен невысоких двухэтажных зданий стоят бомжи, группы подростков. Первые клянчат деньги, вторые пьют пиво и курят электронные сигареты, громко смеются, харкают во все стороны. Я прохожу мимо красного здания, которое раньше принадлежало заводу. О нем напоминает разве что невысокая кирпичная труба. Теперь в нем закусочные и модные магазинчики. Верхний слой красной кирпичной кладки ободрали; видимо, иначе невозможно было отчистить впитавшуюся городскую копоть. Постройка выглядит так, как будто с нее содрали кожу, а потом прошлись по мясу наждачкой. Мигают вывески магазинов и закусочных, обрамленные пластиковыми рамами, врезанными в старую кладку. Я сворачиваю на территорию Армы. Прохожу среди таких же точно старых зданий. В каждом из них теперь либо клуб, либо магазин, либо какое-то тусовочное место. Припарковано много машин, ни одной дешевой. И тут начинается дождь, довольно спорый. Разноцветные огни из окон заведений отражаются в мокром асфальте. Ускоряю шаг. И вот я на месте.

Здание клуба кирпичное, как и прочие строения здесь, очень старое, довольно необычной формы: круглое. Вход – черная металлическая дверь, никаких вывесок или указателей. Тяну дверь на себя, захожу в коридор – темное помещение с низкими потолками, – заворачивающий направо, так что невозможно понять, что там дальше. Передо мной на стуле сидит охранник в черном. Сквозь расстегнутый верх его рубашки сверкает золотая цепочка с образом на шее. На вид мужичку около пятидесяти. Он встает и направляется ко мне. Крепкий на вид, явно бывший спортсмен, возможно, борец. Короткая стрижка, волосы седовато-пепельного цвета. Лицо широкое. Его выражение понять сложно: сейчас вежлив – собирается спросить, кто я и зачем явился, но в целом опасен – ссориться с ним не стоит.