Уснуть несчастному страдальцу удалось только под утро. Обессилевший, он проспал до самого обеда.

– Бр-р-р? – вопросительно проворчало где-то на дне живота, лишь только ящер открыл глаза.

Дракон внимательно прислушался к собственным ощущениям. Ура! Нигде ничего не болело, и отрыжка прошла.

– Бр-р-р… Ик!

Живот был абсолютно пуст, и это агрессору не понравилось – есть хотелось все сильнее.

До зарослей кактуса, самого быстрого и самого доступного перекуса, дракон не дошел. Его внимание привлекли запахи, доносившиеся с площадки для жертвоприношений. Похоже, кто-то недавно приходил к нему с дарами. Гора плодов и какая-то туша не могли появиться здесь сами по себе.

Завтрак удался на славу! Мясо, принесенное непрошенными гостями, было нежным, жирненьким, а моченые яблочки и тыквы, хоть и прошлогодние, но вкусные. Дракон не удержался, подчистил все, что было, и снова лег спать.

В следующий раз огнедышащий страж проснулся от дикого шума. Спросонья ему показалось, что он все еще лежит на лугу у деревни, в окружении орущих людей, пытающихся влить в него какое-то мерзкое варево.

Не раздумывая ни минуты, дракон вскочил и, отчаянно взмахнув крыльями, взмыл практически вертикально вверх – лишь бы подальше отсюда. Уже в воздухе он вспомнил, что давным-давно добрался домой и успел не только отдохнуть, но и плотно пообедать. Пожалуй, даже чересчур плотно...

Ну зачем он только пожадничал, умяв все сразу?!

В животе так сильно закрутило, что дракон даже перевернулся в воздухе, надеясь унять неприятное ворчание. Жаль, остановиться и приземлиться никак нельзя было! С высоты ящер хорошо видел, что в зарослях у его пещеры затаились крестьяне. Снова им что-то нужно, не дадут спокойно в кустах посидеть!

Потому избавляться от лишнего «груза» пришлось прямо на лету.

– А ведь все получилось, как задумывали! Теперь даже искать ничего не придется – сейчас он прямо здесь «сокровище» и сбросит, – довольно сказал дед Ковыль, наблюдая, как улепетывает дракон, на ходу метя свой путь увесистыми лепешками.

– Только как мы энто удобрение аж отсюда везти будем? – озадаченно спросил кто-то из мужиков. – Мог бы и поближе к деревне сбросить.

– Увезем! – уверенно сказал староста. – Знаешь, сколько за него на завтрашней ярмарке дадут?

– А мы не сильно его пугнули? Вдруг он назад больше не вернется?

– Вернется, куда он от нас денется? Где его еще так кормить будут?

Действительно, разобравшись, что к чему, дракон передумал улетать. Сделал большой круг над лесом и вернулся назад, в свою пещеру. Там и пролежал, изредка попыхивая огнем, пока мужики собирали ценное сырье.

На ярмарке драконье удобрение разошлось вмиг, хоть цену продавцы выставили «кусачую». Брали по немного, для опрыскивания, но торговля шла бойко. Вместе с весенним теплом проснулись насекомые-вредители, от которых, как известно, лучше всего защищает смесь выдержанных тухлых яиц и драконьего кактусового навоза, разведенная прошлогодним березовым соком. В том, что товар кактусовый, не сомневался никто – то там, то сям в сырье виднелись ошметки колючих бутонов.

Староста, распределяя вечером барыши между товарищами, предложил им всерьез заняться прибыльным делом – пока время горячее и драгоценный навоз с руками хватают. Бабам, конечно, не очень понравилось, что в самую страду их мужья будут за драконом гоняться. Сакуниха даже заикнулась об «энтих алкоголиках, которым лишь бы на огород не идти», но дед Ковыль ей быстро рот заткнул, сказав, что и их семья может поучаствовать. Хоть мужиков у них в доме, считай, и нет – муж Сакуньей внучки, учитель, вряд ли захочет в навозе руки пачкать – но младшая Сакунька такая… бойкая молодуха, что дракон ей сам весь навоз отдаст, без возражений.

Ежедневные тренировки быстро принесли свои плоды. Через несколько дней, заслышав знакомый шум, дракон уже не пугался. Он вальяжно выходил из пещеры, приветствуя крестьян легкими огненными всполохами, лениво поднимался в воздух и, неторопливо помахивая крыльями, летел прямо к деревне. Вначале немного кружил, прицеливаясь, а затем сосредоточенно «бомбил» пастбище и луг. Домой возвращался налегке и очень быстро.

Дракон знал, что здесь его уже ждут вкусняшки – крестьяне умели быть благодарными. Правда, от регулярных полетов производитель ценного товара заметно похудел, зато колики больше его не мучали.

– В одной далекой-далекой галактике на одной очень холодной планете... – начал монотонно бубнить учитель.

– В одной… далекой… – нестройным хором подхватили ученики.

Фелька разевал рот вместе со всеми, но кричать особо не старался – все равно в общем галдеже Сопат Ванович ничего не разберет. Да и не важно ему это – сам еле сдерживается, чтобы не зевнуть.

Учитель в их школе был не из местных, чем деревня втайне гордилась. Когда-то молодым и неженатым «шпечиалистом» он приехал из волости. Звали его диковинно – Сосипатр Урванович, да и сам он был как «не от мира сего».

Например, учитель любил поздним вечером бродить по лугу, задрав голову и разглядывая небо. Если встречал кого, непременно останавливал и начинал втолковывать что-то. Рассказывал совсем непонятное: о каких-то звездах, далеких планетах, цивилизациях. Собеседники, и слов таких не знавшие, в беседу с ученым горожанином вступали охотно. Можно даже сказать, радостно. Ведь трезвые люди в потемках, по мокрой от вечерней росы траве, гулять не будут. А подвыпившие селяне, бредущие из корчмы, сами жаждали общения.

Как быстро выяснилось, Сопат Ваныч был существом безобидным и очень добрым. Высказавшись, своих случайных товарищей не бросал, всегда разводил их по избам, из-за чего несчастных случаев по деревне – утопов, заблудов и прочих неприятностей – стало заметно меньше.

Правда, со временем учитель свой пыл немного растерял, по лугу уже не бродил. Объяснялось это просто: внучка бабы Сакунихи, грудастая и бойкая на язык деваха, «пожалела неприкаянного». Вся деревня, затаив дыхание, следила за тем, как юная Сакунька загоняла в свои силки «молодого». Свадьбу сыграли шумную: все те же односельчане дружно явились на венчание «проследить, чтобы молодой обратно в город случайно не убег». Впрочем, Ваныч и не собирался бежать – бренная жизнь интересовала его мало, по большому счету, ему было все равно, где спать и что есть.

После свадьбы бабы приготовились наблюдать за новой «камедией» – перевоспитанием учителя. Зная характер Сакуних, они не сомневались, что обсудить будет что. Обе женщины слыли чистюлями, хозяйство свое держали в строгом порядке. Немного безлаберный, непривычный к крестьянскому труду Сопат Ванович выглядел их в дворе так же неуместно, как неизвестный сорняк, занесенный ветром невесть откуда в ухоженный палисадник. И выполоть жаль – уж больно диковинное растение, и смотришь на него с опаской – а вдруг рассеется на весь двор, выжив любовно выращиваемые цветы?

Надежды крестьян не оправдались: молодой муж оказался послушным, жене не перечил, потому ссор в их семье не добавилось. А что Сакунихи между собой разборки регулярно устраивали – к тому уж давно все привыкли.

Вот только по лугу гулять учителю запретили категорически: «Неча собак по ночам пугать, дома дел полно!» Но в отместку Ваныч вытребовал себе право сидеть по вечерам на лавочке, собственноручно вкопанной в конце сакуньего огорода.

Надо сказать, женатая жизнь пошла Сосипатру Урвановичу на пользу – он поправился, остепенился. Правда, давешнего блеска в глазах уже не было, но на лавочку продолжал ходить исправно – сюда теперь полдеревни наведывалось, чтобы погутарить да подремать после корчмы. Заодно и подождать, пока собственная благоверная, терпеливо дежурившая дома, устанет ждать родного забулдыгу, сковородку свою на крюк повесит да спать ляжет.