Помню только, что к моменту моего появления все уже в сборе и внимательнейшим образом слушают разливающегося соловьём Эдуарда. Сделав невероятное усилие, я начинаю постепенно разбирать, что он проводит подробнейший анализ состояния здоровья Розалии Францевны, которая буквально на каждую его фразу одобрительно кивает головой, подтверждая тем самым точность поставленного им диагноза. Исходя из каких-то одному ему ведомых тонкостей расположения звезд и планет, а также сложнейших взаимосвязей, возникающих в результате образуемых этими небесными телами геометрических фигур, Эдуард довольно точно устанавливает, что у его пациентки врожденный порок сердца, расшатанная нервная система, камни в почках и в желчном пузыре, хроническая гипотония, сопровождаемая острыми приступами мигрени, запущенный артрит и медленно прогрессирующая катаракта.
— Все? — выдыхает Розалия Францевна, когда Эдуард останавливается.
— К сожалению, нет, — говорит он. — Я ещё не коснулся дыхательных путей, потому что именно они у вас в самом плачевном состоянии. Обе части дыхательной системы — как верхняя, то есть трахея и гортань, так и нижняя, лёгкие, — находятся под Близнецами, а этот знак у вас поражён, причём очень сильно. У вас там Марс, да ещё в квадратуре с Луной вдобавок. К тому же в астрологии известно, что, когда планета-управитель Шестого, Восьмого или Двенадцатого домов попадает в другой дом, это указывает на серьёзные проблемы со здоровьем. У вас, к сожалению, сейчас самая тяжелая комбинация — управитель Шестого дома недавно вошел в Двенадцатый, а это прямое указание на то, что больниц и операций вам не избежать. С учетом сказанного выше о прискорбном состоянии Близнецов, я думаю, что у вас в лёгких опухоль, и в довольно запущенной стадии.
— Американские врачи — это сборище придурков и шарлатанов, — говорит Розалия Францевна своим скрипучим, замогильным голосом. — Два года уже лечат меня, а самое главное всё равно проморгали. Я так и знала, что смертельно больна, и очень благодарна вам, Эдуард, за то, что вы сказали мне правду.
— Да, положение действительно очень серьёзное, — говорит Эдуард. — Метастазы могут пойти в любой момент. Простите, что говорю вам такие неприятные вещи, но это мой долг. Как наследника, так сказать, одновременно Птолемея и Гиппократа.
— Дело не в этом, — говорит Розалия Францевна. — Ведь если я пойду к врачам, они тут же уложат меня на операционный стол. Будут торопиться, чтобы содрать со страховки побольше денег. На трупе моем им ведь ничего уже не заработать. Они тут всегда так: чуть что — сразу резать. Сколько раз я отказывалась уже. Может, потому только и жива до сих пор.
— Американская медицина очень несовершенна, — говорит Эдуард. — Для них это в первую очередь бизнес, и конечно же они стремятся побыстрее отправить человека в больницу или прописать ему самые дорогие лекарства. Желательно экспериментальные, чтобы их на нем опробовать, а потом статью научную на эту тему в журнальчик какой-нибудь тиснуть. Но в вашем конкретном случае операции можно избежать. На Востоке есть совершенно иные методы лечения.
— Я знаю, — говорит Розалия Францевна. — Поэтому я к вам и обратилась.
— Мама, ты что, серьёзно? — чуть не плача, говорит Марина. — Ну откуда у тебя опухоль может быть?
— Марина, я понимаю ваш скепсис, — говорит Эдуард, — и уважаю ваше мнение. Так что, если вы готовы рискнуть здоровьем, а скорее всего, и жизнью вашей матери, окончательное решение, естественно, всегда за вами.
— Она, может быть, и готова рискнуть, — говорит Розалия Францевна, — но я не готова. Продолжайте, пожалуйста. Что вы говорили о восточных методах лечения?
— В вашем случае, — говорит Эдуард, — я бы прописал интенсивный курс сингхартии. Это разновидность мумиё, которое собирают в Непале. На занаде оно практически не известно, хотя более действенного средства от злокачественных новообразований пока нет. Побочных эффектов оно, кстати, не имеет. Или, скажем, почти не имеет.
— Я согласна, — говорит Розалия Францевна. — Вы заслужили мое доверие своей прямотой и профессионализмом, и я согласна. Сколько я должна буду вам заплатить?
— Я ничем не торгую, — несколько обиженным голосом говорит Эдуард. — Вы меня за кого-то не того принимаете.
— Hет, нет, — начинает протестовать Розалия Францевна. — Простите, пожалуйста. Я вовсе не это хотела сказать…
Она замолкает, а Эдуард, выдержав длинную паузу и как бы сменив в конце концов гнев на милость, говорит:
— Эзотерика и торговля — вещи несовместные. Но у меня действительно есть знакомый, который мог бы достать нужное количество сингхартии за разумную цену. Это очень серьёзный человек, глубоко порядочный и совершенно бескорыстный. Он прожил много лет в Непале, заплатил там за это лекарство целое состояние и продает по себестоимости только из сострадания к болезням близких. Его, кстати, Жора зовут.
— Деньги не имеют значения, когда речь идет о жизни и смерти, — говорит Розалия Францевна. — Но всё же сколько примерно это может стоить?
— Ну, я думаю, что за полный курс лечения запущенной опухоли с метастазами речь пойдёт о сумме тысяч в десять-пятнадцать, не больше.
— Бабушка, — робко подает голос Даша, — может, сначала надо всё-таки с врачами посоветоваться? Если в лёгких опухоль, то её ведь любой рентген сразу покажет.
— Покажет, — соглашается Розалия Францевна. — Но они ведь тогда меня сразу резать захотят. Нет уж, лучше не надо. А десять тысяч для нас же не проблема, правда, Марина?
Марина растерянно разводит руками, Алёна с умным видом кивает головой, Даша в отчаянии смотрит то на свою бабушку, то на Татьяну, а в моем категорически отказывающемся трезветь мозгу все их лица и голоса сливаются в одно сплошное марево, и я не могу думать ни о чём, кроме того, что хорошо бы побыстрее добраться до дома.
На следующее утро Татьяна, которая не выносит пьяных, но тем не менее после того, как я долго прошу прощения, великодушно прощает меня за то, что я так безобразно нахрюкался накануне, рассказывает, что Розалия Францевна согласилась на курс лечения сингхартией и что мы должны немедленно что-то по этому поводу предпринять.
Что тут можно предпринять, я не знаю и, включив Интернет, первым делом смотрю, как продаются сегодня акции «UComm». Оказывается, что со вчерашнего дня их цена выросла уже на целых два доллара. И каждый раз, когда я нажимаю на соответствующую кнопку, она становится всё больше и больше.
Тут как раз звонит телефон, и, даже не успев ещё снять трубку, я понимаю, что мне предстоит очень интересный разговор с Володей.
ПОЛЕ ЧУДЕС
— Биржа — это сердце мира, — говорит Эдуард и тянется за очередной котлетой: Татьяна успела пожарить их перед уходом на работу. Она, правда, рассчитывала, что мы их на ужин съедим, и никак не могла предположить, какая судьба ожидает эти маленькие шедевры, для приготовления которых, как она однажды подсчитала, требуется четырнадцать ингредиентов — мякиш белого хлеба, молоко, свиной фарш, говяжий фарш, тертый лук, тертая морковь, яйца, майонез, вода, тертый чеснок, соль, молотый перец, сливочное масло и панировочные сухари, в которых эти котлетки жарятся. Но давайте лучше всё по порядку.
День начинается с того, что мне звонит Владимир Владимирович Путин. Сначала он интересуется моим здоровьем и общим ходом дел на Брайтоне, а потом спрашивает, нет ли у меня каких-нибудь предложений по спасению развалившейся российской экономики. Я скромно, но с достоинством отвечаю, что некоторые наработки в этом направлении действительно есть, и начинаю по пунктам излагать давно уже до последних мелочей продуманную мною программу. Путин слушает очень внимательно, записывает каждое слово, а во время возникающих иногда пауз отдает премьер-министру Касьянову соответствующие приказы по немедленному претворению в жизнь моих рекомендаций.
«Благодарю вас, господин Зернов, — говорит президент, когда я наконец замолкаю. — ещё я хотел бы узнать ваше мнение по поводу намечаемой реформы вооруженных сил Российской Федерации, если таковое у вас, конечно, имеется».
