Хм, тут я призадумалась. Из курса химии я помнила, что потенциальный барьер — это то, сколько энергии нужно подать, чтобы стала возможной химическая реакция. А что я вообще знаю про сероводород? Это ядовитое соединение серы и водорода весьма тяжелое, поэтому скапливается в основном у поверхности планеты. Может, в горах воздух лучше? Но при таких концентрациях даже там придется носить скафандры или хотя бы респираторные маски.

— И что нам теперь делать? — нахмурилась я. — Строить колонию под куполами?

— Как вариант. И еще я только что распорядился насчет создания скафандров с регенеративным углеродным фильтром, — сообщил он.

— А это что такое? Гигантские грибы? — поинтересовалась я, рассматривая фотографии с поверхности. — Сколько они в высоту? Десять метров?

— Самые высокие где-то около того, — кивнул Сократ и после паузы добавил: — Полагаю, можно называть их прототакситами, в честь земных вымерших грибообразных организмов.

— Ах да, у нас же там поздний девон или ранний карбон, — вспомнила я.

— Все эти аналогии с земными геологическими периодами очень условны, — уточнил Сократ. — Прототакситы господствовали на Старой Земле задолго до выхода живности на сушу. Именно они и подготовили почву доисторического мира, сделав ее более плодородной и, соответственно, пригодной для растений. Возможно, местная грибница выполняет схожие функции.

— Растения тут тоже есть, — неуверенно заметила я, пристально рассматривая мелкие ростки промеж грибообразных гигантов. — А вот живности не вижу. И что нам делать на этой планете? Наряжаться в скафандры и собирать грибы?

Если верить земному летоисчислению, сегодня очередная годовщина моего выхода из амниотической жидкости. И, согласно тому же календарю Старой Земли, мне уже исполнилось ровно семнадцать оборотов планетки-колыбели человечества вокруг своего желтого карлика класса G2V, а это в моем случае почти совершеннолетие. Конечно же, если верить нейросканеру, «предрекшему» достижение псионической зрелости моей нервной системы именно в восемнадцать лет. Нельзя сказать, чтобы это устройство всегда выдавало сверхточный результат, но в семидесяти пяти процентах случаев оно весьма верно угадывало. В остальном погрешность составляла от одного до трех лет.

Ну так вот, представители первой версии Homo sapiens называли такие даты днями рождения, ведь древние являлись живородящими, к тому же делились на два пола не условно, как мы, а буквально. Забавные, должно быть, были времена.

Сократ, как всегда в этот праздник, насинтезировал мне нелепое древнее блюдо цилиндрической формы и зачем-то воткнул в него семнадцать… таких парафиновых палочек… как же их…

— Загадай желание и задуй свечи, — велел он.

Точно, свечки.

Дурацкое древнее магическое мышление, но я просьбу выполнила. Моим желанием было скорейшее решение задачки с теми генами усиленных когнитивных способностей, которые летальны в пренатальном периоде. До перехода к внутриутробному этапу осталось не так уж много. Мы ведь планировали распечатать новые зиготы и имплантировать их в техноутробы сразу после приземления. А мне очень хотелось внести свою лепту в продолжение рода.

— Так как, ты говорил, называется эта штука? — поинтересовалась я, вынимая задутые свечи из кремовой верхушки.

— Торт, Алиса, эта штука называется торт, — напомнил Сократ.

Странное дело, память у меня фотографическая, я знаю множество терминов из физики, химии, астрономии, генетики, высшей математики и прочих наук, но некоторые древние слова постоянно теряются. Наверное, из-за того, что я хотела бы перестать вспоминать Тимура. Когда-то мы вместе праздновали годовщину окончания внутриутробного развития.

Мне должно было исполниться семь земных лет, и как раз за день до этого его не стало. Теперь я была на борту совсем одна, если не считать Сократа. До сих пор не могу себе простить, что Тимур оказался менее устойчивым к радиации, чем я. И главное, как вся эта дурацкая железяка с бортовым искусственным интеллектом и кучей самых разных высокоорганизованных роботов могла допустить такую нелепую ошибку?

С другой стороны, чего я хочу от жестянки, которая бороздила мрак бескрайнего космоса несколько тысячелетий? Естественно, в ней может что-то сломаться, а роботы не всегда способны вовремя это починить. Нельзя же предусмотреть абсолютно все, а космические перелеты никогда не будут безопасными.

Очень долго наш корабль летел по заранее намеченной траектории, пока на его пути не возникла стая коварных астероидов. В то время все люди на борту находились на седьмом месяце внутриутробного развития, а космолетом управлял Сократ. Сами же понимаете, невозможно пребывать в гибернации несколько тысячелетий, зато сохранить генетический материал в цифровом формате и распечатать на биопринтере зиготы — запросто. Изначально планировалось, что искин всему нас обучит еще во время полета, и вот когда нам уже будет по семнадцать-восемнадцать лет, мы и высадимся на Новой Земле.

Конечно, система обнаружения должна была заметить астероиды задолго до подлета, но почему-то этого не произошло. Как показала диагностика уже после инцидента: причина в неисправности из-за износа некоторых деталей. К сожалению, невозможно предвидеть абсолютно все, особенно в механизмах, рассчитанных на столь длительную перспективу, как многие тысячелетия.

Ну так вот, налетев на группу космических булыжников, Сократ понял: корабельным деструктором всех на атомы не разложить. Тогда он сделал то, что должен был: сошел с изначальной траектории. К сожалению, резкие маневры привели к выходу из строя и так изрядно изношенных двигателей. Не всех, конечно, но этого хватило, чтобы продрейфовать в космосе еще некоторое время, достаточное для подлета к чрезвычайно зловредному красному карлику.

Я называю его зловредным, потому что пока мы беспомощно вращались по баллистической околокарликовой орбите, ему приспичило произвести суперкрупную вспышку. Причем все это сильнейшее электромагнитное и гамма-излучение было направлено как раз на нас, словно кроваво-красный негодник специально целился. Вот повезло так повезло.

Несмотря на все это, нельзя сказать, что удача отвернулась от нас полностью, ведь роботы успели починить двигатели, до того как расстояние до алой звезды стало катастрофическим. Как нетрудно догадаться, орбита, по которой мы вращались, постепенно уменьшалась. Так что, не улети мы вовремя, уже давно бы расплавились в недрах багряного светила.

Хорошо еще, что почти все оборудование на борту оказалось не так уж и чувствительно к повышенным дозам радиации. Не считая всего прочего, из строя вышли семьдесят две искусственные матки из ста. Конечно же, находившиеся в них плоды почти сразу погибли. Остальные прожили еще некоторое время, но из-за перебоев в работе утроб и огромных доз радиации до выхода из амниотической жидкости дотянули всего трое.

Сократ потом рассказывал, что от повторной распечатки зигот отказался сразу. Поначалу было вообще не до того. Почти все роботы занимались ремонтом космолета, даже те, которые изначально для таких действий не предназначались. А потом искин решил, что лучше не рисковать и поместить новые зиготы в утробы уже после приземления. Все-таки он способен на чувства, раз боль утраты заставила его принять такое решение. Или в него просто так хорошо заложена имитация человеческого поведения?

Также надо отдать должное искусственному интеллекту, он действовал в крайней степени оперативно, ведь борьба за жизнь экипажа началась сразу после катастрофы. Отряды наноботов бороздили наши кровяные русла, нам чинили гены и трансплантировали ткани прямо там, в искусственных матках. Не знаю, правда ли это или в Сократа просто так хорошо запрограммировано социальное поведение, но он совершенно искренне утверждал, что уже было потерял надежду и никогда не был так счастлив, как после сообщения об успешном извлечении детей из техноутроб.