— Возможно, — не стал отрицать Сократ, после чего изображение на экране сменилось сразу на два: четырехрукая Кали и Вишну с таким же количеством конечностей. — А здесь?

— Каждый предмет в ее руках — просто символ: череп символизирует эго и иллюзорное восприятие, то колюще-режущее орудие — тренировки ума, с помощью которых отсекается эго и иллюзии, про остальное не помню. А у Вишну в каждой ладони по первоэлементу. Мы это проходили на курсе религиоведения. Да и давно я тот курс закончила, еще когда мне было пять.

— Как насчет этого? — спросил Сократ, и на экране появилось изображение тибетского бога Ямантаки.

— Сколько у него конечностей? — нахмурилась я, намазывая масло на тост. — Я не помню, как там в мифологии было. Тысяча рук и столько же ног? Такого количества измерений просто не существует.

— Когда-то вообще считалось, что больше трех пространственных измерений не существует, — возразил Сократ, и на экране появилось изображение четырехрукого и трехликого Даттатреи, ну прямо наш абориген, только со светлой кожей и индус.

— А здесь так и вовсе очевидная символика: четыре руки у Датты — от Вишну, а три лица просто означают, что он воплощение сразу трех богов! Даттатрея, кстати, историческая личность, у него не могло быть трех голов, — заметила я и с аппетитом откусила краешек тоста.

— В трехмерном пространстве, конечно, не могло, — охотно согласился Сократ.

— Подожди, так ты всерьез утверждаешь, что среди представителей первой версии человека были псионики, способные воспринимать больше трех измерений? — изумилась я, набив рот тостом с яичницей.

— Не говори с полным ртом, — начал занудствовать Сократ.

— Но это же вздор! — взмахнула вилкой я, изо всех сил пытаясь прожевать еду. — Первая версия человека была весьма примитивной формой жизни! Фактически, это же переходное звено между нашим обезьяньим предком и человеком.

— Ну и что? Как оказалось, даже плесень обладает некоторыми псионическими способностями. А ты, как и многие другие до тебя, — он указал рукой на экран, где все предыдущие картинки теперь показывались одновременно, — воспринимаешь эту удивительную форму жизни через призму отпечатков своего бессознательного.

— Как еще мне его воспринимать? — нахмурилась я. — Какая у меня воспринималка есть, такой и воспринимаю.

— Я просто пытаюсь сказать, что, когда ты видишь что-то несуразное, например, плесень в форме многорукого гуманоида, помни, что полученная тобой информация просто оказалась слишком отличной от всего, что ты видела раньше, поэтому исказилась бессознательным.

— Другими словами, не надо принимать все за чистую монету, — кивнула я, макая огрызок тоста в желток яичницы. — Но с персонажами мифологии ты все-таки зря так вольно обращаешься. Это же просто образы для медитации, где каждая деталь символизирует какой-то аспект учения, на котором должен концентрироваться адепт.

— Одно другому не мешает, — заверил Сократ. — Изначально образы многоруких и многоликих богов могли появиться в культуре как отражение восприятия многомерных существ, и только спустя некоторое время к ним подтянули нужную символику. А как тебе тот факт, что многоруким богам поклонялись только в тех культурах, в которых существовали системы практик, развивающих псионические способности?

— Да ну? — нахмурилась я и решила блеснуть глубокими познаниями в культуре древних: — А как насчет тысячеруких титанов из античной мифологии?

— Античность много позаимствовала у восточных культур, — парировал Сократ. — Например, имя Зевс происходит от индийского бога неба Дьяус Питара. В переводе с санскрита: Дьяус — небо или день, можно даже сказать дневное небо, а Питар — отец. Слово Дьяус сначала превратилось в Деус, а потом и в Зевс. А вот римляне исказили его немного по-другому, Дьяус Питар у них сначала превратился в Дью Питера, а потом и в Юпитера.

— Что ж, спасибо за экскурс в древнюю мифологию, — сыронизировала я, собирая куском тоста остатки яичницы. — Помогает отвлечься от дел насущных, знаешь ли.

— Это еще не все, — сообщил Сократ, и картинки на экране сменились горным пейзажем. — В древние времена на Старой Земле в такой местности, которая была тогда известна как Тибет, примитивные народы верили, что болезни возникают, когда некие незримые сущности начинают видеть людей как еду или жилище. Согласно тем верованиям, такое видение сущности обретают, только когда у их жертв появляется определенная кармическая предрасположенность.

— И что? — нахмурилась я, не понимая, куда он клонит.

— А то, что те примитивные народы понятия не имели об инфекционных агентах вроде микробов, вирусов или всяких там паразитов, но с помощью псионических способностей проникли в сознание этих существ. Ты можешь себе представить, как тебя воспринимает какой-либо микроскопический паразит?

— Неа, — призналась я, допивая холодный чай.

— А примитивные народы могли, — уверенно сообщил искин. — Как еще паразитам видеть тебя, если не как жилище и еду, понимаешь?

— Действительно, — согласилась я. — Все эти забавные гипотезы ты сам придумал?

— Нет, — признался Сократ, — авторство принадлежит историку-востоковеду, профессору Коноплянскому.

— Дурацкие у него гипотезы, — заметила я.

— Я это все к тому, что вместо продолжения попыток наладить телепатическую связь ты можешь сконцентрироваться на том, как наш абориген воспринимает мир. Возможно, это даст какие-то идеи насчет того, как понять его и установить контакт.

— Интересная мысль, — задумчиво согласилась я. Однако тут же вспомнился тот кошмар, через который мне пришлось пройти из-за этого аборигена. Отогнав тяжелые воспоминания, я продолжила: — Иногда мне кажется, что налаживать контакт с плесенью, даже если она разумна, как-то странно. Разве не логичнее просто избавиться от нее?

— Мы должны делать все возможное, чтобы сохранить многообразие разумных форм жизни, — напомнил Сократ.

— Даже если они опасны? — скривилась я.

— Ну, смогли же люди использовать тот слизевик…

— Физарум многоглавый? — вспомнила я.

— Да, почему бы и с этим не попробовать? — развел руками Сократ.

— Физарум не обладает псионическими способностями, — задумчиво заметила я, отставив пустую кружку, — и не представляет угрозы.

Интеллект и, соответственно, псионика тем сильнее, чем более развита способность концентрировать внимание. Когда лучи света расходятся во все стороны — это просто сияние, но стоит собрать их в один пучок, как они превращаются в лазер, прожигающий любые препятствия. Таким же образом и однонаправленный ум способен на всякого рода «чудеса».

После длительной тренировки мой ум стал подобен лучу лазера: куда бы его ни направляла, я понимала намного больше об объекте концентрации, чем раньше. Псионические способности возросли пропорционально умению концентрировать внимание. Я несколько раз проделывала фокус с материализацией яблока. Всего несколько раз, потому что псионическая сила — одно, а вот псионическая энергия — другое. Она тратится каждый раз при использовании способности, после чего приходится изнурять себя восстанавливающими тренировками.

Мне следовало копить энергию, чтобы в случае чего я могла защитить себя и детей от местного псионика. Однако соблазн сотворить еще какой-либо «фокус» был слишком велик, так что я позволила себе полевитировать, а потом еще и телепортироваться. В пределах космолета, конечно. Но Сократа это встревожило, он так и разродился целой лекцией об опасностях злоупотребления способностями третьей ступени.

Ну что с него взять, зануда есть зануда. Теперь-то я видела, что он всего лишь примитивный трехмерный механизм, ловкая имитация сознания. Только из-за своей глупости и ограниченности я воспринимала его как живое существо. Еще бы, ведь он был единственным взрослым, которого я знала, если не считать виртуальных преподавателей.