Гиляровский усмехается.

— На свете не так много людей, которые способны держать язык за зубами, находясь в опиумной курильне… Яков Семёнович точно не относился к их числу.

— Понятно… Шпион тоже мог случайно подслушать откровения Соколова-Струнина во время наркотического бреда, — предполагаю я.

— У меня такие же мысли на сей счёт… — Гиляровский мнётся.

— Что-то ещё? — спрашиваю я.

— Да. Николай Михалыч, может — ну его! Давайте отложим в сторону частный сыск и обратимся к тем, кто обязан искать вражеских шпионов по долгу службы…

— Намекаете на контрразведку? На Николова?

— Да. Мы с вами, уж не взыщите, всего лишь любители… Здесь нужны те, кто на этом собаку съел.

— Боюсь, пока нам не с чем идти к Николову. Что у нас есть, кроме подозрений? — озадачиваю Гиляровского я.

— Ничего, — соглашается он.

— Тогда давайте накопаем чего-нибудь стоящего, и уже потом свяжемся с контрразведкой. А пока продолжим нашу самодеятельность.

Гиляровский покладисто кивает.

— Пусть будет по-вашему, Николай Михалыч.

— Ещё удалось что-нибудь узнать?

— В «Геркулесе» Соколово-Струнина часто видели в компании капитана интендантской службы Кустова. Яков Семёныч почему-то очень ему доверял… Так вот, мне удалось разыскать адресок этого капитана. Он снимает комнату у некоего Астафьева, служащего городского отделения Русско-китайского банка…

— Ого! А как это удалось установить?

— Узнал в «Геркулесе»: на прошлой неделе капитан забыл деньги, один из работников клаба ездил к нему домой. Само собой, мне эта информация тоже досталась далеко не бесплатно…

— Тогда чего сидим⁈ — вскакиваю я. — Куда ехать?

На этот раз спокойно удрать не выходит. Прямо за дверями палаты подстерегает Соня.

— Николя! Ты куда собрался⁈ — грозно спрашивает она, уперев руки в боки.

И что прикажете с ней поделать?

— Э… — тяну время, чтобы придумать более-менее правдоподобную отмазку я. — Понимаешь…

— Только прошу — не надо мне лгать! — грустным голосом предупреждает она. — Я слышала ваш разговор.

Соня переводит укоризненный взор на Гиляровского.

— Как же так, Владимир Алексеевич! Вы же сами понимаете: господин Гордеев до сих пор не оправился после контузии, а вы его вовлекаете в вашу авантюру! Ещё и наверняка опасную.

Мало кому на свете удаётся смутить стрелянного воробья Гиляровского, но берегине это удаётся. Журналист не выдерживает и прячет глаза.

— Виноват…

Да уж… сам великий журналист-расследователь спасовал перед женским гневом…

Беру огонь на себя.

— Солнце моё! Во-первых, подслушивать за дверями — это неприлично!

Соня краснеет. Надо отметить — ей это идёт.

Не давая ей опомниться, продолжаю:

— Во-вторых, не стоит упрекать Владимира Алексеевича. Если кто-то здесь и виноват, это я. В-третьих…

— В-третьих, я еду с вами, куда бы вы ни собрались! — перебивает девушка.

Упс! Такого расклады мы с Гиляровским точно не ожидали.

— Да, но… — смущённо произношу я.

— Никаких «но»! Я несу ответственность за ваше здоровье, Николай Михайлович! И ещё я знаю: уговаривать вас бесполезно. Вы всё равно будете стоять на своём, начнёте юлить, хитрить и обманывать… А я не хочу, чтобы вы меня обманывали! Это так унизительно!

Она едва не топает ножкой от возмущения.

— Поэтому я выбираю меньшее из зол: отправлюсь вместе с вами и, тем самым, избавлю вас и меня от унижения.

— Зайка! Сонечка! Ты хорошо подумала⁈ — делаю страшные глаза я.

— Не надо, Николай… Михалыч! Я тоже могу быть упёртой как баран! Так что либо едем все вместе. Либо… не едет никто! — стоит как скала Соня.

Гиляровский ухмыляется, пряча улыбку в роскошные усы.

— Что скажете, господин ротмистр? Боюсь, нам придётся принять этот ультиматум!

— А что нам остаётся делать⁈ — развожу руками я.

Поворачиваюсь к Соне (ух, милая шантажистка!).

— Хорошо, ты отправляешься с нами! Но, пожалуйста, будь осторожной и не лезь на рожон! Кажется, мы с Владимиром Алексеевичем тычем палкой в осиное гнездо…

— С детства обожаю ворошить осиные гнёзда! — преувеличенно бодро заявляет берегиня.

— Тогда вперёд! — провозглашаю я. — Владимир Алексеевич, мы сможем найти экипаж, который разместит всех троих?

— Даже если нет — наймём пару рикшей! — кивает он.

Собственно, так и происходит. Возле госпиталя всегда в изобилии «пасутся» китайцы, зарабатывающие извозом. Конечно, есть некоторый момент неловкости, когда тебя везёт не животное или механизм, а человек, но такова «селява», которая быстро избавляет от предрассудков и сомнений.

Нанимаем двух рикш, которые катят нас к русской части города.

Банковский сотрудник Астафьев живёт в самой обычной на вид бревенчатой деревенской избе с двускатной крышей и резными ставнями окон. Дом со всех сторон окружён высоким палисадом из жердей.

Стоит только подойти к калитке, как возле неё оказывается здоровенная мохнатая псина, смахивающая на привычного мне алабая. Вид у пёселя отнюдь не зверский, скорее любопытствующий, но лично я не стал бы гладить его без спроса. Такой монстр спокойно оттяпает руку мощными челюстями или превратит в кусок окровавленного мяса.

Но пока ведёт он себя на удивление спокойно, не рычит и не лает.

— Привет, зверюга! — максимально дружелюбно говорю я. — Где твой хозяин?

Собакен будто понимает меня, поворачивает голову в сторону крыльца и гавкает несколько раз. Негромко, но впечатляюще.

Дверь хлопает, на крыльце появляется тощая мужская фигура в домашнем халате, из-под которого торчат мятые брюки и мягкие китайские тапочки.

— Добрый день! Чем могу быть полезен?

У мужчины слабое зрение, он щурится.

— Простите, вы хозяин этого дома, господин Астафьев?

— Да, Астафьев — это я. Вы, наверное, насчёт комнаты — да? У меня как раз сегодня съехал жилец, комната освободилась… Могу показать!

— Ваш жилец, случаем не капитан Кустов? — вступает в разговор журналист и сразу снимает шляпу:

— Простите, не представился. Гиляровский Владимир Алексеевич, а это — господин ротмистр Николай Михайлович Гордеев и сестра милосердия Софья Александровна Серебрякова…

— Очень приятно! — опускает подбородок мужчина. — Астафьев Всеволод Иванович, служу в здешнем отделении Русско-китайского банка! Что касается господина Кустова — действительно, капитан снимал у меня комнату почти месяц, но срок его командировки закончился, и господин Кустов изволил отбыть назад, в часть…

— А где служил господин Кустов? — с досадой спрашиваю я.

Как-то подозрительно тот вдруг снялся с места и уехал. Нет, конечно, совпадения бывают, но в такие верится слабо. Особенно в свете убийства Соколово-Струнина.

— Господин Кустов служил в Управлении начальника транспортов 1-й Армии, — сообщает Астафьев. — Так как — зайдёте в дом? Уверен, комната вам понравится…

— К сожалению, мы ищем вашего жильца, капитана Кустова… В любом случае, огромное спасибо! — улыбается Гиляровский.

— Скажите, может капитан оставил что-нибудь у вас из своих вещей? Если да, мы могли бы ему передать это при встрече, — осторожно спрашиваю я.

— Господин капитан не производил впечатление забывчивого человека. Всё, что от него осталось в моём доме — ассигнации, которыми он расплачивался со мной.

Не знаю, что на меня находит, потому что внезапно, к большому удивлению для себя, задаю вопрос:

— Простите, Всеволод Иванович… Быть может, моя просьба покажется вам странной… Но… Не могли бы вы показать нам хотя бы одну из этих ассигнаций?

Астафьев хмурится.

— Действительно, странная просьба… Хорошо, давайте зайдём в дом, и я вам покажу.

— А он? — киваю я на собакена.

— Он… — Банкир усмехается. — Не бойтесь, Алтай вас не тронет. Так ведь, Алтай? Ты же не тронешь наших гостей?

Пёс важно ведёт мордой и отходит в сторону.

— Кстати, Кустова Алтай почему-то недолюбливал. Хотя на него это было непохоже. Алтай всегда был дружелюбным псом, — как бы между прочим сообщает хозяин.