Много времени, к её радости, на раздумья не потребовалось. Цветы с готовностью откликнусь, перебивая друг друга, желая обрести вторую молодость. Замолчавший ранункулюс что-то бурчал за шумом, а после неохотно, но тоже вступил в беседу. Благодарить двуногого ему не позволяла гордость, а промолчать – совесть. Майя почувствовала, что её, хоть и с трудом, но приняли, и сдержанно улыбнулась, вынося из холодильника несколько ваз.

«Кто бы знал, какими болтливыми и упрямыми бывают растения! – чуть не обратилась Майя к сосредоточенно записывающей заказ Маше, но вовремя остановилась, продолжив с собой мысленный диалог: – В больнице цветы себя вели поприличнее, а не галдели каждую секунду. Уж лучше бы вместо прутьев ястреб принёс карманный выключатель, способный хоть на минутку оставить меня в тишине и спокойствии!»

Цветы спорили, кто лучше и точнее сможет перевести речь флористов, и Майе пришлось украдкой утихомирить их, а затем выбрать за главного всё тот же ранункулюс. К нему прислушивались, его уважали. И не посмели перечить, когда он вызвался помогать.

Закатав рукава рубашки, Майя взяла в руки секатор и, не без волнения, приготовилась. Пришлось склонить голову, делая вид, что разглядывает стебли вблизи.

Майя внимательно слушала советы цветов, как и куда положить, чтобы им было легче держаться или меньше конфликтовать. На этом моменте задира-гиацинт пообещал своей луковицей отлупить сирень, но Майя, хихикнув, поместила их в разные вазы, обещая никогда больше не ставить в один букет. А затем, глубоко вдохнув, приготовилась.

Еле заметными движениями рук она излечивала каждое растение, маскируя испаряющиеся облачка гнили под чих – в связи с чем коллеги, как одна, постарались отодвинуться от девушки подальше, – и всего за несколько минут собрала букет. Каждый цветок был на своём месте и, довольный, что к нему прислушались, целиком раскрыл свою красоту.

Кристина с Машей, недоуменно переглянувшись, отложили недоделанные заказы и приблизились. Майя в очередной раз не разобрала слов, но и без перевода цветов поняла, что они хвалят её и восхищаются. Необычная форма, интересное сочетание фактур – всё это сделало букет не просто красивым. Он был уникальным.

Чувство гордости распирало Майю изнутри, надувая, как воздушный шарик. В голове же было пусто, как в том же шарике, и она на мгновение почувствовала себя счастливой. Впервые за несколько лет.

Всё получилось. Получилось, как Матерь и обещала.

От охватившего восторга Майя даже не заметила, как коллеги, перешёптываясь между собой, собрали деньги и положили их в кассу. А затем Маша, широко улыбаясь, протянула ей тот же букет.

– Они выражают свою любовь, – шепнула гермини, и девушка зарделась, принимая подарок.

«Нет, хороший, всё-таки, праздник! – улыбнулась Майя, насухо вытирая стол. Пустота в голове медленно исчезала, уступая место всего одной мысли: – Только вот где раздобыть лопату, чтобы хоронить цветы?».

В полдесятого все флористы, убрав рабочие места, тепло попрощались. Майя помахала им в ответ и, закончив уборку, повернулась к выставленным на столе вазам. Идея некой игры, способной помочь освоиться, пришла в голову эвкалипту. Тот, весь вечер пребывая в молчании, внезапно высказал предположение. Майя, хотя и не верила в успех, с сомнением поглядывая на серебристые монетки эвкалипта, всё же решилась попробовать.

… «Я такая красивая, только посмотрите: это стройное и гибкое тело, эти аккуратные, словно крылышки маленькой бабочки, лепестки, ах! Моё тело наполнено любовью к себе. Мир – это всего лишь крохотный и бесполезный кусочек Вселенной, который беспощадно блекнет по сравнению с моим великолепием и величием. Я настолько прекрасна, что окружающие на моём фоне кажутся неуклюжими, будто их наспех слепили из того, что попало под руку. А когда двуногие трогают меня своими скрюченными пальцами, ах, мне становится дурно! Я чувствую слой отвратительной грязи на лепестках, который не отмыть даже каплями утренней росы. Когда меня режут, чтобы усладить свой взгляд, душа разрывается, возносясь в небеса. И после на землю падают крупные капли воды, которые двуногие называют дождём, но я знаю – это слёзы ангелов»…

Вынырнув из чужого сознания, словно из ванны, наполненной густым и тягучим сладким сиропом, Майя с хрипом вдохнула и закашлялась. Стоящие в вазах цветы с любопытством зашептались, строя догадки, в чьём из тел сейчас ей удалось оказаться, тренируясь во временном перемещении сознания в растения. Игру они назвали просто и понятно: «Отгадай, кто».

Это была уже девятая попытка погружения, и лишь третья удачная. До этого момента Майя, совершенно не понимающая процесс слияния, несколько раз падала со стула, что изрядно её разозлило. Но показывать слабость растениям или, ещё хуже – признаваться в ней себе, Майя отказывалась.

И когда девушка, наконец, попала в сознание цветка, – а им оказался эрингиум, – чуть не задохнулась от ужаса и неожиданности. В первую секунду ей показалось, что сознание, представляющее собой пульсирующий шар, трещит по швам, рискуя разлететься на миллиарды искорок, и Майя с трудом заставила себя во всех смыслах собраться воедино.

У цветов ментальная сущность, – «душа», – поправила себя Майя, – была иной, похожей на их физическую форму. И потому Майя наяву почувствовала, как больно впиваются колючки эрингиума. Но дальше стало проще.

– Ну что, что там было? – не выдержал дельфиниум. – Рассказывай!

Майя обвела взглядом цветы, подбирая слова, чтобы не объяснить слишком явно.

– Я была чудесной, такой, что даже боги…

– Орхидея, фаленопсис, – наперебой закричали растения, не давая больше вымолвить и слова.

– А ведь могли бы и на меня свалить, – хохотнул нарцисс.

Пытаясь скрыть улыбку, Майя прикрыла лицо ладонью, но не сдержалась. Слишком уморительно дразнили зазнайку её товарищи.

Растения, когда она, выдержав театральную паузу, утвердительно кивнула, расшумелись, хохоча и подтрунивая над орхидеей.

Та гневно затряслась в углу:

– Бездари, да что вы понимаете! – И обиженно замолчала.

Игра продолжилась. Майя громко хохотала над шутками левкоя, умилялась рассказам на удивление робких антуриумов, и чувствовала себя легко и свободно. Так, как не чувствовала никогда ранее. Словно обрела последний кусочек пазла, и стала, наконец, цельной.

Выйдя с работы уже после одиннадцати, Майя решила устроить себе романтический вечер вдвоём, как и подобает в этот праздник. Только роль её пары играла бутылка вина. Хоть врач и запретил алкоголь, Майя понимала, что нервная система находится на грани своих возможностей, особенно после экспериментов с погружением в чужое сознание, и хотела расслабиться, как самый обычный человек. Как провела бы вечер раньше, не зная ничего про дары и прочие природные сюрпризы.

В магазине она долго рассматривала этикетки, подбирая вино. Сначала решила остановиться на белом испанском, потом схватила чилийское, уже намереваясь зайти в рыбный отдел.

«Какое белое – и без рыбы? – упрекнула себя девушка. – Что бы сказала на это мама? – В память возник образ Тюльпи, костерящего рыб на чём свет стоит, и Майя невольно поморщилась. – Без разницы, что бы она сказала – всё равно нашла бы, к чему придраться. Так что, пожалуй, обойдусь без морепродуктов».

По итогу размышлений и печальных воспоминаний выбор пал на «Киндзмараули» – сладкое, терпкое и вполне крепкое, – как раз то, что нужно на четырнадцатое февраля для одинокого человека.

Засунув бутылку в глубокий карман куртки, Майя перекинула сумку через плечо, в очередной раз обещая себе уже переложить вещи в рюкзак, и вышла из магазина на морозную улицу.

Снегопад ещё не закончился, и теперь маленькие снежинки кружились в свете фонарей, навевая лёгкую грусть.

Людей на улице не было – большинство уже отмечало праздник, уютно устроившись рядом, и клянясь друг другу в вечной любви. А одиночки, подобные Майе, либо отсиживались дома, либо веселились в барах. Девушка фыркнула, на минуту представив, как отправляется в бар, и там, в толпе точно таких же свободных от отношений людей, ищет себе приключение на вечер.