Все оказалось не так. Нежные поцелуи бедра. Потом по бедру начинает горячо и влажно скользить язык. А его пальцы возвращаются… туда! Нежные касания пальцев. Язык горячо скользит по ее бедру, рисуя какие-то замысловатые линии. А потом они начинают сближаться — его язык и пальцы. Его губы словно прилипают к паховой складке, надолго застряв там медленными тягучими движениями языка. А потом его пальцы вдруг исчезают, и не успевает Гуля охнуть, как Булат целует ее там — по-настоящему, касаясь не только губами, но и языком.

Вздохом Гульнара захлебывается.

Булат хотел все сделать идеально. Идеально для нее. Но совершенно не ожидал, что это окажется идеально для него самого. Нет, он делает это далеко не в первый раз. Правда, нельзя сказать, что заниматься оральным сексом ему хотелось с каждой женщиной. Да и вообще, все упражнения в области кунилингуса пришлись у Булата на молодость. На тот возраст, когда в сексе была эмоциональная вовлеченность. А в последние лет пять секс в его жизни строился по принципу платных услуг. В широком смысле этого словосочетания. Если ты очень много работаешь, если ты вкладываешься всем собой в собственное дело, то иначе и не получается. На все тебя просто не хватит.

С Гулей все, конечно, совсем иначе. Она его жена, и это меняет все. Но все же Булат оказался не готов, что она станет для него идеально сервированным персонально для него и охрененно вкусным десертом. Одна подача чего стоит!

Ухоженная, гладкая, розовая. Никем до него не тронутая. Невероятно отзывчивая на ласку. Такая вкусная, что в ее удовольствие Булат провалился, как в собственное. И когда услышал ее короткий вскрик, когда ее бедра и живот пошли дрожью наслаждения, первая его мысль была: «Как, уже?!». А он бы еще и еще…

Но потом пришла другая и очень простая мысль, что это будет у них — и еще не раз, и часто. Булат подтянулся наверх, обнял дрожащую Гулю и попросил зачем-то: «Посмотри на меня». Она медленно подняла ресницы и сбила его этим взглядом просто навылет. Он никогда не видел такого взгляда. Или никогда раньше не смотрел в глаза женщине после близости. Булат сгреб Гульнару, обнял крепко, прижал к себе. И долго-долго не мог отпустить.

А когда все же смог разжать руки, то крепко поцеловал в губы. А потом взял. И подвел их к обоюдной взаимной консумации.

— Какие люди к нам приехали…

Гульнара рассмеялась и поцеловала Милану в щеку.

— Я была тут недавно.

— Две недели назад.

— А это давно?

— Не то, чтобы очень давно. Но последние отчеты привозила эта твоя страшная коллега.

— Леночка не страшная!

— Ты же знаешь, я предвзята. Для меня ты самая красивая.

Гульнара еще раз рассмеялась, прижимаясь к Милане. А та вдруг взяла ее за плечи, отстранилась и несколько секунд всматривалась в лицо Гульнары.

— Похоже, наш план сработал, так?

Гуля не удержалась, спрятала лицо в ладони. А потом туда выдохнула — и отняла руки.

— Скажи, когда я перестану стесняться?

Теперь Милана рассмеялась и обняла девушку.

— В этом нет ничего плохого. А румянец тебе идет. Ладно, не буду тебя больше донимать расспросами.

— А я ничего и не скажу!

— И это правильно. Счастье любит тишину, — Милана сняла трубку и попросила секретаря принести кофе им с Гулей. А потом добавила: — Но ты должна признать мудрость своего отца. Ну и мою тоже. И Танзили. Мы все были правы. Твой отец нашел тебе идеального мужа.

Гульнара какое-то время молчала, старательно задирая нос. А потом прыснула.

— Ты права, о, Мамма-Мия! Я… — она вдруг шумно выдохнула, и улыбка сама собой погасла на ее губах. — Я так счастлива, Мамма-Мия…

Я так счастлива…

Гульнара сказала это искренне и не задумываясь. И это было правдой. Но так же правда заключалась и в том, что такого счастья в ее жизни никогда раньше не было. Что было счастьем для Гули раньше? Чтобы все в семье были здоровы. Чтобы с учебой было все в порядке. Чтобы… чтобы что?!

А теперь что? Теперь она счастлива, потому что ее как следует, качественно, до звездочек перед глазами ублажают в постели? Раньше Гульнара и слов-то таких к себе применить не могла. А теперь…

А теперь она не могла даже, задрав нос, фыркнуть, как раньше, что такой простой штуке, как секс, придают слишком много внимания. Нормально ему внимания придают. Столько, сколько положено. Потому что эта простая штука может сделать тебя очень-очень счастливой.

И дело даже не в тех совершенно удивительных, не похожих ни на что в ее жизни ощущениях тела. Не в удовольствии, которое дарил ей Булат, и которое не могло сравниться ни с вкусной едой, ни с теплой ванной, ни с массажем.

А в том, что Булат вдруг стал близким. Очень близким. Таким близким, как никто. Ближе, чем отец, которого Гульнара очень любила. Ближе чем брат, которого Гуля, несмотря на все их взаимные шпильки, обожала. Мужчина, ближе которого для нее никого нет. Это такой эффект от их взаимной… консумации? Или именно это и называется — любовь? И Гульнара влюбилась в собственного мужа?

— Глядя на тебя, семейная жизнь не кажется такой уж страшной штукой.

— Откуда вообще эта фантазия про семейную жизнь?

— Ну, ты же знаешь, хорошую вещь браком не назовут.

Булат поставил подпись на последнем документе, откинулся в кресле и посмотрел на Вадика. Коновалов, как обычно, сидел и делал вид беспечного и довольного всем человека. Только Булат точно знал, что стоит за всем этим. Но у них с Вадимом принцип — без приглашения в душу не лезть.

— Знаешь, — продолжил вещать Коновалов. — Я, в принципе, не удивлен. У тебя же на лбу стоит штамп — «Женатик».

— Да ладно? — Булат потер лоб.

— Точно-точно. Я знал, что рано или поздно ты обязательно женишься. Удивлен только, что ты так долго продержался. Ты всегда был чужим в нашем стане убежденных холостяков.

— Что, вчера была ампутация? — Коновалов лишь хмыкнул, а Булат продолжил: — Ты всегда после ампутации философски настроен.

— А! — махнул рукой Вадим. — Ненавижу циркулярки. Слушай, давай посидим в пятницу?

Булат не торопился с ответом. Сочетание «Ненавижу циркулярки» и предложения посидеть было явным знаком, что Вадику нужно облегчить душу. А заодно ее проспиртовать. Но мысль, что ему придется на целый вечер оставить Гульнару, Булату категорически не нравилась. Правда, сама Гуля не так давно встречалась с подругами. И как раз в пятницу. Но это было до. До того, как многое — если не все — переменилось между ними.

— Хочешь, я позвоню твоей жене и отпрошу тебя?

Так, если Вадик оперирует такими словами — ему и правда плохо.

— Перестань. В пятницу, в семь. На нашем месте.

— Возьми с собой Гульнару, — произнес Вадим все тем же беспечным тоном.

— Я что, похож на идиота? Чтобы позволять своей жене слушать, как ты будешь рассказывать про свою любовь к циркулярным пилам?

Вадим ничего не ответил.

Булат сидел, прижавшись виском к прохладному стеклу. За окнами такси мелькал ночной город, а в голове у Булата мелькал прошедший вечер.

Мужская дружба не терпит сантиментов. Булат считал себя неплохим диагностом. И диагноз был очевиден: «Что-то надо делать с Вадькой». Потому что один Булат это не вывезет. Тем более, у него теперь семья, жена, в перспективе дети. Нет, брак не может помешать настоящей дружбе. Но и регулярное проспиртовывание душевных ран — это тоже путь в никуда. Сейчас Булату это стало совершенно очевидно. Вадику нужен свой родной человек, такой, к которому можно прижаться — не только ночью в постели, но и так, чтобы не хотелось заливать саднящую душу вискарем. Работа у них все же не самая простая, особенно у Вадима. Так ведь и спиться недолго. К сожалению, примеров Булат видел достаточно.

Но когда сегодня Булат заикнулся об этом, Коновалов фыркнул, как самый настоящий конь, и сказал, чтобы Булат его не перетягивал на свою темную сторону, что не все созданы для семейной жизни и еще что-то такое же на холостяцком.