Сначала ему показалось, что это рокочет гроза и гремит гром. От них шум и удары. Потом мозг начал потихоньку просыпаться от шума, и почему-то показалось, что это стучат в дверь ординаторской, которую он почему-то запер. А потом, словно от внутреннего толчка, он проснулся окончательно и резко сел на кровати.

Кто-то методично долбился в дверь так, что она ходила ходуном. Гостиница пять звезд, мать их! Сервис на высшем уровне, если к тебе в номер посреди ночи какая-то алкашня ломится. Стремительно закипая, Булат нашарил шорты, поспешно натянул их и пошел к двери.

— Чего тебе, идиот?!

— Открывай дверь!

Открывать Булату не хотелось. Он так много дрался в юности, что сейчас предпочитал использовать любой шанс, чтобы этой драки избежать. Да и марать руки о пьянь не хотелось. Лучше позвонить на ресепшен, пусть служба безопасности отеля разбирается с этим героем.

— Иди, проспись! — Булат предпринял последнюю попытку через дверь угомонить любителя горячительных.

Попытку не оценили. Дверь содрогнулась от такого мощного удара, что вот еще чуть-чуть — и ее реально вынесут. Так, это уже не смешно.

— Я звоню на ресепшен!

— Где моя дочь, сукин ты сын?!

Дочь? Дочь?! И тут Булат проснулся окончательно. Медленно моргнул, потом сделал пару шагов, нажал на ручку двери ванной. Она оказалась запертой.

Ну да, ну да…

Булат на мгновение зажмурился. Твою мать, как же он так…

Еще один удар в дверь отложил эти вопросы. Булат зачем-то растер ладонью грудь, потом глубоко вздохнул. И открыл дверь.

И его тут же смело.

Его! Со всеми его ста килограммами веса и фигурой, про которую давний друг Булата Вадик Коновалов говорил, что Булат больше похож на чемпиона ММА, но никак не на врача интеллигентной специальности.

И вот сейчас Булата просто смели. Смел его мужик, который как раз на чемпиона ММА очень походил. К мощной фигуре — а мужик был явно еще тяжелее самого Булата — прилагались седые виски, багровая шея и совершенно дурные глаза.

— Где моя дочь, скотина?!

Булат почему-то вдруг увидел, как у мужика быстро-быстро бьется жилка на виске. Так, сейчас или все-таки мордобой, или инфаркт. Неизвестно еще, что хуже. Навыки экстренной помощи уже порядком подзабыты.

— Там, — Булат ткнул пальцем в дверь ванной.

Мужик — ну, судя по всему, это отец Гульнары — дернул ручку. А потом в два удара высадил плечом дверь в санузел и ввалился туда. Еще и за дверь теперь платить, зашибись, отдохнул! В этот момент в номер влетел взмыленный и растрепанный Рус. Глаза у него были чуть более вменяемые, но очень ошалелые. Булату очень хотелось спросить: «Рус, что происходит?!», но картина уже нарисовалась очень ясная.

Ну, все по классике просто! Отец и брат опороченной девицы и сам Булат в главной роли идиота! Он сделал пару шагов и между отцом и братом Гульнары заглянул в ванную.

Гульнара спала на полу. Она намотала на себя халат и все полотенца, которые были в наличии, а сверху еще прикрылась ковриком — то ли для красоты, то ли для тепла. В наступившей тишине слышался негромкий мерный храп.

А как же — принцессы не храпят? Ну, так принцессы и самбуку в промышленных масштабах в себя не опрокидывают. Что-то вы упустили в воспитании дочери, уважаемый. Булату очень хотелось это сказать в мощный черноволосый, чуть тронутый сединой затылок. Но он благоразумно промолчал.

А заговорил отец Гульнары.

— Гуля… Девочка моя, что случилось?

Булат был уверен, что после такого количества самбуки анестезия будет действовать до утра. Но он ошибся. Гульнара среагировала на вопрос, открыла глаза, покрутила головой, чтобы освободить рот — потому что она была закутана в полотенца, халат и коврик так, что торочили только глаза и нос. Запрокинула голову и обвела всех троих мутным взглядом. Булат почему-то подумал, что ей сейчас запросто может казаться, что у нее в глазах троится. Ну, перед ней были трое черноволосых мужчин примерно одинаковой комплекции. Следующие слова показали, что ей так не показалось.

— Ну, чего смотрите? Попить дайте.

— Пиздец… — тихо выдохнул рядом Рус. И Булат с ним от души согласился.

— Не думала, что когда-нибудь услышу от тебя такое, Рус.

— Да что я такого сказал, мама!

— Ты отказываешься ехать с сестрой к морю.

— Мама, и мне, и Гульнаре давно есть восемнадцать! И Гуля сама в состоянии съездить на море!

— Твоя сестра — молодая незамужняя девушка. Она не поедет на курорт одна, без сопровождения мужчины из семьи.

Рустаму осталось только закатить глаза. У них вроде бы такая уже совсем современная семья. А потом внезапно, не пойми откуда вдруг вылезает вот такое!

— Я напомню тебе, — мама говорила спокойно. Она вообще никогда не кричала. Но Рустам не раз ловил себя на том, что ему все труднее и труднее в чем-то отказывать матери, спорить с ней. А ведь, казалось бы, он становится старше, мудрее. Но нет. Не в отношении мамы. — Твоя сестра очень тяжело болела этой зимой. У нее был бронхит. Она лежала в больнице и прошла там серьезный курс лечения антибиотиками.

— Я помню, мама! Я каждый день ездил к ней в больницу!

— Плохо помнишь, — так же спокойно ответила мать. — Доктор сказал, что Гуле непременно надо к морю.

— Ну, так пусть и едет!

— Я тебе уже все сказала. Так нельзя. Отец будет против. И если ты в самом деле не можешь… — это «не можешь» явно означало «не хочешь». — Значит, с Гульнарой поедет отец. У него, правда, сейчас там на работе все очень плотно, но…

Рустам вздохнул, смиряясь с неизбежным. Отпуск его, конечно, накрылся, но, в конце концов, есть возможность сторговать себе еще один ближе к концу лета или в сентябре. Он ведь не самый последний человек в агрохолдинге. И связи имеются — на самом верху. Выше некуда.

— Отцу ты тоже выдашь в нагрузку Лиану и Карину?

Танзиля Ильмановна укоризненно посмотрела на сына и покачала головой.

— Зачем ты так плохо шутишь, сын?

Рус еще раз вздохнул, а потом сделал пару шагов и обнял маму.

— Прости. Ну, поеду, поеду я. Я все понимаю, Гуля после болезни, ей надо. И даже понимаю, что ей и в самом деле не стоит ехать одной — мало ли. Но она же едет с подружками! Втроем!

— И они все трое — молодые незамужние девушки, — упрямо повторила мать.

— И я теперь должен пасти трех девиц!

— Это твой долг, как мужчины.

— Мама, ты просто хочешь пристроить меня к одной из них, признайся!

Танзиля Ильмановна мягко рассмеялась.

— Кстати, кто тебе больше нравится — Карина или Лиана?

— Никто!

— Ну, значит, просто присмотришь за девочками.

Рустам вздохнул в последний раз, окончательно смиряясь с неизбежным.

— Ладно. Покормишь меня, мам?

— Хинкали будешь?

— Буду.

Наступило его любимое время суток. Когда дети уже легли спать, и можно сесть за стол и попить с женой чаю. Марат отчетливо понимал, что эту привычку он принес в новый брак из брака старого. Или из первого брака во второй — так точнее, наверное. Правда, с Зилей он много не говорил тогда. То ли потому, что в молодости человек сосредоточен на себе, то ли потому, что по юношеской самонадеянности считал, что с женой говорить особо не о чем — так, коротко, про детей, быт. Нет, они говорили. Но не так, как с Миланой. С Миланой они говорили много и о разном. И о работе, и о детях. Да обо всем. Эта женщина дана ему Всевышним, чтобы он был с ней счастлив. И он счастлив. Особенно сейчас, когда за окном уже стемнело, дети спят, а они сели пить чай.

— Я разговаривала с Зилей, она все-таки уговорила Руса поехать с девочками.

— Я не сомневался.

Милана рассмеялась.

— Рус мне уже звонил и жаловался, какие страшные две недели ему предстоят.

— Бедный несчастный Рус. Две недели на курорте в обществе трех красивых девушек.