– Нет, – покачал головой «Макс». – За эти сутки, где только ни были.

– Сначала пошли вперед, – «Бас» показал рукой в направлении стелы. – Приходим туда, а там – чудеса. Я такое первый раз в жизни видел! Окопы какие-то выкопаны такие, как ямки. Люди в ямках в этих лежат. Я глянул, думаю: «Е-мае, блин, во вы даете!», – «Бас» искренне удивлялся.

Его лицо с хорошо развитой мимикой раскрашивало рассказ эмоциями:

– Принесли им поесть и воды. Ну, в общем, из еды: один паек на двоих.

– И бутылка воды на двоих, – добавил «Макс»

– Особо там не до еды было. Но я им там объяснил, что в пайке самое важное – сахар. Он как углевод быстрый.

В случае чего – с водой его пить. Ну и присыпать рану сахаром можно. Он идет как гемостатик: кровь останавливает.

В общем, кое-что порассказал им, – посмеивался «Бас», вспоминая неопытных бойцов, которых встретил у стелы.

«Бас» был взрослым, коренастым мужчиной спортивного телосложения. Несмотря на возраст, он был физически сильнее многих молодых бойцов. Я слушал его и понимал, что он начитан и способен принимать самостоятельные решения. Судя по умным глазам, он отличался от основного контингента, который попал к нам в отряд. Сидел он за убийство.

– Так вот, – продолжил он рассказ, – глаза выпучили на меня, спрашивают: «Откуда знаешь?». Я говорю:

«Да неважно». Мы, значит, в этом окопе заночевали. Там мины эти летят. Тоже они все этим минам кланяются, – он опять заулыбался, видимо, вспоминая как при звуке «выхода» – вылета мины – неопытные бойцы мигом бросались на землю. – Я говорю: «Господа, успокойтесь. Посчитайте выход, посчитайте приход – и все будет понятно». Как бы такие моменты.

– А тут вы как оказались? Откатились со всеми?

– Не совсем… Не успели мы заночевать там, как начался накат. Наши стали отстреливаться. Но стрелки из них, я так скажу, так себе. В итоге из всех только мы с «Максом» и стреляли.

– ВСУшники, главное, неясно, откуда стреляют. Автоматы все с пламя гасителями: ни огня, ни выстрелов не видно, – влез с комментарием «Макс». – На слух стреляли.

– Но факт: ночь нормально выдержали. Утром пошли на другой окоп. Удачно все произошло. Но, как пришли, я удивился. Трупы еще не остыли, а наши уже потрошат эти пайки украинские. Рюкзаки себе набивают. Вот аж взбесили паскуды!

Я, с интересом слушал рассказ «Баса» о его ночных приключениях. Он был естественен в своих возмущениях глупостью людей, которые, пренебрегая опасностью, старались набить рюкзаки добром.

– Вафлю раззявили свою и мародерку делят. Двух хохлов завалили и стоят там: кто ботинки меряет, кто че…

– Конченные, – резюмировал «Макс».

– Пришли мы, значит, стоим, разговариваем. А уже чуть стемнело. А балбесы эти стоят там трындят в стороне. То есть ни фишка не стоит – вообще ничего! – «Бас» выдержал паузу. – И «привет»: первый прилет РПГ – сразу три тяжелых «триста» и дымы пошли. Пошли хохлы в накат. Началось самое такое веселье. Был бы хоть бой стрелковый, можно было хоть что-то там. Но стрелкотни особо не было. Нас просто раскатывали, и летело в нас все, что только могло стрелять. Три тяжелых «триста». Одному ранение в голову, одному ногу перебило, а третьего тоже зацепило. Значит, хватаем с «Протопом» раненного в голову, перевязываем и потащили. «Макс» тоже зацепил одного и поволок. Оттащили, и обратно за вторым. Подбегаю, а у него граната в руке. Чека выдернута как бы, а он лежит.

Я говорю: «Дай-ка сюда гранату – мы ее используем». Ну я ее в сторону хохлов закинул. Потащили его сюда, в вашу сторону. Вылетает, короче, броневик! Я таких броневиков не видел раньше… Не знаю, что это.

– МРАП, наверное, американский, – предположил «Макс».

– Здоровенный такой на колесах на этих. Начинает стрелять с «Браунинга». Я «трехсотого» кое-как затянул за дерево, блин. А там такой был овражек и получился как бруствер. Как естественная защита, в общем. Смотрю: «Протоп» упал и лежит землю зубами рыть начинает. А он конкретно по нему огонь ведет. Если бы водила был поумнее, он бы мог вперед чуть продвинутся и все! Достал бы. Я понимаю, что его как-то отвлечь от «Протопа» нужно. А у меня кроме автомата вообще ничего нету. Ну гранаты там, понятно. Но на сорок метров гранату не добросить. Да и толку – там ветки, деревья. Я вот хорошо его запомнил. Колпак такой, кресты бундесве-ровские белые на дверях. Еще у меня мысль такая: «Дед мне рассказывал, как воевал. Как он танки жег эти с крестами, а я тут, в XXI веке, с крестами с этими столкнулся!». У него колпак такой стеклянный, ну я ж не идиот, я четко понимаю, что я колпак этот не пробью. Ну это вот откуда пулеметчик стреляет сверху: наполовину металлический, наполовину стеклянный! Ну, думаю, хоть как-то «Протопу» дать возможность уйти. Я ППшками – патронами повышенной пробиваемости стреляю по этому колпаку. Пули эти отлетают – только искры сыплются от этого колпака. Он разворачивает пулемет и по мне, – «Бас» с азартом рассказывал о смертельной опасности, как о забавном приключении. – Я упал за этот бруствер на «трехсотого»: лежи говорю, паскуда! А он стреляет и пробивает насквозь вал этот земляной. Я и говорю, вот если б чуть-чуть, то все. Чисто мозгов не хватило у водилы, а может «на изжоге». Я вот тогда очень сильно пожалел, что у меня там ни «Мухи» нет, ни РПГ. Я бы хоть каток ему отстрелил. Ну, вот такой вот момент. Все, вроде первый оттянулся, я выдохнул. Тут второй заезжает. Думаю: «Вообще капец! Надо лежать тихо». Броневик уже стрелял не по нам, а вдоль посадки – уже по вашим позициям, куда люди отходили. Я, значит, этого типа тяну. Он говорит: «Нога, нога…».

Я говорю: «Слушай, ну нога, а что делать?! Надо терпеть. По-другому никак». В общем, я уже весь в мыле. Я весь мокрый, как мышь. Благо, там прибежали двое пацанов, забрали его и утащили. Я, получается, последний вообще остался. Не потому, что я там герой – отход прикрывать – а просто я устал. Начинаю отходить потихоньку, слышу: «Пацаны, помогите!». Поворачиваюсь: стоит тип возле дерева, нога перевязана жгутом. Я говорю: «Иди сюда!». Он говорит: «Я не могу.

Я теку – у меня жгут соскочил». Жгут достаю свой, начинаю его перетягивать. У него бедро пробито: перчатки скользят, все в крови. Перетянул его кое-как. Начали оттягиваться, и в метрах семи от меня выскочил хохол. Первый был, короче, который лег. Я с него шевроны все поснимал.

«Бас» достал из кармана шевроны с именем «Химик» и показал мне.

– Разгрузку вот с него сдернул, – похлопал он себя по красивой разгрузке. – Такие дела.

– Ты красавец, «Бас»! – искренне восхитился я его рассказом.

Тут, не потеряв ни одного бойца, в полном составе, прибыла группа Жени. Они ворчали, что им не дали дать отпор и повоевать как следует. Они уходили налегке и успели взять из трофеев только то, что смоги унести. Женя смотрелся лучше всех из нас: в своей новой каске и удобном украинском бронежилете.

Через сорок минут на нашей позиции образовался «бангладеш»: бойцы практически сидели друг у друга на коленках, как люди в метро в час пик. Но этот вагон вез их не домой, а в неизвестность ночи. Я заметил «Прутка», который был в группе «Банура».

– Привет, «Пруток». Вы выбрались?

– Да, – ответил он устало.

За двое суток вся одежда бойцов была испачкана глиной и кровью раненых. Они уже не походили на необстрелянных новобранцев и выглядели, будто провели тут год.

– Что там с вами приключилось?

– Да, что? – задумался он. – Мы пошли под командованием «Банура», куда приказали – где нашли блиндажи укропов с брошенными ящиками боеприпасов, с сухпаями, одеждой и всем остальным, – стал четко по-солдатски докладывать «Пруток». – Они уходили, видать, в спешке и все побросали и оставили нам. Были найдены блиндажи под танк, под БМП и скорей всего, как я понял, именно под тот танк, который выезжал на нас раньше. Это было метрах в пятистах от блиндажа, занятого первым.

– Это мне «Банур» и «Викинг» докладывали. А бой как завязался?

– Началось с обстрела минометами рядом с нами; «птички» с ВОГами. Сначала мы держали оборону. А когда уже поджимались очень сильно другие ребята, которые восточнее держали оборону, и нас стали брать в подкову, ничего не оставалось, как откатиться для помощи. Нам бегом через поле пришлось группой – через такую молодую посадку – прорываться к ним. Ребята, которые шли параллельно на восток и которые держали большой бой, где они потеряли половину «двухсотыми» и «трехсотыми», – когда мы пришли – по ним серьезно работали АТС и пулеметы. Укропы стали нас зажимать. Уже темнеть начинало. Получается, вести бой они практически не могли, потому что группа разведывательная и малочисленная, к тому же вымотанная, в небольшом бардаке. Атака уже шла по нам и по этой группе. И получилось так, что били с трех сторон. От вашего этого блиндажа велся огонь – через посадку – по прямой через нас из гранатометов. Мы думали, что украинцы тут тоже, – он путался и повторялся, неосознанно передавая суматоху и неразбериху боя. – В такой спешке, в небольшом количестве, много растерянности. «Банур», получил приказ оттягиваться к вам в блиндаж. Мы, видно, не поняли тогда. Я и еще четыре человека остались: это пулеметчик один, автоматчики-пацаны. Мы приняли бой в суматохе. Все были растеряны – пришлось на месте предпринимать действия. Сказал ребятам занимать оборону круговую. И мы тогда, честно говоря, растерялись, потому что не понимали с какой стороны наши? Где не наши? Мы уже думали, что нас плотно зажали. Боеприпасов оставалось мало и нас со всех сторон: и с гранатомета, с крупнокалиберного – со всего – с миномета. Всем крыло. Я заметил людей и стал кричать пароль, и оказалось, что это наши, которые своих тянут, раненных. По перекличке мы поняли друг друга и, соответственно, я пошел к ним на помощь. Там оказалась, слава богу, рация, которую мы никогда не бросаем. Ихний командир был то ли уже «двухсотый» на тот момент, либо «трехсотый» – не хочу врать. Я попросил связаться по рации и спросил: «Наши действия?». На что был получен приказ оттягиваться назад, к тебе, занимать оборону и, соответственно, переносить «трехсотых» на пункт оказания медицинской помощи. Схватили всех «двухсотых» и «трехсотых» ребят. Дал команду, чтобы все оттягивались. Когда бежали, в это время у нас появлялись еще «трехсотые»: если мы вначале могли тянуть ихних «двухсотых» и тяжелых «трехсотых» вчетвером, то потом уже по двое тащили.