Как ни далек был «черный леопард» от мира изобразительного искусства, но и считать его полным профаном было нельзя. Он остановился возле картины итальянца Джорджоне «Джудит» и долго рассматривал красивую девушку в неглиже, небрежно опирающуюся на меч и удовлетворенно рассматривающую отрубленную мужскую голову, на которую наступила босой ногой…

Когда он обучался во французской Академии контрразведки, где из них хотели сделать не только профессиональных, но и культурных рыцарей плаща и кинжала, если, конечно, эти качества могут сочетаться, то преподававший оперативную психологию капитан Дюран рассказывал библейскую притчу о Юдифи и ассирийском военачальнике Олоферне, осадившем ее родной город. И город бы неминуемо пал, но девушка тайком вышла за пределы крепостной стены, проникла на пир врага, влюбила в себя предводителя варваров и оказалась в его шатре, а когда Олоферн, уставший от вина и любовных утех, заснул, его же мечом отрубила ему голову… Войско оказалось деморализовано, осада была снята, и город устоял!

Для слушателей Академии контрразведки смысл этой истории состоял в том, что один разведчик способен совершить то, чего не смогла сделать целая армия, а также в том, что у Олоферна была отвратительная охрана и практически отсутствовало контрразведывательное обеспечение. Кроме того, отмечались высокие морально-волевые качества Юдифи, ее смелость, умение владеть собой, способность произвести нужное впечатление на жестокого врага, а также расправиться с ним своими руками!

Закрепляя эффект своей лекции, капитан Дюран возил слушателей в Париж, в Лувр, где показывал подлинники и копии картин на тему данного сюжета, которые имели различные варианты. На одних кровавая суть происходящего была приглажена или вообще опущена и Юдифь изображалась после совершенного подвига, когда голова Олоферна была уже отрублена, на других подробно запечатлевалась сама экзекуция…

Надо сказать, что картины Мадиба, как и другие офицеры, рассматривал не как поклонник живописи, а с точки зрения оценки охраны Олоферна и выполнения «острой акции», связанной с проникновением сквозь последнее кольцо охраны и обезглавливанием ассирийской армии не только в переносном, но и самом прямом, жестком смысле слова. В этом отношении ему почти все было понятно: виртуозная работа Юдифи позволила ей сблизиться с завоевателем и остаться с ним наедине, а это уже полдела…

Но он знал также и то, что обезглавить противника может только человек, имеющий определенные морально-волевые качества, прошедший психологическую подготовку и обладающий достаточной физической силой, а на картинах все героини не рубят мечом, а режут им, как ножом, хотя меч для этого не приспособлен, к тому же самый тупой нож острее самого острого меча из-за разницы в толщине клинков и заточке… И в этом плане самой правдоподобной была картина художницы Джентилески «Юдифь, обезглавливающая Олоферна», на которой довольно крепкая и, судя по выражению лица, маловпечатлительная женщина, вцепившись левой рукой в волосы опрокинутого на спину и удерживаемого служанкой военачальника, правой деловито перерезает ему шею. Обильно льется кровь, пачкая постель и все вокруг. Мадиба понимал, что жертва бьется, пытается вырваться, хрипит и, если еще может, отчаянно кричит… Есть два варианта этой картины, и оба напоминают столь же мастеровитую, сколь и кровавую работу забойщиков скота, они наиболее агрессивные, жестокие и отталкивающие из всех воплощений библейского сюжета о Юдифи. Как пояснял капитан Дюран, эта жестокость отражала отношение к мужчинам художницы, изнасилованной своим коллегой по цеху… Слушатели — офицеры спецслужб разных стран только осуждающе пожимали плечами: «Ну и нравы у этих живописцев!»

Все остальные работы на эту тему вызывали сомнения в реальности происходящего: у Лукаса Кранаха Старшего на картине «Юдифь с головой Олоферна» нет ни крови, ни ужаса убийства, а есть портрет хорошо одетой и вполне себе смиренной девушки с незапятнанным мечом в одной руке и отрубленной головой в другой. По мнению «леопарда», она не только не могла сделать то, что сделала Юдифь, но и упала бы в обморок при одном виде меча, а тем более головы… У Караваджо хрупкая девушка, заведомо неспособная зарезать даже курицу, отодвинувшись подальше и неестественно держа меч хватом для рубки, перепиливает горло не особо сопротивляющемуся врагу, при этом смотрит на происходящее отстраненно и испуганно, словно делает это не она, а стоящая рядом старуха с ненавидящим весь мир лицом…

Кроме отсутствия необходимых черт характера, для того, чтобы решиться на убийство, а также физической силы и навыков, необходимых, чтобы его исполнить, Окпара нашел еще неправдоподобные детали — откуда в охраняемом шатре командира армии оказывались служанки? Но капитан Дюран только рукой махнул: «Неважно, в конце концов, всякое может случиться! Главное для вас — это лишнее напоминание о бдительности: две женщины опасней мужчины… А если вооруженная, то и одна! Поэтому, думая о ее цветке, не забывайте об отравленных шипах!»

Знающий толк в «ликвидациях», «устранениях», «терминациях» и тому подобных эвфемизмах, скрывающих ужасную суть насильственного лишения жизни, «черный леопард» был уверен, что детали этого противоестественного процесса нельзя выносить на обозрение широких слоев неискушенных в подобных делах граждан. Поэтому он считал бескровную, но выразительную «Джудит» наиболее удачным воплощением библейской притчи и долго стоял перед ней, словно загипнотизированный.

«Виктор» и «Сьюзен» пришли незадолго до начала аукционных торгов. Они уже посмотрели в интернете каталог сегодняшних продаж и знали, где находится интересующий их лот, поэтому сразу поднялись на третий этаж и подошли к скульптуре. Стоящий возле нее индус общался с несколькими джентльменами средних лет, которые интересовались историей создания статуи и перспективами роста ее стоимости в ближайшие годы. Когда любопытствующие отошли. Раджешь с улыбкой повернулся к новым посетителям.

— Чем могу помочь? — доброжелательно спросил он. — Я создал эту красавицу и готов дать любые пояснения. Могу рассказать, историю ее создания, могу…

Но если «Виктор» с интересом бы выслушал его, то «Сьюзен» вовсе не собиралась этого делать: история создания мраморной Киры ее не интересовала. Она осмотрела скульптуру и фыркнула:

— Ну, не такая она и красавица, хотя уверена, что вы сделали все, что могли, и скорей преувеличили ее красоту! А вот интересно — кто захотел ее увековечить? И почему именно эту женщину?

— Вообще-то скульпторы и художники обычно не раскрывают имен заказчиков, по крайней мере, при их жизни. Но в данном случае, к счастью… тьфу, к сожалению, у меня нет никаких препятствий… Меня и двух моих коллег пригласили на собеседование к одному из самых влиятельных людей государства Борсхана…

Не слушая плавную мелодичную речь индийца, «Виктор» медленно обошел стеклянный шкаф, внимательно оглядывая мраморную Киру со всех сторон. Он уже видел ее на вилле Афолаби, но издали и в крайне нервной обстановке. Сейчас он рассматривал каждую деталь, каждую черточку на мраморе, каждую складку… И чем дольше он смотрел, тем большее впечатление производила на него работа Раджеша, а точнее, натурщица, чьи черты он столь мастерски воплотил в холодном камне… Ему вдруг до боли захотелось увидеть Киру воочию, с теплой гладкой кожей, загадочным взглядом и синей жилкой на шее, бьющейся в такт сердцу…

«Сьюзен» задавала скульптору вопросы — что-то насчет денег и авторских прав, индиец отвечал. Наконец, вопросы иссякли и Раджешь замолчал.

— Ну, ты еще не насмотрелся, милый? — спросила «Сьюзен», развернувшись к «Виктору». Она умела владеть собой, но он почувствовал в голосе скрытое раздражение.

— Сейчас, сейчас, дорогая, меня интересует техника работы с камнем, я хочу кое-что уточнить. — Он тоже был способен скрывать свои эмоции, и надеялся, что «Сьюзен» не определит нахлынувшее на него напряжение и рвущиеся из глубины души чувства. Хотя…