«Хотя, возможно, тут иные технологии, — подумал он. — Бык — одно, верблюд — другое… Возможно, над углями верблюд не зажарится…» Сейчас верблюд находился довольно высоко над костром, так, что пламя его не доставало. К тому же вертел крутили четыре человека: два с одной стороны и два с другой. Еще двое, став на ступени лестницы, поливали тушу пальмовым маслом. Примерно через полчаса главный повар, проделав ряд пробных манипуляций над тушей, взмахнул рукой.

Костер затушили, а тушу оттащили в сторону и уложили на пальмовые листья, которые в несколько слоев устилали песок. Несколько человек принялись за разделку. Надо сказать, получалось это у них довольно ловко. Они действовали длинными кривыми и, очевидно, очень острыми кинжалами, поэтому довольно быстро отделили конечности, голову, а потом аккуратно принялись извлекать внутреннюю фаршировку. Через некоторое время все племя жадно ело получившееся блюдо. Как и думал Хафиз — блюдо не отличалось тонким вкусом, ощутимо отдавало верблюжьим нутром и предназначалось для утоления голода. Но именно это сейчас и требовалось.

Надо сказать, что данный пир ничем не отличался от других торжественных событий, связанных с подачей целиком зажаренного верблюда — похорон, дней рождения, избрания нового вождя. Потому что ничего того, что бы могло напоминать о причине сегодняшнего торжества, не происходило. Невеста вообще на людях не появлялась, а сидела в своем шатре, как и подобает скромной девушке, а жених находился среди мужчин, но никак не проявлял того, что он является виновником торжества. Кстати, ни он сам, да и никто другой, не считали этого молодого парня центром сегодняшнего события, ибо таковым были гости, прибывшие в стойбище. Во-первых, известный всем и уважаемый шейх Ахмед бен Касим. А во-вторых, богатые американцы, о размолвке с которыми племя еще не знало. Хафиз даже подумал, что никакой свадьбы на самом деле не происходит — это просто предлог, придуманный шейхом, чтобы показать американцам свое влияние среди жителей пустыни. Но, как бы то ни было, результат получился совсем другим, и неизвестно, чем закончится эта история…

Юнус не стал есть фаршированного верблюда и ушел из-за стола первым. Он был крайне раздражен отложенной, а может, совсем сорвавшейся сделкой, вдобавок не получил спиртного и никаких замен ему, а потому намеревался снять стресс и привести себя в хорошее расположение духа с помощью сидящей наготове девушки, которую, как приказал Хафиз, Галиб уже отослал восвояси. Но сам Юнус этого не знал, хотя теперь к череде стрессовых проблем добавилась еще одна, причем далеко не главная!

Чтобы не оставлять американца одного, Галиб довел его до шатра и остался сторожить снаружи, хотя Юнус обругал его и потребовал немедленно привести куда-то запропастившуюся наложницу. Сам Юнус обшарил свою сумку, надеясь найти там фляжку с виски, но его ждало разочарование: случается, что какую-то вещь забыл положить в багаж и не нашел, но не бывает, чтобы нашелся предмет, который ты туда не клал!

Выругавшись, он, не снимая кроссовок, с размаху бросился на мягкий диван с множеством больших и малых подушек. От них поднялась пыль, но это было еще не самое плохое: у людей пустыни песчаная пыль повсюду… Но, растревоженная сотрясением, из большой подушки выскользнула карликовая, словно игрушечная, змейка — желтая в красных пятнах. Это и была страшная гейхо, которую боялись даже привычные к пресмыкающимся бедуины…

— Ну, где ты?! — во все горло крикнул Юнус, переворачиваясь на бок. — Веди сюда телку, я сказал!

И тут же почувствовал укол в бедро, будто накололся на небольшой гвоздь. Но откуда здесь гвозди?!

Он резко сел и увидел струящуюся по дивану рядом с джинсовой штаниной змею.

— Ко мне! На помощь! Скорей! — исступленно заорал он. Все проблемы и раздражители последнего часа отошли на второй, да что там на второй, на десятый план, даже исчезли вообще, вытесненные другой проблемой, важней которой ничего не было и быть не могло. Проблемой, как остаться в живых!

— Скорей! Ко мне! Быстро!

Хафиз сидел перед почти нетронутым блюдом и напряженно ждал. Когда рация дала два тоновых сигнала вызова, он даже вздрогнул.

— Я отойду, хозяин, — сказал он шейху. — Галиб вызывает.

Шейх молча кивнул и продолжил беседу с Махибом. Судя по успокаивающим ноткам в его голосе, шейх пытался сгладить неблагоприятное впечатление от недавнего конфликта.

Через минуту Хафиз ворвался в шатер. Его встретил взволнованный Галиб.

— Хафиз, беда! Гостя укусила змея, вот эта! — Он показал мертвую змейку, которую держал за хвост. Она была похожа на безжизненно болтающийся кусок желтой веревки. — И как она сюда попала?!

Галиб изображал озабоченность и удивление вполне добросовестно и правдоподобно. Случайный наблюдатель этой сцены никогда бы не додумался, что именно Галиб специально нашел, поймал гейху и запустил в подушку.

Сам Юнус лежал на полу, спустив джинсы и зажимая укус на бедре. Галиб уже перетянул ногу ремнем, но это ничего не решало. Две красные точки, из которых выступила кровь, хорошо выделялись даже в полумраке шатра, освещенного тусклой аккумуляторной лампой.

— Змея! Что это за змея? — причитал Юнус. От его высокомерия и наглости не осталось и следа.

— Гейхо. Ты слышал про них?

— Да, у них смертельный укус, — на лбу у Юнуса крупными каплями выступил пот. — Делайте же что-нибудь!

— Не волнуйся. Если уколоть сыворотку в течение получаса, все обойдется. Так что время есть!

— Какое время?! Нет уже времени! Коли скорее!

— Обед в «Райской кухне» помнишь? Кому ты продал запись? За сколько?

— При чем здесь это?! Коли скорей!

— Хочешь получить укол — быстро отвечай! Через полчаса сыворотка уже не подействует!

— Быстрей давай! Быстрей! Я записал разговор, да. Это нарушение правил. И продал флешку газетчикам за сто тысяч. Ну и что?

Хафиз-Мадиба все понял. Безобидную запись за сто тысяч евро никто покупать не будет! Значит, он на правильном пути!

— Да то, что из-за этого разговора убили моего хозяина, господина Афолаби! И я дал обет отомстить за него, — сдвинув брови, сказал бывший Мадиба Окпара, а ныне Хафиз. Но он чувствовал себя как Мадиба Окпара, а другое имя ощущалось словно наброшенный маскировочный комбинезон, позволяющий избегнуть огня противника или поднятие тревоги раньше, чем это можно допустить.

— При чем здесь я? Я сделал небольшой бизнес, продал маленькую красную флешку. Все делают бизнес. И никому это не мешает… Давай укол…

Юнуса трясло — то ли от нервов, то ли от яда.

— О чем вы говорили? Что мог сказать мой хозяин такого, за что его подвергли мучительной казни? — наседал Мадиба Окпара.

— Да ничего особенного… Мы говорили о том, что хорошо бы заменить президента Кинизела Бело на более современного и европеизированного человека… Мне холодно… Где у тебя сыворотка?

— И что?

— Ничего. Намекали, что нам вполне бы подошел господин Афолаби. А он уклонялся от ответа и ничего конкретного не сказал! Где шприц?!

«Нет, от него подробностей не добьешься, надо слушать запись…»

— У тебя есть копия этой записи?

— Конечно. Разве кто-то продает подлинник, не оставив копии?

— Ты должен отдать ее мне.

— Хорошо, я отдам. Но уколи мне противозмеиную сыворотку!

— Когда отдашь?

— Приедем в Америку, тут же вышлю по почте.

— Тогда и я пришлю сыворотку по почте.

— Говорю же, у меня ее нет! Она в банке, в сейфе! Но сделай укол, сколько можно тянуть? Время проходит. — У Юнуса уже начал заплетаться язык.

— Время пройдет, если ты не скажешь мне все, чего я хочу, — настаивал Окпара. — Кому ты продал флешку?

— У него много имен. Я знаю его как Жермена. Высокий, сильный. У него квадратная челюсть, прищуренные глаза, резко выраженные носогубные морщины, маленькие остроконечные уши. Небрежно одевается, похож на клошара, ездит на старой «Ауди». Хотя деньги у него есть… Все, коли скорее!

— Где он живет?

— Да не знаю, мы с ним встречались в Онфлере, на берегу Ла-Манша. А один раз в Париже, кафе «Нотр-Дам» сразу за собором… Там он назывался Анри и впаривал лохам фальшивые виды на жительство…