Это Пэдди. Тот мальчик в маске, который впился всем телом в ногу Шалаева.
Визуальное противостояние могло длиться вечно, пока кто-то из них, наконец, не решился проявить инициативу. И это был не Мишка. Пэдди протянул крохотную ручонку и указал вперёд, туда, где в полуоткрытой двери мастерской горел едва заметный свет керосиновой лампы.
“Меня ждут? – и тут же добавил: – Меня заждались…”
Горько выдыхая, Миша двинулся по указанному маршруту. Мальчик выступал в роли GPS, внимательно следя за тем, дабы Шалаев не решил сойти с рельсов.
Пара-тройка неспешных шагов, как со стороны ближайшего дерева послышался шелест кровавых листьев. Ещё один силуэт, похожий на чёрную кошку, взбирается на дерево. Но это далеко не кошка, а сестра того маленького мальчика, ловко перелезающая с ветки на ветку, как обезьянка. Уже знакомый Мишке персонаж.
Миша идёт к источнику света, пытаясь утешить себя тем, что не разделит участь той бедолаги, завёрнутой в ковёр. Когда юноша переступил порог, он увидел Никиту Сергеевича, сладко похрапывающего на кресле-качалке в окружении мотыльков, бьющихся о яркий свет керосиновой лампы.
Стоило Мишутке постучать по деревянной стене, здоровяк резко пробудился, протёр сонные глаза и, заметив чьё-то присутствие, повернулся с его сторону.
– Bonjour! – Никита Сергеевич ликующе поприветствовал своего гостя.
Парнишка только кивнул в ответ, смутившись.
Бородач встал со своего кресла, подошёл к Мишке и крепко обнял его. Последний в ответ лишь холодно обхватил его ладонями.
– Зацени, я эту табуретку сделал ещё в школьные годы по трудам. До сих пор ищу того, кто опробует её на прочность. И вот, именно тебе посчастливилось испытать мою давнюю работу в действии. Присаживайся!
Никита Сергеевич вытащил из-под стола табуретку, усадил парня и вернулся на своё кресло.
– Ты никогда не задумывался о том, как же хорошо живут насекомые на этой земле? А чем они обязаны своему создателю за этот дивный бонус?
Миша отрицательно покачал головой, не забыв шмыгнуть носом.
– А ведь они, – Никита Сергеевич показал на мотыльков, – сами ещё не до конца осознают свою ценность, данной ей матушкой-природой. Эти замечательные, красивые создания! И мы с тобой, мой юный друг, можем прямо сейчас наблюдать, как они, взмахнув крыльями, взлетают в воздух и парят над имитированным ясным солнцем. Они очень осторожны по своей природе, а потому робки при любом намёке на взаимодействие со страшной человеческой сущностью.
Парнишка фальшиво улыбнулся, посмотрев сначала на лампу, потом на Никиту Сергеевича.
“Ну что? Долго ли я буду ходить к этому Карабасу, прикидывающимся моим репетитором? Благо, чел ещё не успел изуродовать меня всеми возможными способами, поэтому мне срочно нужны ответы… Пусть это будет моим последним желанием”.
– И всё же… можно задать в-вопрос? – Миша вдруг перевёл взор на бородача, увлечённо наблюдавшего за мотыльками.
Но мужчина ничего не ответил, лишь что-то бормотал себе под нос.
– Может б-быть, мы н-наконец начнём моё обучение? Я ведь к Вам не за этим п-пришёл.
Никита Сергеевич молчал ещё несколько секунд, затем с недоумением перевёл глаза на Мишку, глядя на него, как на полного идиота.
– А за чем? – сорвалось с языка Никиты Сергеевича.
Миша опустил голову, не внимая, что ему сказать.
– А у тебя никогда не возникало чёткого ощущения, что в школе тебе просто пытаются впихнуть кучу бесполезной херни, которую ты даже не запомнишь? Неужели это необходимо только для того, чтобы скрыть от детей житейские невзгоды, отняв их свободное время? Не позволяя им даже выглянуть в окно?
– Я…
– И помимо того, что за тобой бегают учителя, заставляя учиться, у некоторых особо "ответственных" родителей возникает желание доебаться до тебя, если ты, не дай Бог, получил оценку ниже той, которую они хотят видеть в твоём дневнике. Потом возникают кубометры слёз, потому что мама заберёт компьютер!.. А ты оглянись туда! – Никита Сергеевич указал на проход, откуда пришёл Мишка. – Только представь себе, там, ну… можешь сам выбирать предметы для обучения. Где-то это уже издавна практикуется. Да! Но не здесь. Здесь ты учишь то, что и остальные. Гуманитарий – значит тупой мудила, ведь у тебя в расписании чёрно по белому расписаны шесть уроков математики против пары уроков истории. И не забывай: учить надо пятнадцать предметов! Только попробуй хоть по одному не выполнить домашку, – тебе пизда либо от училок, либо от администрации, либо от родителей.
Миша закрыл лицо руками.
– И эта химия твоя… Четыре года сплошных задач, уравнений и тому подобного, а на деле люди не представляют, какое октановое число у бензина, не могут решить, является ли кальций металлом, и думать об атоме как о вращающихся яйцах. Что скажешь?
– Ну да…
– Ну да, ну да! Тебя самого не пугает, в чём ты живёшь, как учишься, чему тебя учат?
– Ну, Вы м-меня хоть чему-нибудь н-научите? – парень, хоть и нерешительно, но всё ещё стоял на своём.
Мужичок обдумывал ход своего решения, затем последовал ответ:
– Ага, это ты хорошо подметил! – и глянув в окно, уверенно сказал: – Идём за мной!
* * *
– Надеюсь, ты понимаешь, что представляет собой весь этот коварный сброд? – спросил Никита Сергеевич, с ухмылкой глядя на Мишу.
Парни пробираются сквозь бледные заросли, наступая на грязь и запутываясь в чертополохе. Вернее, такая проблема была только у Мишки, когда же Никита Сергеевич был по-настоящему счастлив и невесом, как маленькая балерина.
– Вообще, для любого ребёнка первый класс и новый коллектив – это психологический удар пострашнее всех педофилов мира. И если в случае с армией почти взрослого, вполне сформировавшегося человека выгоняют из одного общества и бросают в совершенно другое, то для первоклашки это шок. Буквально этим летом он играл во дворе со своими закадычными корешами, с которыми он срал в один горшок и несколько лет просидел в одной песочнице… И тут – бац! Его в один момент ставят перед фактом: вот тридцать человек, с которыми ты обязан подружиться. От них не убежать, их нельзя игнорировать, с ними придётся взаимодействовать целых одиннадцать лет. Ребёнка вырывают из положительной, добровольной дружбы во дворе в дружбу призывную, из-под палки. А потом ещё удивляются, почему дети сходят с ума и создают обезьянью иерархию. Конечно, когда ты вынужден взаимодействовать с людьми, с которыми не хотел бы иметь ничего общего, остаётся только рычать, двигать тазом и выяснять, кто тут более доминант. Как я и говорил, школы сделают всё возможное, чтобы ты почувствовали себя неспособным сделать что-то большее, чем идти сквозь тупиковый путь вышки или путяги. Форма, поднятие задницы перед уроком, передвижения по звонкам, еда по чёткому расписанию… И для всех одинаковая, ведь ты такой же, как все. Постоянные фразы: "почему все написали эту работу хорошо, а ты плохо?", "почему все дети ходят на внеклассные мероприятия, а ты нет?". Только попробуй выделиться или поспорить с учителем или с руководством школы, и на тебя тут же набросятся директора, учителя и даже уже обученные "рабы" – твои одноклассники. И это видно даже в самом учебном процессе! Ты нашёл другой способ решить задачу – иди нахуй и решай, как все!.. Ведь это "самодеятельность", а она не допустима.
Поэтому Никита Сергеевич остановился, положил ладони Мише на плечи, наклонился до его роста и внимательно посмотрел, спросив:
– У тебя есть шанс сбежать. Воспользуешься им?
“Я высунул голову набок и посмотрел вдаль. Передо мной сверкал "свет в конце тоннеля". Там скрывалась свобода и неисчерпаемые возможности. Просто скажи "да" и отправляйся в путь! Все встречи будут сметены как буря, и на том конце тебя уже никто не вспомнит”.
Но Мишке было до боли жаль Никиту Сергеевича, хоть он и сам был не прочь слинять отсюда к чёртовой матери. Но наставник явно не хотел отпускать юношу из своих лап, ведь его навязчивый взгляд выдавал всю его сущность.