«Ici gît Anne-Claire Jouvain. Здесь покоится Анн-Клер Жовен». Было ей от роду двадцать три года.

Светит солнце, и длинная волосистая гусеница сжимает свое тело как гармонику, когда переползает через ком земли по пути к кресту.

Высоко в синем небе жужжит самолет.

На глубине пять футов лежит гроб.

Нет ни цветочка на ее могиле. Пахнет паленым, где-то сжигают старые сухие венки, ветер разносит странный запах.

Мне вспоминается другой весенний день. «Я сбегаю за сигаретами, Анн-Клер. Быстро вернусь». «Я могу сама их купить, подожди, я схожу. Идет?» «Нет, подожди меня».

Я возвращаюсь, перескакивая через три ступеньки, вхожу в комнату.

Анн-Клер лежит на постели, кофточка расстегнута, белокурые волосы растрепаны, мне видна ее белая грудь.

«Что с тобой? Что у тебя?»

Она не шевелится.

«Анн-Клер!»

Я трясу ее. Она недвижима.

В один прыжок я у двери.

«Monpti!»

Я оборачиваюсь.

Улыбаясь, она сидит на постели.

«Что случилось?»

«Я хотела знать, больно ли тебе будет, если я вдруг умру…»

Это больно, Анн-Клер… Анн-Клер, это страшно больно… Я этого не перенесу…

Старуха набирает в пустую банку из-под какао воды из кладбищенского колодца, чтоб полить могилу. Она осторожно ступает, чтобы не пролить ни капли.

Неожиданно солнце прячется, над могильными крестами повеяло холодом.

Начинает моросить.

Мужчина и женщина возвращаются к выходу. Она обнимает его:

– Monpti, ты не должен плакать. Она говорит ему «Monpti».

Я остался один. Теперь меня никто не видит. Я опускаюсь на колени перед ее могилой.

– Отче наш, что на небе, да святится имя твое, да приидет царствие твое, исполнится воля твоя…

Если я пойду домой пешком, на сэкономленные деньги я зажгу свечу в часовне Вожирар.

– Вы не будете любезны позвать вниз мадемуазель Люсьенн Ребу на минуту?

– Кто хочет с ней говорить?

– Ее знакомый.

Домовладелица идет во двор и кричит:

– Mademoiselle Reboux! On vous demande en bas. Мадемуазель Ребу! Вас спрашивают.

Она возвращается:

– Поднимитесь, пожалуйста. Барышня ожидает вас. Sixième, première porte à gauche. Шестой этаж, первая дверь слева.

Обшарпанная лестничная клетка. Непривычно пахнет керосином. На шестом этаже стоит вторая Анн-Клер, живая, и смотрит на лестницу.

У меня темнеет в глазах – настоящее безумие.

– Вы искали меня, мсье? Даже голос тот же самый.

– Не понимаю. Сказали, знакомый…

– Да…

– Я ведь не знаю вас… то есть… подождите… так странно… Что вам угодно?

– Хотелось взглянуть на вас.

– На меня? Зачем?

– Не знаю.

– Это очень оригинально, мсье. Я не признаю таких знакомств… Я живу одна… Не знаю, что теперь обо мне будут думать…

Она произносит это не категорично, а тихо и мягко, словно догадывается, как это ранит меня. Одна… она тоже живет одна.

– Да и смысла никакого не имеет.

– Конечно… никакого смысла. Простите. Я поворачиваюсь и иду вниз по лестнице. Я еще слышу, как она говорит самой себе:

– C'est étrange. Странно.

Я стою на углу небольшого узенького переулка и оглядываюсь на этот старый дом. Шестой этаж – мансарда.

В окне неподвижно стоит мадемуазель Люсьенн Ребу и смотрит мне вслед.

Справа от нее в окне висит птичья клетка, слева стоит цветочный горшок – вечные спутники одиноких девушек, этих маленьких француженок, отстаивающих свое достоинство, которые могут быть помолвлены с пятью мужчинами, не являясь любовницей ни одного из них.

Прости, Анн-Клер, что я продолжаю искать тебя. Лишь иногда, в минуты отчаяния, во мне пробуждается ужасная мысль, что тебя больше нет.

Анн-Клер, я сейчас возвращаюсь в жизнь и хочу покаяться, и за тебя тоже.

Мадемуазель Люсьенн Ребу наверху наклоняется над клеткой и ласкает невидимую птицу.

Я отправляюсь пешком к отелю «Ривьера».

«…И на следующее утро он проснулся знаменитым». Этой фразе не суждено устареть, ибо она точно воспроизводит обстоятельства, часто сопутствующие появлению нового яркого дарования, а таланты, слава богу, рождаются во все времена и чаще всего без предварительного уведомления.

Примерно так было и с автором романа «Monpti» Габором Васари. Когда в 1934 году его произведение – первое, если не считать фольклорной «Книги сказок», – увидело свет в Будапеште, многие критики, и не только в Венгрии, почувствовали, что родился крупный прозаик, мастер диалога, с завидным чувством юмора и острой наблюдательностью в передаче портретных характеристик. Печать Европы сразу окрестила его «заметнейшим и занимательнейшим повествователем». В одной из статей об авторе романа «Monpti» говорилось: «Смесь чаплинского юмора, улыбчивой меланхолии и сердечной теплоты делает его одним из немногих поистине оригинальных рассказчиков».

Роман «Monpti», написанный на автобиографической основе, повествует о приключениях молодого студента, приехавшего в столицу Франции учиться изобразительному мастерству. Начинающий художник Жорж часто голодает – у него нет денег даже на обратный билет домой, в Венгрию, – он не слишком изобретателен в добывании средств к существованию, нередко попадает в смешные, «пиковые» ситуации (когда, например, пытается выиграть приз на ярмарке или, получив от приятеля 300 франков, отваживается пообедать в лучшем парижском ресторане), он добр, наивен, застенчив, мечтает о любви, но как-то ничего у него не складывается. Но вот он наконец знакомится в Люксембургском саду с девушкой по имени Анн-Клер, и эта встреча все перевернула в его жизни.

Предоставим слово одному из более поздних критиков: «Monpti (Мой малыш) – это ласковое прозвище, данное маленькой парижанкой Анн-Клер молодому венгерскому студенту, к которому рому она трогательно привязана и который тоже пылко любит девушку с ее скромными украшениями, ее невинной ложью и ее чистой душой. Среди шумного Парижа, в бедности и грязи, в отсветах фонарей Больших Бульваров расцветает чудо между двумя большими детьми, и мы познаем все, что составляет эту любовь: маленькие споры, немыслимые проблемы, сцены ревности, духовное примирение. Все это описано с широким размахом, грациозно, одухотворенно, наполнено юмором и тихой грустью и тем самым так притягательно и смело, что, как и заново увиденный Париж, западает в душу читателя». К сожалению, роман двух влюбленных оказался недолговечен, история заканчивается трагически (спеша на очередное свидание, Анн-Клер попадает под колеса автомобиля), но образы главных героев надолго остаются с нами, словно напоминая, что существует любовь возвышенная и чистая.

Несколько слов о приметах времени в романе. Автор весьма точно Передает атмосферу парижской жизни начала тридцатых годов – тут и пользующееся особой привязанностью парижан метро, и появление первых в Европе специальных автомобилей-мусоросборщиков (одна из самых грязных стран в средневековье, Франция первой стала проявлять повышенное внимание к проблеме чистоты улиц, что ощущается туристами до сей поры), всеобщее увлечение патефонами и граммофонными пластинками, заменявшими в ту пору сегодняшние музыкальные центры, транзисторные приемники и радиолы, использование пневмопочты в учреждениях и т. п. А наряду с этим – замусоренность парижских улиц, потертые гостиницы и арендные дома с отвалившейся штукатуркой, какие уже давно не встретить в нынешнем Париже, старьевщики, которые, обходя дворы, скупают вышедшие из моды вещи, – все это тоже признаки эпохи. Однако и в речи персонажей она просматривается неплохо, главный герой, к примеру, передает свое состояние строчкой известного шлягера из кинофильма «Петер» («Heute fühl' ich mich so wunderbar!»), очень популярного в 1934 году, главную роль в котором исполнила знаменитая венгерская актриса Франческа Гааль; в другой раз он напевает «Адью, мой маленький гвардеец» – популярную тогда песенку австрийского композитора Роберта Штольца…