Бог мой, это элегантная, крупная женщина, и так красива сзади, что ее надо бы просто обогнать и сказать в лицо: «Mes hommages, Mademoiselle, меня зовут Икс-Игрек. Хотите стать моей женой?»
Дама, безусловно, позовет полицейского, хотя некоторые маленькие глупости в ее биографии есть. Французы утонченны: если им случается учинить большую проказу, они говорят: «Я сделал маленькие глупости. J'ai fait de petites folies».
Мне так хочется хотя бы погладить эту женщину. «Ну, не бойтесь же, моя милая, вы тоже когда-нибудь состаритесь и еще вспомните обо мне, плача: „Я не позволила ему меня погладить, и смотри-ка, я же стала старой“. Да-да».
Теперь я смотрю на нее спереди. Кстати: уже несколько месяцев, как я не вглядываюсь больше в лица женщин. Она стара. Но может, виновато вечернее освещение? Эта, пожалуй, была бы мне даже благодарна, если бы я стал с ней заигрывать. О Боже, я ее смог бы омолодить… Так, ладно, заигрывать так заигрывать, я только хочу еще раз взглянуть на нее сзади. Фантастика! Теперь я снова смотрю на нее спереди; сколько ей может быть лет? Женщина свой возраст носит не на лице. У женщины возраст написан в сердце, а не на лице.
Разве это не страстная, породистая особа! Попробовал бы кто-нибудь при ней читать в постели газету и тайком подремывать. Она сразу вышвырнет такого из постели. Роскошная стерва. Теперь я снова посмотрел на нее сзади. А сбоку? Я ведь еще даже не видел ее сбоку. Неожиданно она останавливается.
– Скажите, вам что-нибудь нужно от меня?
– Мне? Нет… ничего.
– Вот это я и хотела знать. Я иду домой, спать.
Двенадцатая глава
Перед моим камином стоит новый предмет меблировки: кресло немыслимого цвета. Я встал уже в пять утра, оделся и уселся в кресло. Вчера на это не было времени, я очень устал и сразу лег спать.
В полдень я устал уже и от кресла и встал, чтобы слегка отдохнуть. Позднее я пошел в Люксембургский сад, на свой якобы обед.
Парижская осень засвидетельствовала саду свое почтение. Деревья засыпали листьями извилистые тропинки, а на небе ветер гонялся за быстро плывущими облаками.
Навстречу мне идет ребенок с гувернанткой и наклоняется, чтобы поднять кусочек гравия.
– Не прикасайся! – кричит гувернантка. Она вытирает ему руку и дает шлепка.
Со мной это вроде бы тоже когда-то было…
Солнце еще греет, многие сидят в саду и принимают солнечные ванны. Дни становятся все короче, а вечера прохладнее.
На авеню Обсерватуар есть две маленькие узкие полоски зелени – сады Обсерватории. Они выглядят как продолжение Люксембургского сада, но только с отдельной оградой. Они и закрываются позднее, и любовные парочки чаще посещают их в душные летние вечера. Если женщина чувствует себя одиноко, она просто приходит в один из этих маленьких садов и садится под деревья, чтобы взглянуть на звездное небо; долго сидеть одной ей не приходится.
Но лето уже прошло. Холодные осенние вечера убивают любовь и мух. Здесь прогуливается и прозаическая публика: рабочие, гувернантки или пенсионеры. Фармацевтический факультет Сорбонны находится тоже здесь. Студенты и студентки носятся по аллеям или садятся и листают свои книги.
Это тихий отгородившийся квартал. С обеих сторон на зеленую листву двух садиков уставились вечно закрытые окна фешенебельных домов. В каждом садике по две аллеи. Между аллеями тянется окаймленная цветами полоска газона со статуей на каждом конце. Вдоль аллей есть деревья и кресла, можно опуститься в кресло, чтобы вдохнуть немного романтики под шевелящейся от ветра листвой или наблюдать за бегущими облаками и порхающими голубями. На одной из сторон от Люксембургского сада видно здание сената, на другой на фоне серого неба вырисовывается купол Обсерватории.
Я люблю здесь прогуливаться и воображаю себя владельцем майората, медленно шагающим, заложив руки за спину, по аллеям под шуршание листьев на деревьях. «Господин граф, вы обронили тысячу франков». – «Оставьте их, мой дорогой. Их подметут вместе с листьями».
И тут со мной происходит нечто чрезвычайное.
С внутренней стороны аллеи, в первом садике, сидит молодая девушка лицом к газону. Она что-то читает и делает выписки. Определенно студентка. Когда я прохожу мимо нее, она поднимает голову и смотрит на меня.
Это та молодая девушка, которую я уже встречал в этом саду, в тот раз пожилая женщина показывала ей роман.
Чудесное совпадение.
В этом городе живут почти четыре миллиона человек. Дважды встретить одного и того же – это чудо.
К тому же она сидит вовсе не на бесплатной скамейке. Она, должно быть, из верхней десятки тысяч.
Я поворачиваюсь и останавливаюсь перед деревом, которое к ней ближе всего. Она взглядывает на меня и улыбается.
Я принимаю внезапное решение.
– Bonjour, Mademoiselle.
– Bonjour, Monsieur.
Она ответила на мое приветствие.
Она закрыла глаза и ответила мне так – я клянусь, – так сердечно, как будто мы давно знакомы. Даже немного улыбалась при этом «Бонжур, мсье». Кстати, я тоже приветствовал ее как абсолютный джентльмен. Один из моих предков был большой шишкой при дворе короля Маттиаша…
Надо бы продолжить начатое, но она больше не смотрит в мою сторону. Она продолжает читать. А я всего-навсего стою и жду.
Спустя какое-то время молодая девушка снова поднимает взгляд и – ждет. Я оборачиваюсь.
Может, кто-то стоит позади меня, кому предназначена ее улыбка. Там никого нет.
Наверняка прочитала что-то, над чем не могла не рассмеяться.
Если она еще раз мне улыбнется, я подойду к ней. Она больше не смотрит.
Я не спеша пройдусь мимо нее, сейчас так и так никого нет поблизости.
Когда я поравнялся с ней, она подняла взгляд от книги, слабая улыбка появляется на ее лице.
С дрожащими коленями я подхожу к ней и спрашиваю хрипло:
– Что вы читаете, мадемуазель?
– Книгу, – говорит она, нисколько не удивляясь.
– Роман?
– Ага.
– Интересно?
– Очень.
– Могу я сесть к вам?
– Если угодно…
Конечно, студентка. Я вел себя корректно. Один из моих предков…
– А что вы там пишете? Делаете заметки?
– О нет. Скучно все время читать. Когда появляется мысль, я ее записываю для себя.
– Можно прочитать?
– Вы очень любопытны. Нет, вам нельзя. Скажите, почему вы заговорили со мной?
– Почему вы мне ответили? Она смеется.
Боже милостивый, вот рядом со мной сидит живая женщина, она говорит со мной и смеется. Ее синие глаза прекрасны, волосы волнисты и белокуры. Как будто немножко грустна, так по крайней мере мне кажется.
– А на книгу тоже нельзя взглянуть?
– Пожалуйста.
У нее красивые белые руки с узкими ухоженными пальцами.
– Да это же стихи!
– Да.
– Перед этим вы говорили, что читаете роман!
– Да? Я так говорила?! Очень может быть.
– Вы часто приходите в сад?
– Да, довольно часто.
– Вы студентка?
– Нет.
– Где-нибудь служите?
– Да что же это? Разве мы в суде? Господин следователь, мне девятнадцать лет, блондинка, глаза голубые, подбородок нормальный. Я живу у родителей, единственный и избалованный ребенок, встаю в одиннадцать часов, завтракаю в постели. Я люблю Поля Валери и Розамунд Жерар. «Свирели» – очень хорошая книга. Зачем вы, собственно, заговорили со мной?
– Я очень скучал.
– Это неправда.
– Тогда не знаю почему.
– Вы француз?
– Нет.
– Кто же?
– Венгр.
– А-а! А что вы делаете в Париже?
– Я в учебной командировке.
– О! Что же вы изучаете?
– В основном – жизнь.
– Милое занятие. Как вам нравится Париж?
– Очень.
– Парижанки милы?
– Этого я не знаю.
– Это неправда.
– Могу я тоже спросить вас о чем-нибудь?
– Пожалуйста.
– Как вас зовут?
– Отгадайте-ка!
– Жермен?
– Нет.
– Ивонн?
– Нет.
– Жильбер?
