– Да… Конечно… – но слова прозвучали очень тихо. От услышанного в горле пересохло.
Сергей Борисович медленно вынул платок из кармана брюк и протер шею и широкий лоб от пота.
Затем он взял трубку соседнего телефонного аппарата и произнес в нее почти без эмоций:
– Виннер и Реброва ко мне в кабинет.
Молодая кровь
– С кем будешь праздновать? – вальяжно откинувшись на стуле, поинтересовался лейтенант полиции тридцатипятилетний Сергей Ребров. Двухметровый, крепко сбитый голубоглазый блондин с внешностью Дольфа Лундгрена и характером задиристого дворового хулигана предвкушал предстоящую обстановку клубной вечеринки, куда его пригласили друзья-мажоры, они же владельцы закрытого клуба «Путь».
– Поеду к бабушке в Лугу. Она ждет. Сказала, что даже подарок для меня подготовила! – ответила своему соседу по кабинету капитан полиции Кира Виннер, девушка с милым и добрым лицом, каштановыми волосами и стрижкой типа боб.
В свои тридцать два эта миниатюрная девушка была безупречна не только на службе. Она успела с отличием окончить Скандинавскую школу и овладеть шведским и датским языками, имела звание мастера спорта по дзюдо, а также шила (в основном для своих родных и знакомых) платья и различные маскарадные костюмы. Кстати, один из таких костюмов сегодня ей необходимо было передать для пятилетней племянницы ее подруги. Образ маленькой Малефисенты дожидался своей хозяйки в полупрозрачном пакете у стола. Несмотря на свою привлекательную внешность и положительные человеческие качества, девушка никогда не была замечена с кавалером, а попытки коллег ухаживать пресекала в зародыше. Кто-то из отверженных даже пустил слух, что во вкусе Виннер совсем не мужчины. Кира даже знала имя негодяя, но, так как была очень разумной девушкой, сразу поняла, что этот слух ей только на руку.
Ребров, улыбаясь, медленно подтянулся в своем кресле и сказал:
– Кира, а тебе не кажется, что эта работа никогда не сделает нас семейными людьми? Нам, конечно, не за сорок пять, но всё же.
– А ты из всей своей армии поклонниц наконец выбрал ту, которую покажешь своим родителям? – тоже улыбаясь, лукаво ответила девушка.
– А может, и выбрал! – почти обиженно парировал блондин.
– Сережа, не смеши меня! Ты их имена путаешь, а тут вдруг под венец звать собрался. Таню Катей не назови у алтаря, – сверкая нежной белозубой улыбкой, произнесла шутливо Кира.
– Такое не забуду, – уже не скрывая досады, буркнул Ребров и демонстративно уткнулся в монитор старого компьютера.
Несмотря на вечные взаимные насмешки, коллеги тепло, почти по-братски, общались уже несколько лет. А однажды после работы даже сходили в бар на улице Белинского да так хорошо посидели, что название заведения наутро вспомнить не смогли. С самого первого дня знакомства двойник Дольфа Лундгрена пытался пополнить свою коллекцию очередным завоеванным трофеем, но Кира соответствовала своей фамилии[9] и одной-единственной репликой прекратила все попытки «охотника». С тех пор Сергей Ребров только приумножал чувство уважения к коллеге, а позже уже и к другу Виннер. Он помнил это прекрасно – пошлую публичную шутку в сторону вновь прибывшей Киры, одобрительный смех коллег-самцов и великолепный ответ девушки, который впоследствии заставил замолчать мужчин, а некоторых даже покраснеть.
Она произносила слова негромко, но четко и искренне. Приближаясь, подобно Каа, к одному из бандерлогов Маугли Киплинга, она заставила двухметрового богатыря замереть в ожидании «смертельного удара».
– Уважаемый Сергей! С первого взгляда на вас я сразу поняла, о каких именно офицерах поет Олег Газманов в своей знаменитой песне.
С каждым последующим словом девушка делала небольшой и медленный шаг в сторону своей обескураженной жертвы на глазах у замершей публики.
– Сильных… Честных… Благородных мужчинах, которые никогда, слышите, никогда не обидят ни словом, ни делом слабых, хрупких и беззащитных, а тем более женщин. Я прошу вас… Нет, я вас умоляю! Не искалечьте моего представления об идеале офицера полиции. Нашей огромной и великой России!
Когда Кира сказала последние слова, остановившись взглядом на голубых глазах поверженного великана, тот, словно школьник, покраснев, опустил голову и еле слышно пробормотал:
– Извини… – хотя любую другую он бы незамедлительно послал; но с таким гипнозом у него не было шансов.
Следующим этапом показательно-моральной порки был расстрел толпы зрителей. Девушка медленно отвела осуждающий взгляд от Реброва и щедро, словно поп при обряде освящения куличей в Пасху у церкви, одарила каждого из созерцавших, глядя в глаза, устным, но очень доходчивым «предупредительным выстрелом». Толпа молчаливо начала расходиться.
С тех самых пор Кира Виннер завоевала искреннее уважение сотрудников второго отдела и в корне поменяла философию отношений между коллегами. Эта миниатюрная очаровательная девушка вселила в сердца не только мужчин, но и редких представительниц полицейских – женщин всего отдела чувство ответственности за произнесенное вслух. Что уж тут говорить о нецензурной брани в ее присутствии… Судачили даже, что именно после ее прихода полковник Аганов научился «кодировать» мат.
– Ладно, не обижайся! Я только рада буду, если ты встретишь свою вторую половинку! Главное, чтоб половинка была не в реальном соотношении, – еле сдерживаясь от смеха, выдавила из себя девушка.
– Что ты имеешь в виду? – оторвав глаза от монитора, сказал Ребров.
Кира взглянула на него и, склонив голову на левую сторону, по-родственному, почти виновато улыбаясь, ответила:
– Ну-у, Сереж! Она же не метровая и не сорока семи с половиной килограммовая блондинка у тебя?.. По-ло-ви-на Сережи.
Ему потребовалась почти четверть минуты, чтобы понять, о чем она. А после… После стены кабинета наполнились их громким и заразительным смехом. Это был именно тот смех, который называют истерикой. Нарастающий, затихающий и вновь взрывающийся поток эндорфинов.
Возможно, один из самых счастливых дней в жизни оперативников нарушил своим внезапным вторжением в кабинет дежурный Валера.
– Камеди окончено, господа! Вас Аган вызывает! – беспардонно прервал царившую в кабинете идиллию мужчина, по внешности напоминающий человека, отставшего от поезда.
Никто не забыт, ничто не забыто
Как поверить в то, что всё плохое позади, когда ты три года был на первых полосах газет, проклинающих твое имя и честь полиции Дании? Сегодня тридцать первое декабря, уже 23:50. Никаких будоражащих страну происшествий еще не объявили. Кошмар закончен? БЗ умер или захлебнулся от славы за три года? Плевать. Он просто не ищет связи с тобой. Больше молодые и красивые блондинки не гибнут в мерзких масках зайцев. Бог есть.
Именно такие мысли крепко засели в его голове. Как же он мечтал очутиться в коме на эти мучительные четырнадцать дней… Ливан с тревогой взглянул на дисплей электронного календаря своей новой кухни: 31.12.2021, 23:53. Судный день. Либо конец, либо начало новой бойни.
Нервы Ливана, казалось, сорвали все предохранители в ожидании ужасных новостей. Изрядно нервничая и ни на минуту не переставая думать о БЗ всю неделю, он наконец заставил себя глубоко вдохнуть и присесть на диван рядом с беззаботно спящим бультерьером. Мозг дал команду организму, и мужчина не заметил, как уснул.
Ласковые лучи раннего морозного датского солнца заполнили комнату уютного дома. Падающий на лицо Ливана свет вынудил его повернуться на другую сторону.
Затем Олсен медленно открыл глаза. Первое, что пришло ему в голову, было скорее включить телевизор и посмотреть новости. Но потная шея и несвежий запах изо рта настояли на том, чтобы Ливан отправился первым делом в душ. Сев на край дивана, который он предпочитал больше, чем кровать в спальне, мужчина с тревогой уставился на смартфон, лежащий на обеденном столе. Телефон молчал. Затем Ливан поднялся и, словно зомби, побрел в ванную. Добрых двадцать минут он отмокал под струей теплой воды, стараясь не думать о плохом. Конечно, ему было не под силу так легко отпустить столько душевной боли. И как только он, покинув объятья живительной влаги, подошел к запотевшему зеркалу и протер его широкой ладонью, напротив появилось лицо. Ему было жаль того, кто отражался в нем. Этот еще не старый, но очень уставший от жизни человек уставил свой опустошенный и виноватый взгляд прямо на Ливана. Это лицо запустило процесс самоистязания.