Так и осталась дочь рыбака в дремучих лесах, на высоких горах. Стала она женой воеводы.

Всем хорошо было ей, только мысль из ума одна не шла: как о себе весточку дать, как повидаться с отцом, с матерью и братьями любимыми.

А братья в те поры в путь-дорогу собрались, искать свою сестру ненаглядную.

Сделал Иванко уздечки для своего коня и для братнина. Украсил их серебром, позолотой.

По древним обычаям с отцом, с матерью оба сына простились, на все четыре стороны поклонились и отправились в дальний путь.

Резвых коней они себе выбрали: не рысцой бежали они, а как ветер неслись по степям и лесам непролазным.

Много ночей и дней ехали братья. Не мало им рек и озер на пути повстречалось. В каждом селе спрашивали братья людей:

— Не видал ли кто их сестру?

— Никто не видал, — люди им отвечали.

Доскакали они до широкой реки и на крутом берегу порешили расстаться: старший Василий вздумал ехать в холодные земли сестрицу искать, а младший Иванко в края, где солнце встает, попытать счастье.

— Где судьба нам, там и встретимся, — говорили они друг другу, прощаясь.

Долго-долго каждому ехать пришлось. Много каждый из них чудес навидался, но сестры ни тот, ни другой не нашел.

Василий прискакал к Студеному морю, а Иванко в горы высокие уперся.

Остановился Иванко у гор-Камня и подумал: «Не здесь ли, в этих горах, сестра?»

Не раз ему слыхать приходилось в Новгороде от бывалых людей, что есть далеко, где солнце восходит, горы. Звались они Камнем. Так в старину Урал величали. Только путь до него непроходимый. Опять поехал Иван. Как сокол, летел его конь, а дума неслась еще быстрее.

Сколько он рек переплыл, сколько гор перемахнул — не запомнил, а конца им не видал. Весь Камень объездил и очутился там, где горы в степь уходили. Подивился Иван над степью, покрытой, будто белой шалью, ковылем, а больше того над вершинами гор и синью озер — словно чаши в зеленом поле.

Встретил он в степи неизвестный народ, но приветливый, добрый. Знаком им объяснил, зачем он приехал, кто он такой.

Люди ему отвечали — нет у них сестры его и не бывало. Хорошо приняли его люди. По обычаю предков своих, лучшие блюда ему принесли, ароматным напитком поили, а на дорогу добрый совет дали:

— Хоть ты и батырь, — говорили они, — и конь у тебя хорош и уздечка легка, а одному тебе сестру не найти. Лес, что небо ночью. Страшно в горах одному. Много зверя всякого. Тропы в лесу не найдешь. Бери охотников наших. Гость ты у нас. Помогать в беде будем.

Поклон им Иван за это отбил, сердечно отблагодарил и, не мешкая, в новый путь с друзьями отправился.

Василий в те времена по берегу Студеного моря ходил. Встретил он рыбаков новгородских и народ — потомки Саами… Как брата родного встретили рыбаки парня и тоже ему помогли. Дали людей, теплой одежды и пищи, ладьи снарядили.

Поплыл Василий с товарищами по сердитым волнам Студеного моря. Плыл день, плыл другой, а потом и со счету сбился.

Вдруг очутились они у Угры-земли, покрытой снегом.

Молодой рыбак, не раз тут бывалый, рассказывал Василию: — Дальше ехать нельзя. Камень начался.

Вышли они на берег крутой, у одинокой скалы. В пещере глухой ночевали, а потом снова в путь пошли, по глухим тропам незнакомым.

Шли братья: один с берегов Студеного моря вдоль гор спускался, другой из ковыльных степей по горам поднимался.

Дремучие леса на пути, будто высокие стены, путь им преграждали.

Как-то раз Иванко, средь зимы, большое тепло учуял. Товарищи тоже подтвердили. В догадках терялись люди.

Потом увидели они елань, всю в цветах. Пение птиц услыхали. Диво взяло людей: горы — одна круче другой. Голубые озера в долинах синеют, а кругом леса стеной-великаном стоят.

Шум и гул леса кругом. На высокой скале хоромы богатые путники увидали. Огнем окна в хоромах сияли.

Из дальнего леса, навстречу Иванке и людям его Василий бежал. Узнали братья друг друга, а ватажники их тоже друг друга к груди прижимали. На разных языках приветствия выражали.

Из хором вышел воевода лесной с женой, услышав шум и крики людские.

Кинулась Светлана к братьям родным, к сердцу своему их прижала и от радости плакать начала.

Ласково, будто желанных гостей, встретил воевода людей. Всем место нашлось. Отдых, покой он гостям предоставил. Дивились люди всем чудесам, а больше всего над самим воеводой.

Богатства гор он гостям показал. Несметные там богатства лежали.

Замерли люди от удивления, когда увидели, как одна гора расступилась перед ними. Там, глубоко в земле, пластом золото лежало.

Показал воевода камень на вид простой. Такой у него свет был яркий, что люди глядеть на него не могли — глаза свет от камня резал… Говорил воевода, что это и есть ключ от всех богатств земных.

Много подарков — самоцветных камней роздал гостям воевода. С честью их домой отпустил. Стали собираться домой и Василий с Иванкой.

Но у воеводы был враг давний — хитрый, лютый огонь. Много раз он пожирал богатства лесные, не щадил он ни сел, ни людей, ни скотины.

А ветер буйный двуличным соседом для воеводы был: угождал он воеводе и его врагу — огню лютому.

Не успели Светлана с братьями и воеводой от радости в себя придти, как ветер в миг нашептал соседу огню о радости у воеводы.

Взяла зависть огня и помчался он, как ураган, по горам, лесам, сжигая все на пути.

Увидели братья с товарищами, как заметались люди по селам далеким. Бросились они на врага и одолели его. Шипел он, метался, а потом куда-то скрылся.

Хотели Иванко с Василием домой собраться, вдруг страшным чудовищем огонь с дальних гор вылетел. Ринулся он на людей. Опять одолели братья его, но в последней схватке подхватил огонь Иванку и сколько было сил поднял его высоко-высоко над землей.

Измотал Иванку огонь, но не поддался парень огню и на высокой горе вместе с огнем оказался.

Бил, бил Иванко огонь и кончил его. Спас людей от врага — огня лютого…

С той поры доброй славой поминает народ ильменских гостей, братьев Иванко с Василием. Не забыли люди о них: озеро, возле которого с братьями расставались, стали называть Ильмень-озером, а вершина горы, где Иванко огонь добил, долгие годы называлась Иванковым камнем…

В старое время, лет за двадцать до «воли»[1], жил в нашем заводе молотобоец — кузнец Афанасий Кичигин. На вид суровый, всегда будто сердитый, а на самом деле — «святая доброта», так его называла жена. И в самом деле доброта.

Богатенькие в заводе — разные щегеря, прикащики, шинкари — те Афоню чудаком называли, а простой народ, за его добрый нрав, да простоту сердечную, — души в нем не чаял. Любили очень.

Но больше всех любили его ребятишки. Бывало, в праздничный день: кто на гульбище пойдет, к плотине заводской, кто в кабаках горе-житье начнет проклинать, кто в казармах тряпье починять, а Афоня возьмет своих сыновей, да ватагу соседских парнишек и махнет с ними в Урал-горы. Выберет место себе побезлюдней: в ущелье, аль в долинке, чтобы эхо сильнее звучало и примется с ребятами петь и в дудку играть.

А дудку он смастерил себе расчудесную: то волком завоет в нее, то соловьем разольется. Прозвали ребята эту дудку «самопелкой»и больше всего ее слушать любили.

Оба сына в Афоню уродились: веселые парни росли, на разные выдумки мастера, отцу в этих делах не уступали.

Часто старший Егорка к отцу приставал:

— Тять, а тять, давай такую дудку смастерим, чтоб шибчее играла. Не одну дудку возьмем, а с десяток, приладим к ним гусли…

Отец слушал Егора, смеялся, а все же за дело взялся — так, ради потехи.

Старики рассказывают: бывало в долгие зимние ночи все в заводе уснут, а в Афониной избе до рассвета лучина горит — это он с сыновьями чего-нибудь мастерит.