Мне не хочется верить в то, что мамочка хочет, чтобы меня не было, но я вспоминаю ее взгляд сегодня утром и понимаю… Она меня больше не любит, а вот почему, я не знаю. Поэтому, когда папа сажает меня в машину, я решаюсь его спросить. Ну, может вдруг, он знает? Тогда он может мне сказать, как все исправить, наверное. Хотя мне кажется, что я сплю просто, потому что такого не может же быть! Что, если я просто сплю, у меня страшный сон, а потом я проснусь – и мамочка меня снова погладит?

– Папочка, – обращаюсь я к папе, – а может так быть, что мамочка меня больше не любит?

– Попозже поговорим, принцесса, – отвечает он мне, и я понятливо замолкаю.

Папа машину ведет и не хочет, чтобы я его отвлекала. А раз назвал принцессой, значит, мне новости могут не понравиться и я буду плакать. А это означает… Может так быть, что мамочка… Не хочу в это верить! Не хочу! Не хочу! Я сейчас буду плакать!

Сдерживаюсь, конечно, чтобы папочку не отвлекать, а черная туча все ближе и ближе. Я даже не знаю, как мне спастись, но Арх сказал, что он подумает, и когда я в следующий раз спать буду, то обязательно найдет решение, потому что «дети превыше всего». Такой ситуации у него еще не было, похожее только очень давно когда-то в их мире случалось. Следующий раз – это вечером, совсем немного подождать осталось, а потом все-все решится, я верю. Я очень сильно верю, хоть и страшно мне…

Папа поворачивает к своей работе, а я вижу, что там много машин, значит, меня опять отдадут дяденькам и тетеньке, чтобы учить кнопки нажимать. А большие дяди будут о чем-то очень важном разговаривать, чего маленьким девочкам знать не нужно. Почему у меня такое ощущение, как будто я сейчас двойку получу? Откуда оно? Мне очень страшно, и плакать еще сильно хочется, поэтому я молчу, стараясь не заплакать, ведь я же хорошая девочка. Вот папа припарковывается и вынимает меня из машины. Он молчаливый и задумчивый, поэтому я тоже ничего не говорю.

Мы подходим к папиной работе – это дом такой большой, в нем сидят много разных дяденек и тетенек. Папа сразу же передает меня тете Вере, я ей радостно улыбаюсь, ну и она мне тоже.

– Позаботьтесь об Аленке, – говорит он, и мне опять не по себе становится – в его голосе только тревога, но нет доброты, как обычно.

– Пойдем, малышка, – улыбается мне тетя. – Что-то ты у нас сегодня бледненькая…

– Мне в школе не очень хорошо было, – объясняю я, а сама чувствую себя так, как будто на меня сейчас небо упадет.

– Странно, почему не к врачу… – негромко говорит она и зовет кого-то: – Саша! Саша! Смотри, кто к нам пришел!

Они необыкновенные – я им совсем чужая, а они радуются мне вовсе не потому, что я дочка их начальника. По-моему, им дети нравятся, поэтому мною сразу начинают заниматься, рассказывая, какая кнопка что делает, как нужно задавать программу, как ее запускать и как результат смотреть. Мне жутко интересно, настолько, что я забываю о черной туче.

– А если я не знаю, какие слова есть? – интересуюсь я, когда дядя Саша рассказывает, какими словами можно сказать компьютеру, что делать.

– Тогда делаешь вот так, – он нажимает кнопку, и на экране появляется текст. – Тут все слова есть.

– Ой, как интересно! – улыбаюсь я, с головой погружаясь в новые знания.

Мне показывают, как что включать, как сделать так, чтобы печатало, я даже и забываю о времени. А потом дядя Саша уходит, как он говорит, «на перекур», и со мной остается только тетя Вера. Вот тогда я решаюсь спросить, потому что, получается, просто некого больше.

– Тетя Вера, а можно спросить? – разрешение надо всегда спрашивать, ведь я же хорошая девочка.

– Спрашивай, малышка, – улыбается она мне.

– А может так быть, что мама больше не любит? – тихо произношу я, с надеждой глядя в ее глаза.

– Ты чувствуешь, да? – вздыхает она, погладив меня по голове. – Такое бывает, малышка, я не стану тебя обманывать. Только не плачь!

– Мне нельзя, – грустно отвечаю я, потому что получается, она что-то знает, что-то плохое. Мне опять становится страшно.

– Твой папа наверняка все исправит, – говорит мне тетя Вера, только на этот раз у нее фальшиво выходит.

Я киваю, конечно, потому что я хорошая девочка. Но если меня мама разлюбила, тогда это значит, что плохая. А как узнать, хорошая я или нет? Наверное, надо спросить мамочку. Я ее обязательно сегодня спрошу, хоть и страшно это очень, потому что наверняка больно будет.

Тут приходит папа. Он очень хмурый и, кажется, злится еще. Надеюсь, что не на меня. Папа берет меня за руку, отводит к машине, но идет быстро, отчего я задыхаюсь немного. Он опускает меня в мое кресло, тщательно пристегивает и усаживается за руль. При этом он что-то говорит, и я против воли даже прислушиваюсь.

– Заказать она меня хочет, – зло выплевывает папочка и добавляет много плохих слов, которые нельзя повторять.

А потом еще говорит, что «она будет в ногах валяться». Он не заводит машину, а телефон в руку берет и звонит куда-то. Папа очень сердито кому-то приказывает что-то сделать с карточкой или карточками и кого-то откуда-то вычеркнуть, только я не понимаю, что такое «второй вариант», а потом кладет мобильник – так телефон называется – на сидение рядом и тут уже включает мотор.

Я папу таким злым еще ни разу не видела, но мне сейчас не просто страшно, а жутко. Черная туча уже совсем рядом, чтобы задушить меня. Она касается меня своими отростками, отчего мне очень холодно делается. Я закрываю глаза от страха, ощущая себя так, как будто какой-то монстр страшный уже готов в меня вцепиться. И в этот самый момент я слышу громкий хлопок, потом папин крик, а следом мне кажется, что все вокруг взрывается. Мне становится очень больно, и я, кажется, умираю.

Я плачу в щупальцах Крахи, а вокруг стоят другие ученики, с сочувствием глядя на меня. Просто сказать ничего не могу, потому что сначала даже двигаться от страха не могла, а потом больно очень стало. Я не знаю, что происходит и что сейчас будет. Арх показывает щупальцами, что ему тоже непонятно.

– Твое тело живо, – произносит он наконец. – Но произошедшее выбило твое сознание сюда. Возможно, ты повреждена, тогда тебе нужно будет вернуться.

– Там страшно очень, – сквозь слезы объясняю я. – Просто невозможно как!

– Если не вернешься, то просто исчезнешь, – объясняет мне другой дяденька. – Ты не можешь долго быть без своего тела.

– Но я… – и я понимаю, что он прав, потому что если я умру, то совсем умру. – Можно мне еще чуточку здесь побыть? – спрашиваю я.

– Можно, – отвечает Арх. – Вот, творцы, что бывает в диких мирах, особенно в созданных. Творец в своем мире почти всемогущ, но только в своем. В чужом он становится другом, если второй обладает разумом, или добычей, если нет.

– Мы можем что-то сделать? – тихо спрашивает его Краха.

– Ищем, – коротко отвечает учитель.

Они начинают рассказывать мне об «управляемом переходе». Так называется, когда хочешь убежать, но, оказывается, просто куда угодно не убежишь, нужно сосредотачиваться и специальные действия со-вер-шать. Ну так Арх говорит, а я никак не могу в себя прийти. И еще мне кажется, будто все хорошее в моей жизни закончилось, но разве так может быть?

В этот самый момент мне становится больно. Меня как будто током бьют, отчего я всхлипываю. Краха гладит меня, говоря, что они обязательно найдут меня и как помочь тоже, а пока мне важно держаться, что бы ни случилось. Но мне не хочется держаться, я тут остаться хочу. Арх поднимает одно щупальце – он так прощается, и в этот самый момент я просыпаюсь.

– Есть пульс, – слышу я спокойный незнакомый голос. – Завелась, малышка.

– Где я? – пытаюсь спросить, но у меня отчего-то не получается.

– Ты в больнице, не надо нервничать, тебе вредно, – продолжает свою речь все тот же дядя, потому что голос такой. – Сейчас ты еще поспишь, а потом мы поговорим, – и уже кому-то другому командует. – Давай на стол!