Звали отца этого семейства Пьер, его жену — Мари, дочку — Кристина, старшего сына, которому я невольно помог, — Мишель, а самого младшего непоседу — Эрик.
Так вот, старший этого семейства, Пьер, сразу взял быка за рога и начал буквально требовать, чтобы я немедленно переезжал к ним, где мне, как спасителю их сына, обеспечат должный уход, а после выздоровления еще и достойно отблагодарят.
Никакие мои объяснения, что нам уже завтра надо быть в Бресте, потому что мне нужно отплывать в Америку, не воспринимались в принципе. Как выяснилось, у этого семейства есть собственные пароходы, которые как раз-таки и бегают в Америку, поэтому отправить меня туда после выздоровления им не составит никакого труда.
Под напором этого человека даже Алексей Петрович пасовал и терялся.
Немного разрядил обстановку пришедшей в гостиницу полицейский, который меня вчера подвозил.
Как выяснилось, он вчера отпустил несовершеннолетнего (то есть меня), не выполнив до конца все положенные процедуры. Конечно, сделал он это по приказу начальства, но это не отменяло того, что теперь ему необходимо было опросить моего сопровождающего и закрыть это дело, как того требует закон. Как оказалось, начальство этого полицейского напряг как раз-таки Пьер. Пока Алексей Петрович общался с полицейским, Пьер, не теряя времени, принялся обрабатывать меня. Очень шустрым мужиком оказался, деловым, прям меры нет. Понятно, что мне и самому выгодно было остаться на какое-то время в Париже, но так сразу показывать это я не стал, просто дал себя уговорить. С Алексеем Петровичем так легко у Пьера не получилось, но он с горем пополам справился.
Чтобы не рассказывать сейчас в подробностях о двухчасовых переговорах, я обозначу только, что мы в конце концов договорились и пришли к соглашению. Алексей Петрович уезжает со своими родственниками в Швейцарию, только предварительно переписав все данные из паспорта Пьера, а я остаюсь на попечении этой семьи и после выздоровления они на одном из принадлежащих им судов доставят меня за океан в пункт назначения.
Странная, конечно, сложилась ситуация, но меня она более чем устраивала, поэтому я пошел на поводу у новых знакомых. Решил, что хуже не будет, если поживу какое-то время у них. С таким лицом, как у меня сейчас, по-любому лучше где-нибудь пересидеть.
С Алексеем Петровичем распрощались по-доброму, старик даже всплакнул при расставании. Казалось бы, чужие люди и вряд ли когда-нибудь еще встретимся, а все равно профессор не на шутку расчувствовался.
Когда пришло время уезжать, выяснилось, что французы прибыли в отель сразу на двух автомобилях, возле которых в ожидании пассажиров курили водители. Из-за этого перед отъездом между детьми даже возникла небольшая перепалка. Как я понял, они спорили, кто из них поедет в одной машине со мной. Конец этому спору положил Пьер, который, не особо задумываясь, рассадил народ по своему усмотрению. В итоге вся мужская часть коллектива уселась в один автомобиль, а женщины, соответственно, в другой. К ним в машину погрузили и мои чемоданы.
Дорога до дома, в котором жили мои новые знакомцы, прошла в разговорах с Пьером. Он еще в гостинице, узнав, что я из Советского Союза сильно удивился, вот по дороге и расспрашивал о жизни в первом социальном государстве. Я рассказывал все как есть, без прикрас и только правду. Да и смысла нет что-то скрывать, в любом случае ему ж там не жить.
Беседуя с ним, я мысленно задавался вопросом, а как, собственно, мне общаться с этим семейством, когда Пьера не будет рядом, ведь английским языком из всей семьи владел только он. По всему выходит, что придется мне учить французский язык. Да и полезное это будет занятие, мало ли, как жизнь повернется, может, и пригодится в будущем.
Рассматривая жилье этой семьи, я по-настоящему им завидовал. А как может быть иначе, если их квартира занимает пол-этажа довольно большого дома, да еще и ее окна смотрят прямо на Эйфелеву башню. С трудом себе представляю, сколько это может стоить. Только сейчас я в полной мере осознал, насколько богаты мои новые знакомые. Посмотреть у них дома на самом деле было на что. Пьер, показывая жилище и объясняя назначение той или иной комнаты, делал это с непередаваемым удовольствием и где-то даже с гордостью. Было чем гордиться, тут не поспоришь. Я со счета сбился и потерялся в этих комнатах и хитрой планировке. Правда, ненадолго, в итоге быстро разобрался, как все устроено, но все же.
Осмотр начали с выделенной мне комнаты. Собственно, рассказывать о ней особо нечего, если не считать того, что она была оборудована собственной ванной с туалетом, ну и мебель в ней была, судя по огромной кровати с украшенными замысловатой резьбой спинками, не из дешевых. Удивила размером так называемая гостиная, где, по словам Пьера, семья проводила большую часть жизни. Комната размером в сотню квадратных метров, заставленная всевозможными диванами, пуфиками и невысокими журнальными столиками, навевала мысли об уюте и спокойствии, что ли. Так и хотелось присесть в какое-нибудь кресло или прилечь на диван и порелаксировать. Дальше во время этой своеобразной экскурсии мы осмотрели кухню-столовую, комнату для занятий спортом, такой себе спортзал на минималках, комнату для курения, библиотеку и кабинет хозяина. Замучаюсь перечислять все, что я увидел там, и рассказывать, какое у меня было впечатление от всего этого. Однозначно — все дорого и богато. После знакомства с жилищем и троицей служанок, как я понял, поварихи и двух горничных, мне дали время освоиться в моей новой комнате, привести себя в порядок и немного отдохнуть. Я принял душ, переоделся и после этого, уже разбирая свои вещи, задался вопросом: что вообще происходит и почему именно со мной?
Если рассуждать здраво, да, конечно, я помог сыну этих богачей, но такого отношения к себе все равно не заслужил. По-хорошему, эти богачи должны были в лучшем случае сунуть мне в качестве благодарности сотню-другую своих тугриков и благополучно забыть о моем существовании. Здесь же — притащили домой, устроили по-королевски, еще и врача домашнего вызвали, чтобы он осмотрел мои травмы. Ведут себя со мной, как с дорогим гостем, и даже тот же глава семьи разговаривает, как с равным, ничем не выказывая своего превосходства. Странно все это и, как по мне, не должно так быть.
Хоть и лезли подобные мысли мне в голову со страшной силой, я не стал заморачиваться. По большому счету, детей мне с ними не крестить, взять им с меня нечего, поэтому и переживать я не стану. Почему-то плохого я от этой семьи не жду, вот есть такое чувство, что они со мной искренни, и все тут. Вскоре ко мне постучались и позвали на завтрак, который по понятным причинам вышел довольно поздним. За столом сидело гораздо больше народа, чем можно было ожидать. Оказывается, посмотреть на диковинку в виде меня примчались два брата Пьера, а еще появился переводчик, так что зря я переживал о проблемах коммуникации. После моего знакомства с новыми людьми мы приступили к завтраку, и сразу же выяснилось, что в этой семье во время еды разговаривать не принято. Благо лоханулся не я, а переводчик, изнывающий от нетерпения узнать новости с родины.
Он оказался чистокровным русским, родом из города Тверь. Как выяснилось из разговора уже после завтрака, он воевал здесь во Франции в составе русского добровольческого корпуса и после начала известных событий, связанных с революцией, возвращаться на родину не стал. Здесь женился, да так и прижился в Париже. Но рассказал он о себе, как я уже говорил позже, сейчас же Пьер непререкаемым тоном попросил его не вести никаких разговоров за завтраком, так как это плохо сказывается на пищеварении. Вот почему в этом доме за столом не разговаривают.
Переводчик внял этому строгому выговору и не проронил ни слова, пока не закончился завтрак.
На самом деле мне было неприятно выслушивать это замечание Пьера. Не все ведь знают, какие законы царят в их доме, можно было сказать это и помягче. Понятно, что я только отметил для себя все это и сделал определенные выводы, но встревать и не подумал. Лишнее это, тем более что этот переводчик мне как бы никто.
