– Иди сюда, – приказывает он. Его низкий и ледяной тон наполняет меня ощущением зимнего холода, словно морозный ветер пронзает мои вены.

Когда я не двигаюсь, мать толкает меня в сторону Дамиано.

С каждым шагом ноги подкашиваются всё сильнее, будто вот-вот подломятся.

Когда я останавливаюсь в нескольких дюймах от него, я судорожно вдыхаю, выпрямляю спину, чтобы не показать страх перед этим опасным человеком.

Подняв голову, я встречаю его взгляд, и каждое мышца в моём теле напрягается от нахлынувшего ужаса.

Caro Dio.

Он как минимум на голову выше меня, и это с учётом моих высоких каблуков. Без них я бы едва доставала ему до груди.

Я не сомневаюсь, что он может убить меня одним ударом.

Дамиано допивает последние капли янтарной жидкости в стакане и, протянув его в сторону, заставляет Санто спешно ловить стакан, когда он отпускает его, даже не удосужившись поставить на стол.

Безжалостный взгляд Капо деи Капи скользит с моей головы до ног, а затем снова возвращается к моему лицу.

Хотя мое тело начинает дрожать от страха, я каким-то образом умудряюсь держать подбородок поднятым.

Дамиано встречается со мной взглядом, и, когда кажется, что он проникает в самые глубины моей души, я не могу удержаться от того, чтобы не сделать шаг назад.

Мои руки сжимаются в кулаки по бокам, и, с трудом сглотнув, я заставляю себя не отступить еще дальше от него.

Его глаза сужаются, и он медленно наклоняет голову.

Дио.

Мой рот пересыхает под его пристальным взглядом.

Внезапно рука ударяет меня по затылку, и меня заставляют опустить глаза.

«Прошу прощения, синьор Фалько», – сердито бормочет отец. «Обычно она более послушна. Я не знаю, что на нее нашло сегодня».

Пальцы отца сжимают мой затылок, и меня отдергивают назад и толкают к матери.

Она хватает меня за руку и тащит из гостиной.

Я слышу, как Дамиано устало вздыхает, как будто ему наскучил весь этот спектакль, и затем он приказывает: «Покажите мне комнату, где я могу остаться наедине».

Мать не останавливается, пока не запихивает меня в мою спальню. Дверь захлопывается, и, когда я оборачиваюсь к ней, она начинает неистово бить меня, ее ладони жгут каждую часть моего лица и торса.

В момент абсолютного безумия я поднимаю руки между нами и отталкиваю мать, выкрикнув: «Хватит!»

Мой взрыв удивляет ее так сильно, что она смотрит на меня с широко раскрытыми глазами. «Ты с ума сошла?» – ахает она.

Дверь моей спальни открывается, и, когда Стефано входит в моё личное пространство, он тихо произносит: «Я сам разберусь с моей невестой».

Мать бросает на меня разъяренный взгляд, а затем с дрожащей улыбкой обращается к Стефано: «Спасибо».

Когда она выходит из комнаты, внутри меня поднимается волна ужаса, пока я пытаюсь подготовиться к тому, что будет дальше.

Когда Стефано бросает на меня взгляд, снимая пиджак, странное ощущение пробегает по моей коже.

– Ты меня опозорила, Габриэлла, – бормочет он, вешая пиджак на спинку стула у моего туалетного столика.

В его голосе сквозит гнев, и я невольно бросаю взгляд на дверь.

Вдруг он издает насмешливый смешок. – Ты даже не собираешься извиняться?

Гордость заставляет меня поднять подбородок, и я вынуждаю себя встретить взгляд человека, за которого мне предстоит выйти замуж. Если я не выдержу сейчас, он превратит мою жизнь в ад.

– Я не сделала ничего плохого, – произношу я, и голос звучит гораздо увереннее, чем я себя чувствую.

Когда Стефано начинает расстегивать ремень, волна ужаса накрывает мою кожу.

Дио.

– Ты не можешь лишить меня девственности до свадьбы, – говорю я, словно эти слова смогут его остановить.

На губах Стефано появляется усмешка. – Ты уже принадлежишь мне.

– Нет. – Я качаю головой. – Синьор Фалько не дал своего разрешения.

– Я не планирую трахать тебя сейчас. Сначала я отлуплю тебя так, что ты не посмеешь больше меня опозорить, – рычит он. – А девственность оставлю на десерт после ужина.

Кожаный ремень свистит, выскальзывая из петель его брюк, и, не раздумывая, я бегу к двери. Мне удается открыть её, как ремень опускается на моё плечо и шею. Боль так сильна, что я падаю в коридор.

Я пытаюсь подняться, но не успеваю убежать, прежде чем Стефано хватает меня за волосы.

Надо было всё сбрить.

Моя голова резко откидывается назад, и, когда его дыхание касается моего уха, он шепчет:

– Ты лучше окажись лучшей в моей жизни, раз уж доставила мне столько хлопот.

Пряди волос рвутся из моей головы, когда меня снова затаскивают назад, и вдруг воздух разрезает глухой удар, когда Дамиано резко командует:

– Хватит!

Стефано отталкивает меня обратно в спальню, затем я слышу, как он говорит:

– Прошу прощения за беспокойство, кузен. Я разберусь с проблемой.

– Проблема может подождать, – холодно отвечает Дамиано. – Все обратно в гостиную. Сейчас же!

Все мое тело дрожит, но каким-то образом мне удается поправить платье на бедрах и пригладить волосы. Кожа головы ноет там, где вырвались пряди.

Собравшись как могу, я прохожу мимо Стефано и следую за Дамиано в гостиную. Я изо всех сил стараюсь не пялиться на черную ткань рубашки Дамиано, которая плотно облегает его мускулистую спину.

Когда мы входим в гостиную, я нахожу убежище за креслом, и менее чем через минуту моя семья и Стефано смотрят на Дамиано, затаив дыхание.

– Я принял решение, – глухо произносит Капо деи Капи.

Мое дыхание застывает в горле, и сердце сжимается.

– Ты даёшь своё благословение, кузен? – спрашивает Стефано.

Глаза Дамиано встречаются с моими, и снова они сужаются, когда он на меня смотрит.

Я поднимаю подбородок и сжимаю челюсти, удерживая взгляд человека, который убивал людей ради удовольствия ощущать, как их кровь сочится сквозь его пальцы – человека, который сейчас готов обречь меня на жизнь в аду.

Его губы раздвигаются, и через мгновение одно-единственное слово разрывает напряжённую тишину.

– Нет.

– Что? – ахает мать.

– Кузен? – Стефано произносит с недоумением.

– Синьор Фалько? – слышу голос отца.

Он сказал «нет».

Воздух вырывается из моих лёгких, и облегчение такое сильное, что мне приходится положить руку на сердце, чтобы оно не выпрыгнуло из груди.

Я не буду вынуждена выходить замуж за Стефано.

Он не получит мою девственность.

Мои глаза закрываются от нахлынувшего счастья, от которого я чувствую слабость.

Когда я слышу движение, мои глаза распахиваются, и я вижу, как Дамиано наливает себе выпивку.

Мне почти хочется поблагодарить его за то, что он не дал своего благословения, но что-то подсказывает мне молчать.

Дамиано бросает взгляд на своего охранника. – Пусть люди соберут вещи Габриэллы. Мы уезжаем.

– Сделаем, – отвечает охранник и уходит выполнять приказ.

Что?

Мать ахает, а рот отца открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на берег.

Стефано первым приходит в себя и, качая головой, осмеливается спросить:

– Что ты делаешь?

Дамиано залпом допивает бурбон и суёт стакан в руку Стефано. Не сказав ни слова, он выходит из гостиной.

Все застывают на мгновение, а затем жизнь взрывается оглушительным хлопком.

Мать бросается ко мне, улыбка расползается по её лицу.

– Не могу поверить, что Капо деи Капи проявил к тебе интерес.

Что?

Это единственный вопрос, который без конца повторяется в моем взбудораженном сознании.

– Чёрт возьми, – тяжело дышит Санто, качая головой в неверии.

Отец, выглядя озадаченным, спрашивает:

– Синьор Фалько забирает Габриэллу?

– Дамиано! – кричит Стефано, догоняя своего кузена. – Что это всё значит?

Мать снова хватает меня за запястье, и меня тащат из гостиной. Когда мы мчимся через холл и поднимаемся по лестнице, я слышу, как голос Дамиано, словно огонь и серный дым, гремит: