Наррена зло смяла свиток и кинула его в огонь. Это было не первое донесение о неверности Морреля. И даже не второе. Однако на сей раз, похоже, дело обстояло совсем плохо. Моррель зашел слишком далеко. Нищий бродяга и полукровка, которому она отдала свое сердце и свою страну, собирался плюнуть на все это и уйти. Просто уйти. В никуда. Судя по доносу от одного из шпионов, Моррель решил вернуться к своей прошлой жизни. Наррена задумалась. Зная этого полукровку — можно было не сомневаться, что он скажет ей об этом решении. Значит, нужно оттянуть неприятный момент как можно дальше. Шпион сообщает, что Моррель (ну хоть за это спасибо!) собирается довести до конца развязанное им сражение с небельсами. Вот и славно. Может быть, дым войны и запах крови выветрит из его головы ненужные мысли. А если нет… что ж. У Наррены есть в имперской гвардии неплохие воины. Наверняка они смогут в нужный момент сделать точный выстрел из арбалета. Учитывая габариты Морреля — это будет не таким уж трудным делом. Наррена зло скрипнула зубами. Она не отдаст его другой самке! Ни за что! Она никогда не окажется брошенной каким-то полукровкой! Хватит того, что Наррена вообще связала с ним свою жизнь! Разве Палата Высших не протестовала против этого? Разве не советовала отправить Морреля если не на виселицу, то куда подальше с глаз долой? Почему она не смогла этого сделать? Почему не отпустила его сразу? Наррена ведь понимала, что Моррель ее не любит. И не горит желанием жениться на ней. Почему же ей это было все равно?

Наррена нервно взмахнула крыльями, пытаясь отогнать воспоминания. Она увлеклась этим полукровкой. Очень. До самых кончиков пальцев. Моррель будоражил ее, возбуждал, был требовательным… он был файерном, рядом с которым она могла ощущать себя просто самкой, забывая о своей имперской крови и положении в обществе. Наррена вздохнула. Моррель и раньше ей изменял. Просто… его любовницами всегда были придворные фрейлины, боявшиеся ее до потери сознания и никогда не решившиеся бы обнародовать эту связь. И еще… Наррена знала, что ничего серьезного за этим не стоит. И что доставшийся ей в мужья самец — неисправимый кобель, никогда этого не скрывавший. Наррена знала, что Моррель ее не любит. Но терпела это. Именно потому, что понимала — никого другого он не любит тоже. Иногда она даже думала, что Моррель вообще не способен любить. А теперь… Наррена потерла виски пальцами. Приставленный к Моррелю шпион давно уже сообщал, что тот постоянно мотается к своей напарнице-ведьме. Похоже, устав таскаться по фрейлинам, он решил разнообразить свою жизнь и связался с лешачихой. Можно подумать, Моррель не знал основного закона расы, по которому знатному файерну запрещалось даже подходить к представителям других рас и полукровкам. Разумеется, знал! Ведь он и сам до недавнего времени был заложником этого закона. До того самого момента, когда Наррена обратила на него внимание и привела в свой дворец. И вот как он ей отплатил! Просто выкинул ее из своей жизни!

Когда поступил первый донос о связи Морреля с бывшей напарницей, Наррена не обратила на это должного внимания. Когда доносы стали поступать чаще, она насторожилась. Но после того, как Наррене сообщили, что Моррель собирается бросить ее, закрывать глаза на беспутства своего супруга она уже больше не могла. На сей раз все зашло слишком далеко. Моррель собирался отказаться от власти, отказаться от нее и улизнуть на пару со своей лешачихой куда подальше. Разумеется, можно было просто обвинить Морреля в связи с лешачихой. Это будет достаточной причиной, чтобы лишить его всех званий и привилегий. А смертная казнь за измену императрице может послужить достойным завершением мести. Но Наррена не хотела выносить на всеобщее обозрение свои проблемы. Хватит и того, что за ее спиной и так слишком часто шепчутся о запятнанной крови и неудачном выборе. Не хватало еще, чтобы все узнали, что Моррель ей изменяет и собирается ее бросить! Наррена вскинула голову и мрачно улыбнулась. Она не допустит этого! Ни за что! И если только Моррель не изменит своего решения, он очень об этом пожалеет!

Моррель оглядел поле сражения и удовлетворенно улыбнулся. Он победил! Территории файернов раздвинулись еще на несколько тысяч метров, угроза в лице небельсов была окончательно уничтожена, и он больше никому ничего не был должен. Теперь Моррель спокойно мог написать письмо Наррене и сказать, что больше к ней не вернется. Ни к ней, ни к файернам, ни к вожделенному когда-то титулу. Он сделал свой выбор. Моррель ухмыльнулся. Неужели в нем, наконец, сказались отцовские гены? Может быть. Только на сей раз файерн своего отца понимал. Если брукса, с которой тот связался, была для него так же дорога, как Лесс для Морреля, наплевать можно было на что угодно. Разве он стал счастлив, получив власть и титул? Нет. Счастливым Моррель почувствовал себя только тогда, когда решил от всего этого отказаться. И когда Лесс сказала ему, что любит его, и что согласна идти с ним хоть на край света. Файерн быстро набросал письмо Наррене, свернул свиток, запечатал и отдал его одному из гонцов. Ну вот и все. Теперь можно было двигаться к Лесс. Моррель стянул с себя имперский камзол, снял все украшения, переоделся в свою старую одежду и вышел из палатки. Опасность он почувствовал слишком поздно.

Небольшой кинжал, с характерным резким, жестким свистом воткнувшийся ему в спину, прошил старую кожаную куртку и взорвался острой болью. Моррель глухо застонал и осел на землю. К нему тут же подбежали, подняли его и даже понесли в палатку к штатной ведьме. Моррель почувствовал, как мир вокруг него начал кружиться. Он не мог открыть глаза, не мог разомкнуть губы, и только невыносимая боль в спине подсказывала ему, что он пока жив. Еще жив… Придавленное глухой тяжестью и необоримой тьмой сознание вбирало в себя обрывки чужих фраз, движений и, кажется, даже мыслей. Выстраивало их в цепочки. Моррель слышал, как ведьма, устав выгонять из своей палатки посторонних файернов, махнула на них рукой.

— Ладно, пусть постоят у порога, — и добавила вполголоса: — не все ли равно теперь…

Моррель попытался ухмыльнуться. Ему нравилась такая честность Суровая безрадостность слов «не все ли равно теперь» не отвлекала его мысли и силы от того самого страшного, что неизбежно приближалось. Моррель боролся. Боролся до последнего. Он совершенно не хотел умирать. Не теперь, когда он, наконец, сделал выбор. Не теперь, когда его ждала любимая самка. Не теперь, когда его жизнь только-только пыталась начаться заново… Перед сознанием Морреля невольно мелькнули дороги, которые он прошел, костры, которые он зажигал своим дыханием, бельсы, которых он вел неизвестными им путями… Файерн хрипло втянул в себя воздух, и это невинное движение отозвалось дикой болью в спине. Ему было жаль, что он так бездарно потратил свое единственное желание. И что больше уже никогда не увидит Лесс. Моррель попытался тихо произнести ее имя, но губы не слушались. Ему было безмерно жаль, что он так ничего и не…

Серый день постепенно угасал и ему на смену пришел вечер. Тоже серый и тоже ничего не обещающий. Лесс стянула сапоги, повесила плащ на вешалку и рухнула в кресло. В комнате царила темнота. Абсолютная. Лесс не хотела включать свет. Она вообще ничего не хотела делать. Даже переодеться. Хотя промокшие ноги обещали насморк на ближайшие две недели. Наверное, в этот момент Лесс даже хотелось заболеть. Или умереть. Или хотя бы пожалеть саму себя. Лесс, не сдержавшись, хлюпнула, потом хлюпнула еще раз, а потом разревелась. Наверное, это была истерика. С рыданиями, всхлипываниями и причитаниями. Может быть даже, что так было лучше. Просто… в последнее время подобные истерики стали слишком частыми. Лесс попыталась взять себя в руки и оглядела комнату. Надо было что-то сделать. Надо было срочно что-то сделать, чтобы только не думать о случившемся. Занять чем-нибудь и мозги, и руки. Например, убраться. Так, чтоб к вечеру свалиться замертво и уснуть. Лесс решительно налила воды, вооружилась тряпкой и принялась драить дом. Окна, стены, все, что попадалось ей под руку. С остервенением она вычистила все ковры, посуду, шкафы… Не чувствуя тяжести она двигала кресла и кровать. Ей нужно было вымотаться. Вконец. Вдребезги. Чтобы выспаться нормально хотя бы одну ночь. Ведь можно же вымотать даже здоровый, молодой, спортивный организм! Можно если не останавливаться, не отдыхать, если загнать себя до отупения…