— Я никогда не хотел свободы, — встал надо мной он. – Только власти.

Мне нечего было на это сказать. Глаза застилали злые слезы, а воспоминания – многочисленные картинки из прошлого, которые должны были стать мне намеком – Рафаэль верен только себе. И жаждал он не перестать быть рабом, а иметь собственных.

— Тиа, — позвал он и кончиком острия приподнял мой подбородок. – Без тебя ничего бы не получилось. Спасибо.

Я сжала ладони, выдавливая из свежих ран кровь. Призывала Яснару, но она молчала. Может, осколок ее магии был слишком слаб? Его подавляла мощь Воя Ночи, который теперь взирал на меня через глаза Рафаэля.

Интересно, он тоже теперь слышит голос божества?

— И что теперь, Рафаэль? – бесцветный голос мне будто не принадлежал.

Я не узнавала ни себя, смирившуюся с поражением и скорой смертью, ни Рафаэля, который и станет моей погибелью.

— Убьешь меня?

— Ты ведь просила, — напомнил он. – Тогда, у зеркала.

«Убей меня, когда все кончится. Знаю, мы оба этого хотим».

Я успела усмехнуться в последний раз. А потом Рафаэль с хрустом свернул мне шею.

«Любовь не всегда светла и благородна. Порой она страшнее смерти».

Грустные баллады

Это был долгий страшный сон.

Говорят, когда мы умираем, то попадаем в царство Пустоши. Самые темные, злые души она оставляет себе, обращая их в своих мрачных приспешников. Кто-то верит, что они становятся частью ее бесконечного плаща, которым богиня накрывает мир с наступлением ночи.

Те же души, в которых есть свет, становятся звездами. Самые яркие из них однажды обратятся в пыль, из которой возродится новое божество. Однако большая часть звезд просто погаснет в день, когда душа с неба вернется на землю в новом обличии.

Великий цикл, который конечен лишь для самых светлых и темных душ.

Я думала, что попала в Пустошь. Вокруг царила мгла, густая и непроглядная. Я была уверена, что моя душа, очерненная убийствами и ложью, вплелась в полотно ночи. Я настолько пала, что не заслужила перерождения? Может быть.

Но время шло, а мрак оказался не таким уж вязким. Он рассеивался, постепенно, но верно. Сквозь мрачный туман вскоре стал пробиваться свет. Мои веки затрепетали, и я открыла глаза.

Надо мной раскинулся знакомый балдахин. Перед глазами еще слегка плыло после долгого сна, но сомнений не оставалось. Я в спальне Рафаэля.

Вторая половина широкой кровати пустовала. Простыни были смяты. По подушке было ясно, что кто-то на ней спал.

Я присела и обнаружила, что одета в незнакомую сорочку на тонких бретельках. Не помню, чтобы надевала ее.

Что произошло? Бала не было? Мне все это приснилось после ночи с Рафаэлем?

«Яснара, — позвала я. – Что случилось?»

Ответа не последовало. Я попыталась достучаться до богини вновь, но она не отвечала.

«Что если бал не был сном?» — мысль ударила ледяной волной, а паника черной лентой стянула грудь. Я помнила тот кошмар, которым обернулся бал, и больше всего хотела, чтобы все было лишь ужасным сном.

Тем более тот сон кончился моей смертью. Как я могу дышать, думать и двигаться, если уже мертва?

Встав с кровати, я босиком направилась к зеркалу. От слабости слегка кружилась голова, и это ощущение усилилось стократ, когда я остановилась напротив туалетного столика.

Я стояла прямо перед зеркалом, но видела в нем лишь отражение комнаты. Мой мозг будто отключился. Реальность казалась каким-то спектаклем. Еще одним кошмарным сном.

Новый решительный шаг к зеркалу принес очередную порцию боли и сомнений. Вопросы стаей носились в голове.

Что со мной? Где мое отражение? Я сплю?

Я умерла.

Поймав свой локон, я вытянула его из-за спины и обомлела. Еще никогда мои волосы не были такими белыми.

— Проснулась, мой лучик?

Меня переполняло столько ярости и обиды, что я, не задумываясь, стиснула ладони в кулаки, едва Рафаэль появился в спальне. Холодная кровь сочилась из ран, пока я мысленно взывала к Яснаре… Но не слышала ни намека на то, что она все еще со мной.

Осознание – как удар с размаху по виску тяжеленным молотом.

Я не слышу Яснару, потому что ее со мной больше нет. Если все действительно так, как думаю, если это не жестокий розыгрыш, то обращению в вампира всегда предшествует смерть. Моя вытолкнула Яснару из сосуда моего тела и вернула обратно в заточение.

— Ты какая-то недовольная, — Рафаэль закрыл дверь и расслабленно подошел ко мне.

Внешне он никак не изменился. Разве что носил одежду подороже. На нем был черный костюм с множеством ремней и сложной, красивой вышивкой.

— Что ты сделал со мной? – прорычала сиплым после долгого молчания голосом.

Когда я заговорила, то поняла, что волосы – не единственная перемена во мне. Когда губы зашевелились, я почувствовала, что и зубы теперь ощущаются как-то иначе. Я переборола желание коснуться их. И так знала, что с ними случилось.

— Ох, этот осуждающий тон, — страдальчески скривился Рафаэль. Он попытался коснуться моей щеки, но я отпрянула. Тогда он с оскорбленным видом щелкнул языком и обиженно перечислил: — Я принес тебя сюда после бала. Ухаживал за тобой. Кормил собственной кровью, чтобы ты не проснулась с невыносимым голодом. И все ради того, чтобы встретить эту вопиющую неблагодарность!

Поразительно, каким жестоким идиотом он может быть!

— Ты убил меня.

— Ты сама просила. Забыла?

— Я просила не этого! – я оскалилась, даже не представляя, как сейчас выгляжу. Зеркала отвернулись от меня после обращения.

Однако, судя по сверкающим глазам Рафаэля, ему нравилось то, что он видит. Все-таки теперь я стала его творением и переняла его черты: белые волосы, алые глаза, клыки… Наверняка даже уши заострились.

Я осторожно коснулась их кончиков и раздосадовано вздохнула. Да. Так и есть.

— Что ты со мной сделал? – снова спросила я, но уже не нуждалась в ответе. Тело дрожало, я чувствовала, что вот-вот могу расплакаться.

Попятившись, я опустилась на стул перед бесполезным зеркалом. Уперлась локтями в колени и запустила когтистые пальцы в выцветшие волосы, низко склонившись.

— Прекрати строить из себя жертву, — безжалостно приказал Рафаэль. – Люди мечтают о том, чтобы стать вампирами! Жить веками, не знать ни болезней, ни старости! Я сам был готов убивать ради возможности обратиться. Девушки же ложатся под вампиров, превращаясь в дешевых шлюх.

— Так вот как ты думаешь обо мне? Считаешь, что спала с тобой ради этого?!

Он дернулся, как от удара, но быстро принял равнодушный вид.

— Это ты мне скажи, зачем ты со мной спала. Успокойся и произнеси это, глядя мне в глаза.

А ведь я позволяла себе думать, что Рафаэль мне нравится. Но эта симпатия изначально была неправильной, взращенной из ненависти. Неудивительно, что больная симпатия привела нас к таким последствиям.

— Я думала, мы хотим одного и того же. Остановить Валанте, не дать пробудиться злу!

— Значит, тебя во мне возбуждала… доброта? Тиа, — он сладко рассмеялся, но от сахара в его улыбке у меня свело зубы, — это даже мило. Глупо, но мило.

Мне стало так обидно от собственного бессилия. Внутри все жгло – так горели несбывшиеся надежды.

— Я думала, мы союзники.

— Мы союзники.

— Нет. Ты использовал меня! Теперь ты ответь. Поэтому ты со мной сблизился? Чтобы я верила тебе, чтобы рисковала собой ради нашего плана? Тебе просто нужна была сила богини света, а не я!

Я кричала все громче и вскоре наверняка бы сорвалась. Руки чесались ударить Рафаэля, хотя я знала, что едва ли смогу ему хотя бы царапину оставить. Может, я бы и кинулась на него, если бы Рафаэль вдруг не схватил меня за горло.

— Не смей так со мной говорить, Тиа, — прорычал он, глядя мне в глаза. Рука на моем горле была жесткой, но не причиняла боли. Рафаэль лишь сдерживал меня, но в любой момент мог из обороны перейти в атаку. – Теперь я не только твой господин, но и хозяин. Теперь ты – мое отродье.