Я была рада, что на пятницу нарисовалось культурное мероприятие, но мне нужно было решить вопрос по мероприятию на нынешний вечер. Поэтому я незамедлительно продолжила свой путь к директору. Мне повезло, что у него никого не оказалось, и я сразу смогла попасть в кабинет. Получив от секретарши обязательное, с ее точки зрения, разрешение, я постучалась в дверь.

– Арсений Павлович, можно?

– Да, Кристина, проходи, пожалуйста.

Кабинет директора был обустроен с шиком. По большей части довольно стильно, но, как по мне, с некоторым перегибом по части предметов подчеркнутой и не совсем уместной успешности. Пыль в глаза – неизменный атрибут рекламы, а уж компании, которая эту рекламу продает, и подавно… В центре кабинета стоял большой деревянный стол, наполированный так, что его блеск ослеплял людей аж в здании напротив. Сам дирик восседал на огромном для его хлипкого телосложения черном кожаном стуле. Стена за его спиной была сплошь усыпана всякими дипломами и грамотами, как китель генерала медальками и тому подобными побрякушками. К директорскому столу примыкал стол для посетителей. Но на этот раз он попросил меня сесть на место не за столом, а чуть в стороне, на отдельно стоящем и жутко неудобном кресле.

«Присаживайся вот сюда, – предложил он, указав рукой, и не отрываясь от экрана ноутбука, – я сейчас, секундочку».

Я подчинилась и села. Через несколько мгновений директор закончил свои дела и повернулся лицом ко мне, смахнув локтем ручку. Ручка упала на пол, и он полез под стол ее доставать. На секунду меня посетила забавная мысль, что он это сделал специально, чтобы нагнуться и заглянуть мне под юбку. Я сидела в настолько неудобном кресле, что шансы на успех у него, безусловно, были. Арсений Палыч все не вылезал из-под стола и чего-то там копошился. Тогда я решила проверить свою гипотезу. Медленно, насколько это было возможно, я отыграла ту самую сцену с ногами из «Основного инстинкта». С той лишь разницей, что, в отличие от Шэрон Стоун, я не собиралась демонстрировать свои прелести. Тем более в такой день, когда туда вообще не стоит заглядывать. Я владела этим приемом в совершенстве, поэтому всегда могла точно рассчитать, насколько широко следует раздвинуть ноги, чтобы «клиент» ничего не увидел.

Поскольку директор так и не высунулся из-под стола до тех пор, пока я окончательно не скрестила ноги, вывод напрашивался однозначный – этот клоун реально, как какой-то безусый школьник, рассчитывал что-то подсмотреть. Я улыбнулась, и у меня даже вырвался легкий смешок, который, я наделась, он не услышал.

– Извини, ручка закатилась, – вылезая наверх, пробубнил биг-босс. – Значит так, что я хотел… у меня для тебя неприятные новости. У тебя вообще все нормально в жизни?

– Да, все хорошо, спасибо за беспокойство, – невозмутимо ответила я.

– Тогда почему у тебя в последнее время так много проебов? Ты профакапила дэдлайн с майонезниками. Из-за этого мы попали на пени. А вот твой макет для префектуры. Это же треш и голимая халтура, не находишь? Где рамка? Почему цвет другой?

Он еще минут пять тыкал меня носом в плоды моей кропотливой работы, как тыкают щенка в наделанную лужу. Какие-то замечания были действительно справедливы, но по большей части он докапывался до меня по полнейшей ерунде. Творчество на то и творчество, что его результат не может нравиться абсолютно всем. Всегда можно сказать, что лучше так, а не эдак. Всегда можно до бесконечности что-то исправлять или переделывать. В моем случае это вообще было чужое творчество. Я лишь воплощала его на картинке. Да, иногда я что-то меняла, чтобы стало лучше. Но совсем чуть-чуть и только из наилучших побуждений. Но, как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. В какой-то момент я перестала вникать, поняв общий смысл посылаемого месседжа.

– … и это все не считая твоих постоянных опозданий на работу! – наконец, закончил свою тираду директор. Замолчав, он пристально уставился на меня. Но я тоже молчала, не понимая, что от меня в данный момент требуется. Тогда он спросил:

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Буду исправлять то, что вам не нравится. И постараюсь больше не опаздывать, – пожав плечами, ответила я.

– Эээ нет, дорогая, так не пойдет. Слишком много брака. Есть большие сомнения в твоей квалификации и, я полагаю, ты не совсем тянешь наш уровень и наши требования. Менеджеры жалуются. Юристы жалуются. Убытки от тебя возникают. Вот что мне прикажешь с тобой делать?

– Вы начальник, вам решать, – я говорила все так же спокойно и не отводя глаз.

– Я понимаю, что ты у нас уже работаешь давно, я знаю, что у тебя ребенок, которого ты воспитываешь одна. Но у нас тоже не благотворительная организация. Я не могу держать сотрудника, который ставит под угрозу целые большие проекты.

Мне казалось, что Арсений Палыч тянет время и все ждет от меня какой-то реакции. Может, слез. Может, чтобы я умоляла его не выгонять меня. Может, еще чего-нибудь. Но я старалась держаться хладнокровно, насколько это было возможно. И хотя в глубине души, разумеется, ход беседы меня ничуть не радовал, я не велась.

– Вероятно, нам придется прекратить наше сотрудничество, – продолжил директор, и положил в пенал ручку, которую все время до этого крутил в руках, – ты мне не оставляешь другого выбора.

– Я поняла. Могу идти? – я встала со своего паршивого кресла и готова была с чистой совестью пойти домой. И тут, поняв, что никаких встречных предложений от меня не будет, Сеня выложил карты на стол:

– Погоди, Кристина… сядь, – он слегка замялся и заерзал в своем огромном, будто пытающемся его сожрать, кресле. – Ты же знаешь, что я человек добрый и справедливый. Я открыт для диалога и, скажем так, урегулирования ситуации… Если хочешь, мы бы могли встретиться после работы, сесть в уютном ресторанчике и как следует все еще раз обсудить. Возможно, мы смогли бы найти точки соприкосновения и причины, чтобы не расставаться. Мне самому, поверь, этого делать совсем не хочется…

Я все поняла, но на этот раз совладала с собой и не рассмеялась.

– Ммм… Мы с вами? В ресторан? Интересно… А я думала вы по Эдикам да Вадикам…

– В смысле? – нахмурился, изумившись, директор. – Нет-нет, я не из этих. Я предпочитаю прекрасный пол. С чего ты вообще взяла, что я могу… фу, блядь…

– Ну не знаю… курилка полна слухов…

– Нет, что ты… я нормальный, поверь. На все 100%. Ну так что, сходим вечером куда-нибудь? Глядишь, и утрясем все вопросы. Или с этим есть какие-то проблемы?

– Нет, – покачала я головой, – никаких проблем. Хотя… есть одна небольшая проблемка.

– Какая? – Сенька аж привстал, превратившись в одно большое ухо.

– Я не сплю с шантажистами!

Поняв, что ловить мне тут больше нечего, я снова выкарабкалась из своего кресла и, ничего не говоря, направилась на выход. Дирик что-то мямлил мне вдогонку, якобы я все не так поняла, что ничего плохого в виду он не имел, и все в этом духе. Открыв дверь, я обернулась и насколько смогла холодно сказала:

– Позвоните, когда можно будет заехать за трудовой книжкой. Всего хорошего.

Я вышла из кабинета в смешанных чувствах. С одной стороны, я была раздосадована. Меня даже немного трясло. Терять работу совершенно не входило в мои планы, тем более так… С другой стороны, ничего страшного не произошло, и с голоду я не умру. Я даже могу какое-то время отдохнуть, заняться собой, дочерью и вообще от души выспаться. За все время работы из-за вечно поджимающих сроков я ни разу не брала отпуск, поэтому совсем не отказалась бы на недельку смотаться куда-нибудь с Настей позагорать.

Глубоко погруженная в свои мысли, я почти на автомате брела к своему рабочему месту. Вероятно, Марк заметил, что я в какой-то прострации, и подошел:

– Крис, ты в порядке? Ты какая-то пришибленная…

– Да, все хорошо… уволили просто.

– Кааак? – вскрикнул Марк, жеманно прикрыв рот ладонью. – Уволили? За что? Так… знаешь что, подруга, бросай все и пойдем-ка со мной. Все мне в подробностях сейчас обрисуешь. Придумали тоже… лучшего моего дизайнера с работы прогонять…