— Кир, — ошарашенно оторвалась я от экрана телефона через некоторое время, — эти монеты, по моим скромным подсчетам, на несколько лимонов тянут! Прикинь?! Чего мы с ними делать-то будем? Надо своим рассказать! Это же не на какой-то там Гоа, это можно в отдельные квартиры переехать!

Мысли о возможностях, которые дает найденный клад, понеслись в голове со скоростью экстремальных каруселей. Я не успевала следить за ними, меня охватило радостное возбуждение.

— Погоди радоваться, — охладил мой пыл Кирюха, — это добро еще реализовать надо.

— А в чем проблема?

— В несовершеннолетии и, как ты сказала, в исторической ценности. Ты лучше посмотри, что делать, если находишь клад.

Я снова углубилась в Интернет, и через несколько минут растерянно произнесла:

— Сдать в полицию…

— И? — Кирюха продолжал бесстрастно пускать дым в форточку.

— Получить пятьдесят процентов, — закончила я.

— Тебя это устраивает? Меня — нет.

Меня такое положение дел тоже не устраивало.

— Что же делать? — разочарованно протянула я.

— Для начала — пообедать!

Кирюха поднялся с подоконника, затушил окурок в раковине и снял закипевший чайник с огня.

Я смотрела, как он кладет масло на хлеб. Отрезает небольшими полосками и аккуратно размазывает по горбушке. Мне есть не хотелось, а Кирюхино спокойствие раздражало. Но он, похоже, не разделял моего нетерпения. Не торопясь налил в чашки кипяток, бросил пакетики заварки и начал размешивать сахар. Я слушала, как мерно стучит ложечка, и заводилась все больше и больше. Кирюха молчал.

— Кирилл! Хватит жрать! — не выдержала я. — Что делать будем? Расскажем своим?

— Сама-то как думаешь?

— Я никак не думаю! Я хочу в отдельную квартиру переехать! Надоело сталкиваться лбом возле туалета и наперегонки в ванную бегать! Хочу свою комнату! Поставить там мольберт и никому не мешать! И чтобы мне никто не мешал! И чтобы солнце, и кровать возле подоконника, а не за шкафом! И на окошке — прозрачная вуаль… — Я выдохлась.

Кирюха отложил нож и прищурился.

— Очень интересно. Ты мне об этом никогда не рассказывала.

— А ты не спрашивал! — огрызнулась я. — Серфинг, скейтинг, Гоа! Детский сад! А мне реальная жизнь нужна! Понимаешь?!

— Понимаю. Но моя реальная жизнь такова, что я своей матери об этих деньгах рассказывать не хочу. Догадываешься почему?

Я кивнула. Если тете Наташе в руки попадут деньги, то ни денег, ни толку от них не будет.

— Либо мы с тобой заодно. — Кирюха приподнял темную бровь. — Вместе сохраним, вместе реализуем, либо давай сама. Забирай все, мне не жалко!

Я оторопела. Если Кирюха откажется от своей доли, то я буду чувствовать себя последней свиньей. Уж ему-то денег всегда не хватало. Он иногда курьером подрабатывал, а что там доставлял и кому — я не спрашивала. Да он и не сказал бы.

— Ладно, — уныло протянула я. — И что мы делать будем?

— Предлагаю на пробу продать одну монету! — Кирюха, в отличие от меня, не грустил.

— Сам же сказал, что не получится! Несовершеннолетие и все такое.

— А мы неофициально попробуем. Там, где паспорта не спрашивают!

— Где это?

— У Рафика.

— Иди лесом, Кира! Не хватало еще с этими связываться. Забыл уже, как Рафик тебя по стенке размазывал каждый раз, когда мы за ворота выходили?

— Вспомнила! — присвистнул Кирюха. — Истории пятилетней давности.

— А что-то изменилось? — Я подозрительно уставилась на него.

— Мир изменился… — закадровым голосом из «Властелина колец» томно произнес он.

— Хватит прикалываться!

— Ок. Не буду. Давай собери все это быстренько, и я к Рафику сгоняю.

Он вышел из кухни, а я начала сгребать монеты со стола — они до сих пор лежали матово-блестящей грудой между нашими чашками.

На кухне вдруг стало холоднее, и я посмотрела на окошко — не забыл ли Кирюха закрыть форточку. Но задвижка была плотно завернута, а холод усилился. Я поежилась, быстро побросала в коробку оставшиеся монеты и закрыла крышкой. Вернулся Кирюха. Он был одет в черные джинсы с дырами на коленках и в свой старый черный бомбер.

— Готово? Одну оставила?

— Кир, я с тобой.

— Нефиг тебе там делать! — вдруг насупился он.

— Ну пожалуйста! Пожалста-пожалста-пожалста!

Я привстала на цыпочки, мелкими шажками просеменила к нему и взялась за отвороты его куртки. Трогательно закусила губу и сделала брови домиком. Несколько мгновений он молча смотрел мне в глаза, потом махнул рукой. Я чмокнула его в щеку и побежала собираться.

В своей комнате я быстро сменила шорты на узкие черные брюки. Волосы еще не просохли, и пришлось так и оставить их узлом на макушке. Проходя мимо зеркала, я невольно притормозила. Повернулась направо, налево, покрутилась. И все время не сводила глаз с сережек. В отражении я видела подтверждение Кирюхиных слов о том, что они мне идут. И это льстило. Ни один парень ни разу в жизни не говорил мне комплиментов! Но Кирюха не считается, как и те придурки, которые изредка клеились на улице. Смотреть на себя было приятно. Эти маленькие серьги оказались такие изящные, и мне пришло в голову, что даже у Машки Кантарии таких нет! Я полюбовалась на себя еще немного, но вдруг снова почувствовала ледяное дуновение на плечах. Я вздрогнула, оглянулась и рассмеялась — на пороге стоял Кирюха.

— Ты меня напугал!

Но он молча смотрел на меня из-под темной челки, коробка была зажата у него под мышкой. Я подошла к нему:

— Идем?

Кирюха сглотнул и подался ближе, будто хотел что-то сказать, но тут хлопнула входная дверь. Я ринулась в коридор и закрыла собой Кирюху, давая ему возможность уберечь нашу тайну.

— Привет, — сказала моя мама и поставила на пол битком набитый полиэтиленовый пакет.

— Здравствуйте, тетя Надя, — высунулся Кирюха поверх моего плеча.

У моей мамы есть такая особенность — она может пропадать неделями, а потом раз — и явиться с полными сумками продуктов как ни в чем не бывало. Раньше меня это бесило, а теперь я привыкла.

— Чем заняты? — спросила она, оглядев нас.

Я открыла рот, чтобы что-нибудь соврать, но мама повесила пальто на вешалку и скрылась в ванной. Почувствовав облегчение, я жестом поторопила Кирюху. Но он и без моих подсказок запихал коробку за пояс джинсов, опустил край футболки и тоже выдвинулся в коридор.

— Мы гулять, — бросила я маме, натягивая ботинки.

— Там дождь проливной, — отозвалась она из ванной, — промокнете.

— Мы в торговый центр! — крикнула я и пропустила Кирюху на лестницу.

Ни в какой торговый центр мы не пошли, а поднялись на чердак. Под крышей было сумрачно, а шум дождя, усиленный железным настилом, создавал ощущение, что мы под водопадом. Влажный воздух пах гнилыми досками, в нем висела застарелая пыль.

— Софи, подожди меня тут. — Кирюха закашлялся и направился к выходу на крышу.

Вскарабкался по узкой лестнице и исчез. А я огляделась по сторонам. Днем на чердаке не так уж и мрачно. Ясно различимая стопка покрышек в темном углу уже не казалась человеческой фигурой. Но все же было неуютно, словно тут кто-то прятался. Чтобы отвлечься и перестать чувствовать посторонний взгляд, я подошла к покрышкам.

Уютно свернувшись пятнистым клубком в принесенной Кирюхой коробке, спала Маруся. Я присела на корточки и потянулась к ней, чтобы погладить. Но кошка подпрыгнула, как это умеют только кошки — молниеносно, словно в каждой лапе у нее по туго скрученной пружине. Она приземлилась на все четыре и, ощетинившись, замерла, глядя огромными блестящими глазами куда-то мне за спину. Я обернулась. В полумраке мелькнул темный силуэт. От испуга я едва не рухнула на ощетинившуюся Марусю.

— Ты чего мою девочку пугаешь? — Надо мной стоял Кирюха. Руки в карманах, на губах едкая ухмылка.

— В смысле?

— В прямом — удрала от тебя, даже не попрощалась!

— Да я сама чуть от страха не померла!

— Какая-то ты нервная, — заметил он, протягивая мне руку.